Читать интересную книгу Стальные крылья - Gedzerath

«Ну что, блядь, удовлетворил свое любопытство?!».

Погрузившись по грудь, я рывком провалился в каменное желе по самую шею. Не помогли ни рывки, ни заполошное биение крыльев, вызвавшее небольшой ураган, подхвативший развивавшуюся гриву Селестии и завивший ее в гротескный нимб над застывшей на дыбках крылатой кобылицей.

«Не закричать! Главное – не закричать! Пусть все пройдет достойно!» – убеждал себя я, слепо двигая ногами в вязком желе и погружаясь по самые ноздри в текущей камень. Застыть неподвижной статуей в дальнем углу роскошного дворца – это была совсем не та смерть, которую я ожидал. Но кажется, вполне в духе «доброй и мудрой» тысячелетней правительницы.

«Не кричать… Не кричать!».

Камень обжег ноздри и крепко зажмуренные веки.

«Не кричать. Не кри…».

– «Мама!» – пискнул я. Свет померк, оставив после себя лишь ощущение бесконечного падения в непроглядную темноту.

***

Звон. Звяканье и звон. Ритмичные подергивания тела, лежащего на каком-то твердом возвышении. Боль в ногах, выворачивающая боль в крыльях, полыхающая боль во внутренностях. Ритмичные шлепки чужого тела между задних ног. Рывки. Шлепки. Звон… Довольный рык и клекот существа. Не пони.

Темнота, расступающаяся перед светом факелов на стенах. Грязный камень кладки. Существ двое. Холод стали во рту. Разжимающиеся челюсти. Чужая плоть во мне. Рывки. Шлепки. Чавкающее семя.

Скрежет. Стук. Рывки. Звон сорванных цепей. Клекот. Крики. Хрип. Удар, удар, удар…

Темнота.

Это… Это крюк? Ржавый, давно не чищеный крюк высовывает свой остро наточенный кончик из моей ноги. Каждое мое движение сопровождается звяканьем цепей, болью от движения в ранах прицепленных к ним крюков убеждая меня в абсолютной реальности происходящего. Какая-то палка больно колет меня в бок, больно впиваясь под ребра при каждом вдохе.

– «Возвращайся….» – тихий, смутно знакомый голос вновь шелестит со всех сторон. Не реагируя на призыв, я ползу по грязному, заляпанному нечистотами полу, содрогаясь от рыданий. Мешающие мне палки на поверку оказываются торчащим из переломанных крыльев костями, мерзким скрежетом по камням вызывая взрывы боли в моей спине и плечах.

Мой путь лежит мимо тел каких-то химер, чьи кишки вываливаются из рваных ран на животе, наматываясь на сведенные судорогой кошачьи лапы. Мимо цепей, сиротливо позвякивающих на сквозняке, мимо какой-то высокой, испачканной кровью и испражнениями скамейки – дальше, к дальней стене, в которой открывается проход наверх, к мрачной железной лестнице.

Сверху льется ослепляющий свет. Очередной сияющий молочным светом провал на вершине цепочки железных ступеней, из которого несутся звуки копыт, шуршание одежды, обрывки разговоров множества пони, периодически заглушаемые какой-то помпезной, витиеватой мелодией, исполняемой, по меньшей мере, целым оркестром. Множество грязных, гремящих ступеней, которые мне придется преодолеть. Самому. Только самому.

– «Возвращайся! Прошу тебя!»

«Нет! Я должен… Я должна доползти! Должна предупредить! Еще чуть-чуть…».

Боль выворачивает меня наизнанку, не давая встать на ноги, но я хватаюсь зубами за поросшую грязью перекладину, и, скуля и плача от боли, делаю первый рывок наверх…

– «ВОЗВРАЩАЙСЯ!».

Темнота.

***

– «Держи ее крепче!».

