нас от фоньяк.
Сецуко все еще была растеряна.
— Коро из Ранги могут прыгать так, как ты еще не видела, — объяснила Мисаки. — Эти стены не замедлят решительных фоньяк, да и бывают чертовы джиджаки, которые умеют карабкаться.
— Каа-чан сказала плохое слово! — воскликнул Нагаса.
— Но знаешь, что? — Мисаки подвинула стол, сдвинула дверь и прошла на крыльцо с видом на двор. — Мысль хорошая.
Она подвинула Изумо к левому боку, протянула правую ведущую руку и активировала джийю. Завладев снегом, покрывающим двор, она создала шипы изо льда длиной с руку, направленные к небу. — Посмотрим, как они приземлятся сюда.
Пока она работала, Мисаки удивилась, ощутив джийю Сецуко рядом. Сецуко подняла снег, формируя свой шип.
— Сецуко, ты не должна…
— Я хочу, чтобы они умерли, — прорычала Сецуко, направила джийю во второй шип.
Она была не очень хороша. Рыбаки-джиджаки обычно направляли силы, чтобы подогнать рыб в невод, разрезать их, когда поймали. Они редко создавали шипы против людей, и работа Сецуко была неуклюжей. Фоньяке нужно было упасть с силой, чтобы что-то сломать об ее шипы, но Мисаки не стала портить эффект. Она знала, как ощущалось, когда ты была бесполезной среди сильных бойцов, которым нужна была помощь. Потому она и начала серьезно тренироваться.
Она заметила пульс холодной джийи у локтя. Хироши стоял рядом с ней, опустив ладони на плечи Нагасы, словно успокаивал растерянного малыша, но смотрел на бесцветное небо. Из ее малышей только он был достаточно подросшим, чтобы понять, что происходило.
— Хиро-кун, будь хорошим, помоги тете, — сказала Мисаки.
— Да, Каа-чан, — Хироши тут же послушался, радуясь, что у него было занятие.
Мисаки вернулась к работе, подняла больше шипов, формация становилась выше и сильнее, пока ее джийя собиралась. Вряд ли ее шипы помогут, даже если фоньяки беспечно спрыгнут в центр дома. Но она могла выплеснуть так стресс. Это был хороший способ расслабить тело, посмотреть, что еще могла делать ее джийя… если придется ее использовать.
— Так хорошо, Каа-чан? — спросил тихий голос без эмоций.
Мисаки повернулась, ее рот удивленно раскрылся. Она не ожидала от Хироши многого, как и от Сецуко. Но пятилетний оправдал свое имя. Шипы его были почти такими же острыми и высокими, как ее. Они могли пустить кровь. Могли даже убить.
— Да, — сухо сказала она. — Очень хорошо, Хиро-кун. Спасибо.
Она убрала челку Хироши с его лица и посмотрела на мальчика.
— Я могу сделать еще что-нибудь, Каа-чан? — в голосе Хироши была редкая нота эмоции. Раздражение.
В его возрасте Хироши мог понимать только одно о себе: что он был рожден сражаться. Его дядя, отец и старший брат ушли выполнять эту цель. Но Хироши был слишком мал. И это было ужасно — понимать, что происходило, но быть слишком юным, чтобы что-то с этим делать.
— Не сегодня, — Мисаки прижала ладонь к его ледяной щеке.
— Но, Каа-чан…
— Не сегодня, — повторила Мисаки, но не могла терпеть подавленный вид сына, так что добавила, — но когда-нибудь.
Она решила с яростью, что этот день настанет. Должен. Она еще ощущала плечи Мамору, пропадающие из ее пальцев, когда она отпустила его. Потому что он был воином. И часть нее понимала, что не было ничего более жестокого, чем не пустить воина в бой, для которого он был рожден. Это было хуже смерти.
У этих мальчиков была та же кровь в венах, та же сила, то же желание. Но они были еще слишком юны, чтобы это понять. Если она не могла лишать Мамору боя, как она могла бросить этих мальчиков умирать, не дав шанса сразиться? Какой матерью она была бы?
— Вы хорошие мальчики, — сказала она. — Все трое. Вы вырастете сильными, — она погладила Нагасу по голове. — Вы найдете цель, чтобы сражаться ради нее, и вы получите шанс сразиться. Однажды. Каа-чан обеспечит вам это, — она выпрямилась. — Сецуко, мне нужно, чтобы ты взяла Изу-куна.
Сецуко была не уверена, но взяла ребенка Мисаки. Маленькая Аюми все еще была безопасно привязана к ее спине. Она открыла рот для вопроса, но звук заставил ее смолчать.
Грохот. Где-то близко. Слишком близко.
— Что это? — спросила Сецуко.
— Звук фоньи, бьющей по домам, — сказала Мисаки, раздались крики. — Они в деревне.
— З-значит… мужчины…
— Не думай об этом сейчас, — сказала Мисаки, подавляя эмоции, пока они не вышли из-под контроля. Она загнала мальчиков внутрь, закрыла дверь и заморозила ее. — Бери детей и прячься в подвале! Скорее!
— Стой… куда ты? — осведомилась Сецуко, Мисаки повернулась и побежала в дом.
— Не переживай за меня! — крикнула Мисаки поверх плеча. — Прячься! — в этот раз Мисаки не медлила на пороге додзе. Она поклонилась и побежала к стойке мечей, схватила первое попавшееся оружие. Слишком тяжелое. Она знала, не доставая его из ножен, что оно замедлит ее в бою. Она лучше билась бы с пустыми руками, но зато была бы подвижной.
Отложив меч, она взяла другой, вытащила его из ножен. Тоже слишком тяжелый. Она прикусила губу, крики пронзали воздух. На пике она могла бы биться таким оружием, но она была не в лучшей форме. Она не использовала тело, ее инстинкты притупились, мышцы размякли. Она не могла так рисковать.
Мисаки повернулась и побежала и додзе к кухне.
— Мисаки! — Сецуко перехватила ее на пути, в этот раз одна. Наверное, уже устроила детей в погребе. — Что ты делаешь?
— Не обращай внимания, — Мисаки не остановилась, заставив Сецуко бежать за ней. — Спрячься с малышами, — Мисаки добралась до кухни, упала на колени и немного разозлилась, обнаружив, что Сецуко все еще была с ней. — Я сказала: иди!
— Двери подвала защитят нас? — спросила Сецуко, вздрогнув, когда фонья врезалась во что-то недалеко от их дома.
— Нет, — Мисаки заморозила лед на костяшках. — Я защищу.
— Что…?
Мисаки отвела кулак, сосредоточила джийю и пробила половицы. Это было так просто, что она могла рассмеяться. Она закрепила доски решительно годы назад. Но с когтями и тревогой она за миг разбила дерево.
«Забыто, — пыталась сказать она себе. — Это было забыто, как и все из ее жизни раньше», — но маленький клинок не покидал ее разум и сердце. Ее ладони нашли оружие легко, словно она положила его туда вчера.
— Что это? — спросила Сецуко, Мисаки выпрямилась на коленях, стряхнула с ножен облако пыли.
— Это… — Мисаки невольно улыбнулась. — Это Дочь Тени.
Ножны покрывали изящные лозы и цветы, они выглядели как потертое дерево, хотя были сделаны из чего-то прочнее.
— Как ты, — сказал ей радостно Коли. — Милые цветы снаружи.
— А внутри? — Мисаки приподняла бровь.
— Внутри… — он просиял, — как ты.