Остальное — хлам…
Избыточный цвет теряет напряжение. Смотрите, как Ван Гог среди зеленой чащи ставит маленькое красное пятнышко, чувствуется, рука от напряжения дрожит, и это нам передается. Чуть-чуть, а много сказано! Напряжение цвета, и в нас — напряжение, равновесие на грани, дыхание учащается…
Но большинству — подай корыто цвета!
Издержки свободы: хлеба и зрелищ, попсу на блюдечке с каемочкой…
А желающие подработать уже выстроились — “сейчас изобразим”.
Искусство было и есть — не для многих, оно аристократично, остальное — хлам на продажу.
Не болтай…
В искусстве нет ничего жальче и смешней, чем “декларации о намерениях” и объяснения задним числом — “что я хотел сказать…”.
Убей Будду…
Пикассо говорил, что художникам нужно выкалывать глаза.
А писакам, по-моему, — укорачивать память, чтобы слова забывать стали: короче и выразительней начнут писать.
Встретишь писателя — убей писателя…
Один художник говорил:
— Пиши с натуры, сколько хочешь взять... а потом не забудь ее тряпочкой прикрыть.
То же и в прозе, сам себе говорю:
— Пиши-пиши “про жисть”... да не забудь ее вовремя тряпочкой прикрыть.
Упрекнули в необщительности…
Дожить до 70 и общаться с теми, кто неинтересен, неприятен?..
Значит, зря жил.
Может, все равно зря, но зачем усугублять?..
Про червя…
Во всех передрягах больше всего жаль зверей. Еще птиц. И особенно червя. Он через себя готов всю грязь пропустить ради зернышка ничтожного, незаметного никому. Живет среди нас бесценный зверь, превращающий мусор в чернозем.
Без дураков…
Печально. Дожить до больших чисел, если днями прожитое считать, тем более часами, — и понять: пальцев на одной руке хватит — истинно свое пересчитать.
Если без дураков считать.
Задушевное…
О душе чаще всех говорят те, у кого за ней ничего нет.
Бессловесное начало…
Не верю, что “в начале было слово”, — мир возник бессловесным.
Первыми были образы, сотканные из ощущений, осязательных и зрительных. Грубые фигурки и наскальные рисунки. Тогда люди не обладали еще способностью отображать мир словами.
Чувственные ассоциации, как это доказывают нам звери, способны приводить к серьезным решениям и, главное, развивают представление о мире. Путь, параллельный второй сигнальной системе, слову, и во многом более успешный.
Наиболее важные решения — когда слова еще не сказаны.
ИМХО, как говорят в Сети…
Писатель-художник, как все люди, слаб, ошибается, склонен к иллюзиям. Одна из них — что он за свои труды достоин любви и уважения читателей-зрителей. Это бред. Ничто так не отделяется от автора-творца, как сделанное словами или красками. Живет своей жизнью. Все, что можно сделать, чтобы творческая Вещь не сгинула, не погибла преждевременно, нужно сделать — минимум для совести. При этом не кланяться, не унижаться, не просить, не ждать, не надеяться, своего достоинства не терять.
Сотня экземпляров книжки, репродукция в Интернете…
Дальше у них своя жизнь.
Автор тихо в своем углу живет, ест-пьет что имеет, никому не нужен, ни-ко-му — он должен вовремя понять.
Жена, собака, кошка, любимый пейзажик на стене...
Не так уж мало.
Враг зрения…
Вера во “вторую сигнальную систему” чрезмерна. Слово прерывает цепочку зрительных и прочих чувственных ассоциаций, направляет нас на довольно узкую дорожку, с которой трудно сойти.
А наши первые впечатления оказываются точней умных рассуждений.
Самому себе нечего сказать: развитие происходит путем интуитивного нащупывания собственных пристрастий и влечений.
Не зная еще толком языка, люди уже многое знали про зрительные образы, об этом свидетельствует пещерная живопись.