Распахнув глаза, я обнаружил себя валяющимся на полу, в окружении чего-то, похожего на длинные конские ноги. Да, это определенно были ноги двух царственных сестер, если только в этом королевстве не появились другие кобылы синего и белого цветов, таскающие на себе довольно тяжелые на вид золотые и серебряные накопытники. И на которые я только что от души наблевал.

Не сдержавшись, я вновь изверг из себя содержимое желудка, испачкав молочно-белой жидкостью с прожилками крови ноги стоящих передо мной принцесс. Пахнущая сладким лужа уже растекалась подо мной, выпачкав мою морду и живот липкими остатками «изысканных» коктейлей.

– «Что ты наделала, Селли?!».

– «В мою лабораторию! Флакон за атласом стихий, живо!» – раздался надо мной сосредоточенный голос Селестии. Какая-то сила распялила меня на полу, мешая мне подтянуть к своей морде раздираемые острой, нестерпимой болью ноги. Не сдержавшись, я застонал, почувствовав, как боль начинает с нарастающей силой выкручивать мои крылья и попытался запрокинуть голову назад, стараясь хоть немного уменьшить огненной лавой растекавшуюся по позвоночнику боль.

– «Быстрее, сестра. Оно агонирует».

– «Бугл…» – некстати возникшая рвота и запрокинутая голова грозили превратить меня в тошнотворную пародию на фонтан Дружбы народов, но опустившаяся нога Принцессы с силой прижала мою голову к полу, не давая мне повторить почетную смерть Атиллы.

– «Хорошо. Теперь будь внимательнее – по полторы капли в каждые ухо и глаз. Полторы – не более!».

Каждая капля прокатывалась по мне словно тяжелый шар, снимая рвущую тело боль и оставляя после себя лишь холод, ледяной коркой сковывающий мои внутренности. Мое тело расслабилось и с судорожным вздохом я рухнул мордой в растекшуюся подо мной лужу. Тяжесть, сжимавшая до того каждый мой член, пропала, уступив свое место нарастающей слабости, не хуже заклинания принцесс прижавшей меня к испачканному полу.

– «Что с ней, Принцесса? Скажите, с ней все будет в порядке?».

«А это еще кто? Знакомый какой голос…».

– «Думаю, теперь да. Ты просто молодец».

Лед, сковывающий мою голову и шею, переполз на грудь, затем – на живот и крылья. Становилось трудно дышать.

– «Теперь нам понадобиться твоя помощь, моя верная ученица. Сейчас оно…».

Темнота.

Пробуждение было резким. Словно еще мгновение назад я корчился в спазмах агонии на полу зала – а теперь уже лежал на удобной кушетке, стоявшей рядом с огромным витражным окном зала. Похоже, что с того момента прошло довольно много времени – под большим куполообразным потолком уже скопились серые тени, скрывая расположенные на нем фрески и лепнину. Стекая по колоннам и стенам, они погружали зал в темноту, и лишь заходящее солнце скупо освещало передний ряд колонн, бросавших отраженный свет на казавшийся серым в вечернем свете трон. Кушетка стояла возле самого окна, на возвышении, откуда я мог хорошо видеть резную спинку трона, скрывавшую от меня большую часть помещения. Боли не было, лишь легкая усталость, словно я вновь пролетел весь путь от Понивилля до Кантерлота, нагруженный тяжелыми мешками с почтой. От нечего делать, я опустил голову обратно на кушетку и бесцельно смотрел на мозаику, серебром затейливых линий украшавшую потолок зала, чувствуя, как медленно расслабляется сведенное судорогой ужаса тело. В моих ушах до сих пор звучало пронзительное звяканье цепей, шипение факелов, и я почувствовал, что с содроганием лихорадочно ощупываю свои здоровые, ничем не поврежденные крылья и пах. Кажется, все было на месте, но еще несколько долгих минут я тщательно обследовал копытами свое тело, убеждаясь в отсутствии привидевшихся мне страшных ран и следов насилия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});