Читать интересную книгу Новый Мир ( № 12 2010) - Новый Мир Новый Мир

Искусство — движение к замкнутости.

Поэтому со временем становится “не о чем писать”: не потому что нет внешнего объекта, — сколько угодно их валяется на обочине жизни… — а потому что они все менее значительными кажутся… как все, что вне себя видишь и ощущаешь.

Теряется смысл писания: все нужное постепенно осознаешь, вычерчен внутри себя круг, самому себе уже нечего объяснять, а то, что снаружи… Стимул пропадает.

Редко, но бывает…

Сколько лет пишу, а литературу не полюбил. Я про чтение чужих книг. Не люблю вид испещренного однообразными значками листа. Как увижу, охватывает скука.

А в детстве обожал, много страниц, не разжевывая, проглотил.

Хочется “суггестивности”, как говорил Ван Гог. Имея, правда, в виду краски, но не все ли равно…

Бывает, но страшно редко, посмотришь на лист — нет значков, одни картины, и я тут же среди них!..

Знаю, есть люди, беззвучно впитывающие черные значки, они сразу в умной голове перерождаются в понятия, числа, мысли…

С уважением приподнимаю шляпу… — и думаю, как бы мимо прошмыгнуть...

Альберт Швейцер…

Вижу только одну идею, на которую надеюсь. Если не она, ничто не поможет. Это простая мысль или скорей чувство, которое выразил Альберт Швейцер: “уважение к жизни”.

Она стоит над религиями, не противореча ни одной из них, не вступая в споры и разногласия. В то же время она реальна, ничего не обещает где-то “за порогом” — все только здесь, имеет точки приложения.

Она не противоречит атеистическому, научному взгляду на мир, на эволюцию, на все живое. Ничего тоньше, сложней и красивей, чем жизнь, мы не знаем и, видимо, не узнаем.

Она объединяет все живое, не выделяя человека из общего ряда живых существ, не давая ему никаких преимуществ. Но возлагая на него ответственность как на самое сильное и разумное существо в мире.

И тут не нужно философствовать, “подводить базу”, цитировать умные речи. Мне эти два слова Швейцера представляются настолько ясными и очевидными, что ничего рядом не поставишь.

Это и цельная концепция, и общее направление развития, и точка приложения усилий.

И без слов понятно, что надо сохранить, что умерить, чем поступиться в нашей жизни.

Она не исключает многогранные подходы, разнообразные усилия, широкий спектр действий.

И что особо важно — она реальна в индивидуальном, домашнем применении. И это, может, важней всего.

Против умных…

Биологический нонконформизм: никаких принципов, просто тошнит от умения любую мерзость объяснить.

Про ждать…

Одного старого писателя я, начинающий, спросил:

— У вас бывает, страшно хочется писать... и не знаешь что, что...

Он говорит:

— С этого все и начинается, тогда надо ждать.

— А если не ждать?

— Тогда понос.

Внук полка…

Начинать творческие дела в зрелом возрасте имеет преимущества: лучше знаешь, что хочешь выразить. Но чувствуешь себя как “сын полка”: родной полк отвоевал, постарел и вымер, а ты… только начинаешь…

Хрюшин полк…

Думал о Хрюше, самом удивительном моем котике. Он убедил меня, что в речи главное не слова, а интонация, ритмы, звуки... Он говорил со мной на своем языке, долго, страстно, длинными периодами...

Бежит рядом и рассказывает, что было, пока меня не было.

А я отвечал ему: “Да, Хрюша, понимаю тебя”.

Мой мир…

Умер Михаил Рогинский, замечательный человек и художник.

Я с ним немного общался в начале своей живописи, показывал свои работы, смотрел его картины, мне все было в них интересно.

В одном из писем из Парижа Рогинский писал: “У нас живопись была — „мой мир”, а здесь — просто живопись…”

Разумеется, “мой мир” и “просто живопись” — крайние точки, разные художники на этой шкале в разных местах. Кандинский — больше “живопись”, он интересовался ее элементами. Пикассо — тоже сюда, хотя потеплей. Миша Рогинский с его “Чайником” и “Спичками” — ближе к “моему миру”, что бы ни декларировал в разные времена. Важно, сколько страсти, сердца художник вкладывает и в простые элементы живописи (Кандинский), и в свои лабораторные опыты (Сезанн). Если много вложено, сердце пробьет любую схему.