Много лет общаясь со зверями, вижу, что они гораздо ближе к пониманию сложных связей в мире, чем мы привыкли думать, — и это благодаря длинным цепям чувственных ассоциаций, и слов не требуется. Начальный сигнал — цепь ассоциаций — цельный образ — поведенческая реакция на него.
Язык определяет вещи и события точней, чем они есть, — омертвляет, обрубая сложные ассоциативные цепи, оставляя только те, что идут через понятия, слова, а всю систему чувственных ассоциаций отрезает.
То, что видно…
Есть такое свойство хороших картин, текстов, музыки и, наверное, всего хорошего в искусстве. А может, и не только в нем.
Хорошее видно на расстоянии.
Входишь в зал, картинка висит на противоположной стене, но сразу видна.
Так получается, если крупно строилась.
Крупное построение вещи — как крупный жест у артиста.
Крупно построенная картина сразу видна на миниатюрах — не теряется.
Физика в лирике…
Через три точки, не лежащие на одной прямой, можно провести окружность, притом только одну.
Закон трех пятен, он и на холсте закон.
И распределение по Гауссу применимо — и в живописи и в прозе.
Только хорошо спрятано.
Фокусы времени…
Заблуждение, что нужно время, чтобы что-то интересное сделать.
Все наоборот! — когда начинает получаться интересное, вдруг время появляется, и даже на всякую чепуху.
Но это то ли постоянно забывается, то ли творческому бессилию оправдания нужны… — времени, мол, нет, — отвлекают...
Физиология творчества…
Ненавижу гламур с его вымытыми бокалами и фруктами, чистенькими скатерками, псевдоголландской роскошью, усладой обывателя... а за всем этим обычно (бывают мастерские исключения) — вялая композиция, необязательность и многословие, смотришь — вот это убрать бы, а это переставить...
Между прочим, тяга к художественным изображениям, к цвету, к пятнам… каким-то образом связана со слюнотечением. Возможно, частный случай более общей закономерности, связи между усилением деятельности всех желез — и творчеством. Напрашивается образ паука с его жидким секретом, моментально отвердевающим на воздухе…
Разумный эгоизм…
Самый безнадежный вопрос — “а что хотел автор сказать своей картиной, книгой?..”.
Оставьте автора в покое, может, у него любимая умерла, а может, пятка чесалась. Есть только один, дающий шансы на ответ вопрос — “а что эта книга, картина — для меня, для меня?..”.
Варево сварено…
Вспоминается гениальная сказка про суп из топора: голодный солдат приходит к жадной старухе и уговаривает ее сварить щи из топора, добавив по ходу дела всякой малозначительной мелочи…
В сущности, любая творческая вещь — “суп из топора”. В основе, в начале — сильный образ, впечатление, чувство, далее — логика реализации по законам метода, жанра, материала, и в результате — все, что угодно, от точного соответствия до полной неузнаваемости…
Суп с котом…
Индивидуальная жизнь по мере завершения превращается в творческую вещь, подобную картине, скульптуре; у нее свои внутренние связи, координаты, она не имеет отношения к истории, ко времени…
Потом — не знаю… Или пропадает, или превращается в наскальный рисунок — на все времена.
Связи с изо…
Мне говаривал учитель про цвет — должен такой быть, чтобы невозможно было назвать имена пигментов. Настоящий цвет не купишь в магазине даже самых прекрасных красок. Так меня учили люди, которые учились у Сезанна, через них его голос до меня дошел.
И еще. Не важно, с чего начинается, каким путем получено изображение, — через фотографию, натуру или рисунок трещин на потолке…
“Примитивы…”
Во времена упадков, жеманства, засилья плоской “новизны” авангарда... себялюбия, наживы... именно простота спасает дело: то, что в просторечии именуют “примитивом” и что, в сущности, главное в любом искусстве. Проявление внутреннего механизма в чистом виде — выбивает на поверхность как источник из глубины…
Для меня интересней всего эти люди, сохранившие в наших условиях искренность и непосредственное отношение ко всему живому. Идиоты нашего времени. Не шизики, а простаки. Все великие книги — о простаках.