одежды и повернулся к своим людям. — Нас все еще восьмеро, да?
— Да, Мацуда-доно, — сказал Юкино-сэнсей.
Мизумаки Токи был ранен, но все были на ногах.
— Мамору-кун, — дядя Такаши взглянул на чистый клинок Мамору. — Ты не убил ни одного фоньяку, — его тон был удивлённым.
— Вы мне никого не оставили, — слабо сказал он.
Дядя Такаши рассмеялся громко, почти безумно, так он звучал, когда был пьян.
— Точно, — смеялся он. — Грубо мы поступили, на, Такеру-кун?
Тоу-сама взглянул на брата, но не стал отвечать на шутку. Он убил много фоньяк тихим способом. Судя по количеству трупов у его ног, он убил не меньше его брата, но он как-то сделал это, не пролив так много крови на себя.
Бой изменил дядю Такаши и Юкино-сэнсея, сделав глаза дяди Такаши дикими, а джийю Юкино-сэнсея гиперактивной. Но Тоу-сама не изменился внешне. Кроме красных пятен и быстрого движения груди, он не отличался от безупречного себя. Казалось, маленькая армия вообще не утомила его.
Он рассеял Шепчущий Клинок, прошел туда, где Лунный Шпиль торчал из груди павшего фоньяки и вытащил его. Он стряхнул кровь с клинка, вернув оружию небесный блеск, а потом вернул его в ножны.
Бедой стальных мечей — даже таких хороших — было то, что они теряли остроту, рассекая много тел. Шепчущий Клинок не страдал от такого. Мацуда обычно переходили на Сасаяиба, одолев десятерых. Мамору догадывался, что Нагимару, Намимару и Кьёгецу уже одолели свой стандарт. Тел было так много…
Мамору много раз был на поле боя в мечтах, но те детские мечты не учитывали кровь. Он привык к ощущению крови во всех ее состояниях, но он не был готов к миру, промокшему от крови. Она ощущалась тяжелой, душила. Это была Такаюби, чистая гора ручьев и белого снега. Казалось неправильным, что красное погружалось туда, и впервые в жизни Мамору понял, почему дедушка Сусуму всегда звал кровь и манипуляцию ею грязным делом.
— На места, — приказал дядя Такаши.
Мамору пришлось перешагнуть отрубленную руку и лужу органов, которые он не смог узнать, когда его дядя указал на его место в ряду.
Фины говорили, что джиджаки и фоньяки кипели в одном море, пока копье Наги не коснулось воды, не придало им облик людей. Так они выглядели на рассвете мира? До того, как сила Наги сделала их людьми? Кипящее месиво плоти с морской пеной? Мамору рассеянно гладил большим пальцем змей-богов на граде своего меча.
«Нами. Наги. Это все, что мы есть? Просто плоть и кровь? Так много крови…».
— Мамору-кун, — голос резко вернул его из красного транса. Юкино-сэнсей смотрел на него с тревогой, но Мамору видел только брызги крови на бледном лице учителя. — Нас слишком мало, чтобы я дальше защищал тебя. Ты достаточно сильный, чтобы биться с солдатами. Это так. Но тебе нужно быть готовым…
Юкино-сэнсея перебил грохот, от которого они оба вздрогнули. Осколки льда полетели во все стороны, и Мамору увидел, как глаза учителя расширились. Кто-то пробил барьер.
— Но… — начал один из Юкино. — Как…?
Он не успел закончить, раздался грохот во второй раз. Этот порыв ветра был таким сильным, что не только разбил баунд барьера, но и оттолкнул Мамору на несколько шагов. Куски льда сыпались вокруг них. Середина барьера рухнула, Мамору и другие снова видели склон горы.
Юкино-сэнсей был прав, что фоньяки решили перегруппироваться. Солдаты в желтой форме, хоть их стало значительно меньше, отступили на несколько баундов дальше по горе — но они были не одни. Пришли новые солдаты. Солдаты в черном.
Спину Мамору покалывало, он вспомнил слова матери. Обычные солдаты носили желтое, а элитные бойцы — черное. Если видишь желтое, есть шанс. Если видишь черное, убегай.
Он крепче сжал меч.
— Черные должны быть сильными, да? — сказал дядя Такаши с голодным взглядом.
— Они разбили барьер Юкино-доно, — сказал кузен Юкино, когда ряды ранганийцев пошли в наступление, — с такого расстояния… Они — монстры.
— Их стратегия изменилась, — отметил Юкино-сэнсей, фоньяки в черном шли впереди желтых солдат. — Они посылают лучших бойцов вперед, чтобы открыть путь остальным. Этот бой станет справедливым.
Справедливым? Черные силуэты двигались слишком быстро, их невозможно было сосчитать, но их было больше восьми.
Тоу-сама и Юкино-сэнсей подняли новую вуаль снежинок вовремя. Фоньяка во главе группы повернулся в воздухе, напоминая Мамору, когда он разгонялся, и метнул атаку. Если бы Мамору не видел, как ветер побеспокоил вуаль, он не смог бы избежать этого. Он едва смог отскочить, и ветер врезался в склон горы. Даже фонья на краю атаки толкнула Мамору в облако снега. Он вскочил на ноги и задался вопросом, знал ли фоньяка даже на расстоянии, где самое слабое звено.
Дядя Такаши и кузен Юкино-сэнсея, Широ, направили атаки в главного фоньяку. Мужчина в черном отразил их, а потом меньший ледяной снаряд Юкино-сэнсея попал ему в горло, и он упал.
Солдаты в черном подступали, Юкино-сэнсей стал размытым от движений, метал копья так быстро, что Мамору едва успевал уследить. Быстрый мечник пожертвовал обычным размером снарядов, сделав их меньше, сыпал их в атакующих, как стрелы. Даже с его скоростью и рефлексами Мамору не мог представить, как идти на такую атаку. Но мужчины в черном приближались, уклоняясь и отражая снаряды, принимая удары в конечности и плечи, шагая вперед.
— Что думаешь, Такеру-кун? — дядя Такаши оглянулся. — Посмотрим, сильны ли эти монстры против божества?
Тоу-сама кивнул.
— Я готов, Нии-сама.
В тот миг Мамору понял, что увидит одну из самых продвинутых техник семь Мацуда в действии.
В отличие от Шепчущего Клинка, теория этой техники не была тайной. Это была структура из кусочков льда, соединенных жидкой водой. Когда все было сделано верно, получалось оружие с гибкостью воды и силой льда. Многие мастера-джиджаки могли достичь такого со скромным количеством воды. Это звали Ледяной Змеей.
Но, когда два взрослых Мацуда объединяли силы, получалось нечто больше змеи.
Полная сила рода Мацуда стала двигаться, дядя Такаши взял остатки барьера Юкино-сэнсея и превратил его в воду. Тоу-сама добавил в поток брата лед, создавая чешую, прочную, как сталь, и гребни, острые, как мечи. Ярость дяди Такаши сплелась с холодной точностью Тоу-самы, создав новое существо, достаточно длинное, чтобы закрыть половину перехода. Это были зубы зимы. Это была поэзия. Это был Бог воды.
Дракон Мацуда поднялся над врагами, глаза из осколков льда сверкнули силой свыше простой джийи. Он оскалил зубы, и скрежет от движения нескольких тысяч чешуек изо льда превратился в голодное шипение.
Фоньяки застыли.
Эти мужчины могли