Понятней, ближе, когда люди не зажимают сердце в кулак, а сразу, прямо чувством говорят. Если прямо и сразу, то есть шанс, что не банальность. Почти все великое, что сделано в искусстве, идет от искреннего переживания, непосредственного чувства.

Темы и Типы…

Есть художники, независимо от таланта, которые пишут о том, что знают. Иногда они рассказчики, иногда исследователи. Художники — в широком смысле, я имею в виду — и писатели и живописцы, а может, еще музыканты...

Сезанн пятна бы не поставил, если б не знал, какое здесь должно быть. Но доходил до этого не теорией, а чувством, интуицией, оттого писал картины невыносимо долго.

Моэм писал о себе в автобиографических “Итогах” — с холодком и полным пониманием того, что хочет сказать. А чего не знал, того не писал. Оттого, наверное, романы так себе у него…

И даже великий визионер Эль Греко, пусть сидел в темноте и представлял — но видел ясно, а потом писал.

И разумом и чувством они доходили до своего предела, но писали только то, что знали. Или им так казалось.

Другой тип художника — ему неинтересно писать о том, что знает. Если он рассказчик, то неинтересно рассказывать такое. Если исследователь — тем более, ищет то, что знает недостаточно. Если такой художник пишет о себе, что и как он будет писать? Антипод Моэма, он будет искать то, что в себе не понимает. Но как писать о том, чего не понимаешь? Постепенно приближаясь? Вокруг да около, сужая круг? Ставя больше вопросов, чем находя ответов?

Читая умные, наполненные рассуждениями воспоминания, рассказы о жизни “как она есть”, а такие книги сейчас особую ценность представляют... ловлю себя на мысли, что в них, в сущности, снята “стружка” с жизни. Это может быть интересно и ловко сделано и полезно читающему... но до поры, пока он не начнет ставить свои вопросы, искать аналогии. Тогда лучше взять книгу, где ничто не сказано из точно известного, а только — вопросы, только вторжение в область неясности, только нащупана проблема…

Только ощущение невозможности дотянуться...

Про рыб…

— Фу, обглоданные рыбы...

Не раз на выставках услышишь. Голоса любителей прекрасного.

Другие, с постной миной — евангельскую рыбу вспомнили...

А художник... ничего такого не хотел.

Съел рыбешек, скелетики нарисовал.

Графичный у них, говорит, скелетик.

Рем и Паоло…

Учитель спросил как-то: “Любите этих сикейросов?”

Мне не нравились.

Он кивнул: “Живопись не должна кричать”.

Тонкий художник с идеальной чувствительностью к цвету.

Я грубей, но крика тоже не люблю.

Люблю “Снятие с креста” Рембрандта, там буднично, тихо, грязновато — и страшно.

И не люблю, как это же у Паоло Рубения — роскошно, громко, почти весело…

Круговая порука…

Восприятие глазом изображения как целого — глубже времени, стиля, культуры, это физиология. Ни на какой козе не объедешь.

Нашему глазу и голове присуще понимание свойства света, аналогичное которому в оптике называют интерференцией. Если картина устроена правильно, то все как по маслу происходит, изображение падает на дно глаза и свободно проникает в голову. А если неправильно устроено, то глаз дерет,

в голове сумятица…

Дело не в том, хорошая картина или плоха, — цельное ли изображение, вот в чем вопрос. Если цельное, тогда начнется разговор, хорошая — плохая... Может, отвратительная она, а может, гениальная.

Источник света, это первое. Он может быть невидим, но предполагается за пределами картины, например за открытым окном. Из источника вырывается, исходит или сочится свет, падает на все, что мы видим в пределах картинной рамы. Если падает монотонно, ровно, скучно, постепенно ослабевая к границам изображения, то ничто не привлекает в картине сильней самого источника, или его отражения, или дырки, из которой исходит. Помимо нашей воли происходит — глаз сам знает, куда ему стремиться. Миллионы лет эволюции потрудились, нас бессознательно привлекают самое светлое и самое темное пятна, мы ведь в пещерах родились…