Надо же, он все еще жив… Какая она, однако, умница, эта рыжеволосая южаночка из Прованса!
Эме повернул голову. Кровать в комнате была широкой, но его спасительница предпочла оставить большую часть этого пространства раненому, деликатно прикорнув на самом краешке. Девушка даже не разделась и, тем более, не переоделась. Оставаясь в темном мужском колете, расстегнутом сейчас почти до пояса так, что на груди видно было тонкое полотно рубахи, и панталонах. Ни дать ни взять, хрупкий мальчишка-паж. Только локоны, длинные, рыжевато-каштановые, вьющиеся, свободно разметались по подушке. Эме осторожно освободил руку, которую пальцы маркизы продолжали удерживать даже во сне. И, не справившись с внезапным искушением, дотронулся до ближайшей к нему пряди, медленно пропуская сквозь пальцы мягкий шелк женских волос. Зачем? Он и сам не мог объяснить.
Девушка спала чутко. Даже этого легкого движения оказалось достаточно, чтобы она мгновенно села на постели, проворно поджав ноги и перехватив рубаху рукой у самого ворота.
– Вам очень идет мужское платье, сударыня, – вздохнул де Фобер. Собственный голос доносился откуда-то издалека, словно уши были забиты той же корпией, что и рана. Ну и натопили они тут, дышать невозможно. Шевалье вяло постарался избавиться от одеяла. – Только не говорите мне, что уже наступило лето.
Глаза Виолетты испуганно округлились.
– Нет, просто у вас начался жар, – она тут же потянулась ладонью ко лбу лейтенанта. Впрочем, этого можно было и не делать. Глаза де Фобера блестели, а на бледных щеках явственно проступили алые пятна – верный знак обещанной врачом горячки.
– Может быть, – Эме показалось, что пальцы у маркизы ледяные. Наверное, насчет жара она права. – А еще я умираю от жажды.
– Сейчас, – девушка, соскользнув на пол, налила что-то из небольшого кувшина в серебряную плошку. И осторожно поднесла к губам раненого. – Пейте.
Как и предполагал шевалье, это была не вода. Что-то терпкое и горькое. Он невольно припомнил отвар цинхоны, которым потчевал страдающего от лихорадки аббата де Линя.
«Определенно, Всевышний не лишен чувства юмора».
Что удивительно, после этой горечи Эме стало легче. Голова на какое-то время прояснилась.
– Чем закончились ваши упражнения с зондом? – пользуясь случаем, поинтересовался он, отстраняя руку мадемуазель де Лажуа и переворачиваясь на здоровый бок. Любое движение все еще причиняло боль, но теперь не такую резкую, а вполне терпимую.
– В следующий раз постарайтесь, чтобы вас закололи насмерть, – с чувством выдохнула девушка. – В жизни больше не возьму в руки эту штуковину!
Она с самым деловитым видом плеснула в медный таз немного воды, потом добавила что-то из большой пыльной бутыли. В комнате запахло уксусом.
Де Фобер тем временем все-таки умудрился, несмотря на слабость, выбраться из-под одеяла. И тут же, тихо чертыхнувшись, натянул его обратно.
– Я ведь просил вас оставить в покое мои штаны! – возмущенно заявил он.
– Не говорите глупостей, – отмахнулась Виолетта, выжимая губку. – Вся ваша одежда была испорчена водой и кровью. Да и потом…
Эме давно уже вышел из возраста, когда он стыдился женщин или своей наготы. Поэтому собственная нынешняя реакция всерьез поставила его в тупик.
– Вы еще ребенок, – процедил он упрямо. – Какого дьявола суете нос туда, куда не следует?!
– Ну, разумеется, – теперь в свою очередь возмутилась и маркиза. – Когда вы рвете мою рубаху на глазах у своих гвардейцев, в этом нет ничего предосудительного. А когда дело касается ваших штанов, то сие, без сомнения, преступление против морали и нравственности. Смею вас заверить, там я не увидела ничего ранее мне неизвестного, – солгала она мстительно. На самом деле лейтенант совершенно напрасно упрекал мадемуазель де Лажуа в посягательстве на свое исподнее. Злосчастные штаны были целиком и полностью на совести мэтра Жерара.
– Вижу, герцог де Бофор многому вас научил, – вырвалось у Эме.
Бледные щеки девушки моментально вспыхнули.
– Ну, знаете! При чем тут де Бофор?
– Простите, сударыня. У меня жар и бред. Разумеется, ваши отношения с герцогом – не мое дело, – Эме уставился в окно. – Кажется, вчера я вам тоже грубил? – через какое-то время осторожно поинтересовался он.
– И вчера, и сегодня, – Виолетта вздохнула. – Не берите в голову. Я, похоже, уже начинаю к этому привыкать. Давайте лучше займемся вашим жаром и бредом. Пока дело не зашло слишком далеко.
Прикосновение влажной губки приятно холодило кожу. Эме покорно закрыл глаза, дав себе слово, что отныне будет терпелив, сдержан и деликатен, и молча позволил мадемуазель де Лажуа обтереть ему лицо, потом шею и плечи.
– Мне кажется, понадобится что-то более серьезное, чем вода и уксус, – прошептал он, наконец. – Клянусь распятием, я начинаю слышать голоса.
– Это не горячка, – торопливо успокоила его Виолетта. – Голоса слышны с улицы.
– И что там? – тут же оживился лейтенант.
Девушка, отложив губку, вскочила и направилась к окну.
– Вы не поверите, – сообщила она удивленно. – Прямо на перекрестке бродячие кукольники устроили представление.
Зеленые глаза маркизы д’Оди невольно заблестели. При виде кукол она вмиг стала похожа на маленькую девочку.
– Жаль, что вам нельзя вставать.
– Ужасно жаль, – у де Фобера при упоминании о кукольном представлении в голову полезли совсем иные, недобрые, мысли. В том числе и про господина де Лекура.
– Хотите, я приоткрою окно? – не дожидаясь его согласия, Виолетта распахнула створки.
– Красотка Аннет дрожит день и ночь.Старый Жерар ей не может помочь!
– явственно донеслось с улицы.
И речитативом:
– Синие глаза, завитая прядь!Ах, как жарко с красавцем-аббатом спать!
– Вам хорошо видно? – вкрадчиво осведомился Эме. – Скажите, это правда, что кукольный аббат – точная копия господина де Линя?
Маркиза присмотрелась и изумленно всплеснула руками.
– Ой, действительно. Очень похож. Как вы догадались?! – девушка подозрительно уставилась на лейтенанта, словно подозревая, что он приложил к этому руку. – Шутить подобным образом над священником – недостойно!
– Отойдите от окна, – мрачно потребовал де Фобер, напрочь проигнорировав реплику про непристойность.
– Почему?
– Потому что я вам велел!
Виолетта с обиженным видом отступила на шаг.
– Даже если у вас жар и бред, это не повод на меня кричать!
– Вы хорошо помните человека, с которым ночью говорили у калитки аббатства? Сможете его узнать?
– Наверное. А почему вы спрашиваете?