видел беглецов на рынке, но толком не может сказать, что они делали и куда направлялись. Еще немного — и люди обо всем догадаются. Один слух — и все ему поверят.
С каждым часом сложнее молчать, и я хочу заявить о пропаже королевича во всеуслышанье. Но как это будет выглядеть? Мало того, что Харэн окажется в большей опасности, его еще и запомнят как сбежавшего наследника. А если это вопрос жизни и смерти? Разве я имею право колебаться и думать о каких-то последствиях, если основная задача — вернуть его домой живым? Как же я хочу увидеть его снова!
Ларрэт весь день в слезах и на нервах, не выходит из кабинета, пьет успокоительные отвары и никого не принимает, кроме меня. Айрон от нее почти не отходит.
— Ну? — спрашивает она, вскакивая с места, когда я в очередной раз захожу к ней с вестями.
— Говорят, их видели в одном из столичных баров этой ночью.
— Г-где? Быть не может! Не верю, Харэн не мог…
— В каком из? — спрашивает Айрон, напротив, чуть обрадовавшись хоть каким-то новостям.
— Который напротив смотровой. Управляющего на месте не было, все со слов посетителей.
— Им померещилось! Что мой сын там забыл?
— Лар, успокойся. — Айрон берет ее за руку.
— Как?! Он зависает ночью с какими-то пьяницами! Я ему такое устрою, когда он вернется! А этого Цэккая, или как его там, — казню!
— Даже если это все правда. Ты же знаешь, я был таким же. Ну и? Сильно бестолковым вырос?
— Хватит сравнивать себя с ним. — Ларрэт говорит сквозь зубы.
— Почему это?
— Он не ты.
— Но Харэн мой сын.
— Нет.
— Что значит нет?..
Повисает молчание. Я до последнего надеялся, что она не совершит в сердцах глупость, но я ошибся и не предусмотрел, что в таком состоянии Ларрэт способна на что угодно. Даже убить.
— Он не твой сын, — отвечает она твердо. Глаза ее в один миг высыхают, в них не найти сожаления. Она не прячет их — смотрит на Айрона в упор, будто хочет обжечь его дотла.
— Вен, выйди, — говорит он приказным тоном, не взглянув на меня.
— Нет, он остается. — Ларрэт хватает меня за запястье и впивается ногтями в кожу.
— Это не его дело.
— Нет. — Она сжимает мою руку еще сильнее. Из моих вен вот-вот потечет струя крови, но я и без этого готов умереть на месте от стыда.
Айрон переводит внимание с жены на мою руку, затем — на меня самого, долго меряет взглядом. Неужели он настолько доверял мне, что и сейчас не сразу все понял?
— Это правда? — спрашивает.
— Да. — Не могу же я сказать, что Ларрэт бредит.
— Ах ты… — Сжимает кулаки.
— Айрон, только не вздумай! — Ларрэт встает между нами.
— Отойди, мы поговорим. — Он скалит зубы. — А лучше иди прочь, если не хочешь поучаствовать.
— Сейчас не время махать кулаками! И вообще, не забывай, что у него оружие!.. Он тебя…
— Никто никого не убьет, — говорю, все еще оставаясь невозмутимым. — Тебе правда лучше выйти. — Она наконец отпускает меня и, угрожающе на нас посмотрев, спешно уходит.
Как только она исчезает, Айрон валит меня на пол и лупит изо всех сил — я только защищаюсь, прикрывая лицо руками, не бью в ответ. А мог бы дотянуться до кинжала: стало быть, Айрон все еще подсознательно доверяет мне, если сперва не обезоружил. Но вряд ли он успел это осмыслить и вряд ли о чем-то думает сейчас. Он дерется неумело, ударяет не по самым уязвимым местам и не так сильно, чтоб я скорчился от боли. Руки его не натренированы, но по природе крепкие — он мог бы стать неплохим стражником, если родился бы в другой семье.
Закончив, он схватывает меня за ворот, приподнимает, чуть не отрывая с груди значок. Его губы хотят что-то сказать, но полные презрения глаза исчерпывающи, они обжигают сильнее самых крепких проклятий.
***
Айрон ночевал не в замке. Прошел еще один день, снова вечер. Где этих двоих только не видели. Если верить жителям, Харэн с Цэккаем за два дня обошли весь Инэм.
Если раньше я занимался только поисками, то теперь приходится еще и успокаивать ее. Я уже не знаю, какими еще словами утешить Ларрэт. Мы оба считаем себя виноватыми: я не могу найти Харэна, а она винит себя в том, что он ушел. Я все еще верю, что он найдется, но ничего не будет прежним — в этом не приходится сомневаться. Айрон не простит предательство: ни мое, ни Ларрэт. Согласится ли он молчать ради Харэна? Я не знаю.
Драку мы с ней не обсудили, не до этого, но по моим синякам легко догадаться, что она состоялась.
— Выпей хотя бы немного. — Я протягиваю ей стакан воды.
— Не хочу. — Она полулежит на столе и смотрит в одну точку.
— Ты доведешь себя.
— Он бы уже вернулся, если бы ничего не случилось.
— У него при себе оружие и личный слуга. Скорее всего, ему просто стыдно за свой поступок, и он не спешит возвращаться. Знает, что получит по заслугам.
— Я казню Цэккая… И только посмей его защищать.
— Харэн тебе этого не простит. И потом, как ты это объяснишь людям? Возьмешь и спокойно казнишь ребенка? Думаешь, все закроют на это глаза?
— Он не ребенок.
— Он тоже чьей-то сын.
Нас перебивает стук в дверь.
— Да, — говорю громко.
— Господин, — кланяется вошедший стражник, — можно Вас ненадолго?
— Вы нашли его?.. — вырывается у Ларрэт.
— Нет, госпожа. — Но вид у него встревоженный.
— Я скоро вернусь, — говорю ей. — Ну? — спрашиваю у слуги за дверью.
— Цэккая нашли. Вернее, он сам явился только что. Он внизу, в кладовой, один.
— Оставайся здесь и проследи, чтобы госпожа не вышла. Ей ни слова.
Цэккай вздрагивает, когда я захлопываю за собой дверь. Он опустил голову и заложил руки за спину.
— Докладывай, — приказываю. — Где Харэн?
— Господин, я не хотел…
— Где он? Отвечай.
— Я видел господина на рынке в последний раз. Я отвлекся и потерял его.
— Что значит потерял?!
— У меня спросили дорогу. Когда я обернулся, его уже не было. Он сам бы не ушел.
— Хочешь сказать, тебя отвлекли специально?
— Да.
— Кто это был? Опиши. Он походил на адасца?
— Да. У него была большая повязка на глазу.
— Ты уверен? Она была справа? — Он кивает. — Это было сегодня?
— Вчера вечером.
— Ну и где ты шлялся весь день?
— Я искал его… — Он весь красный, с его лба стекает пот. — Что теперь будет?