сейчас интересует другое.
— Что дальше? Вы дошли до больницы?
— Что значит «вы»? Думаешь, я пошёл?
Вот же гад! Я умирала по его вине, а он даже не позаботился обо мне.
— Ты не пошёл?
— Я, по-твоему, что только что сказал? Ты слушаешь вообще? Сколько можно переспрашивать?..
— Просто удивлена, — очень тихо пробормотала я.
Не знаю, услышал ли он меня, но переспрашивать не стал, выдержав паузу, он продолжил:
— То есть я идти не хотел… но Васян меня уломал, — вот Василий — настоящий герой, не то, что этот шизанутый дебилоид, ещё и в окно уставился, как будто не со мной говорит. — Короче, мы пришли в больницу, тебя перевязали, обнаружив лёгкое сотрясение, и отправили домой. Потом ты проснулась, истерила, теперь я всё рассказал. Точка.
— Подожди-подожди, а как же наркоз?
— Какой наркоз? — включил непонятки муж.
— Эй, не надо меня держать за дурочку…
— Я тебя не держу. Вот, — он показал мне свои руки, — видишь? Никого не держу.
Клоун.
— Рассказывай, — я напустила в голос серьёзности, насколько была способна, сомневаюсь, что у меня хоть на сотую долю вышло, как надо.
Шер развёл руками.
— Хорошо, сдаюсь. Доктор тебе ещё и наркоз поставил…
— И зачем интересно?
— Слушай, я тебе говорил, что ты задаёшь слишком много вопросов? Точно. Ведь говорил. Ты какой момент не прочувствовала?
— Говори зачем.
— Зачем-зачем. За надом!
— Прекрати уже. Ты не в цирке.
— О! Ты ошибаешься. Ещё в каком цирке… И ты, кстати, тоже.
— Из меня плохая циркачка, — что за чушь, он совсем тронулся? — Какой цирк?
— Русский. Цирк отечественных психопатов.
— Ясно.
Я села на пол, прислонившись спиной к стене и зажав голову руками, то есть фактически одной рукой. Как можно с ним разговаривать? Он не может толком ни на один вопрос ответить. Дерзит, грубит, фривольничает, ругается. И как меня угораздило с ним связаться? Да я лох по жизни.
— Эй, — Шер легонько пнул меня носком по плечу. — С тобой всё в порядке?
Ему бы ещё каплю сочувствия в голос, и я может быть поверила, что он беспокоится. Я молчала, не отвечая. А что я могу ответить? Соврать и сказать, что всё хорошо? Да, могу. Но зачем? Или сказать правду, что всё — полный капец? Он и сам это знает. Или ему ситуация нравится? Он типа экстремал, тащится от непонятных действ и все такое? Как глупо.
— Да, всё фигово… — выдохнул он, так и не дождавшись ответа от меня. — Хреново, @Нецензурная речь@… Бестолковая ситуация. Как мы так, а? — он снова одарил меня лёгким пинком. — И развестись сейчас нельзя.
Я вновь ожила и подняла на него свой скорбный взгляд, вопрошавший «Почему?» Как бы это не прозвучало странно, но Шер меня понял и даже ответил:
— Месяц-два надо потерпеть. Мы ведь через мэра женились, идиоты… Удалю номер Толяна нафиг из телефонной книжки! Так вот, он нам квартиру задарил…
— Кто?
— Ну, не Толян же. Мэр, папашка его. Так что придётся для него немного поиграть…
— Давай просто скажем, что случайно получилось, мы не хотели и извиняемся, вернём квартиру.
— Ты совсем крэйзи, детка?.. Сказал уже. И мне, конечно, глубоко накласть на него и на его мнение, но у меня уговор, — он спрыгнул с подоконника и подошёл к шкафу, из которого выволок футболку, обнюхал её, сморщил нос, достал другую, обнюхал, потом третью, четвёртую, но остановился на пятой, затем снял старую и нацепил новую, которая прошла тест его обонянием, при этом он продолжал вещать, — который нельзя нарушать никоим образом. Андерстенд?
Я кивнула по инерции, засмотревшись на то, как он выбирает одежду и переодевается, а ещё на его татуированную, как и всё тело, спину, мол, да, я андерстуд, точнее нет, конечно же, я не поняла!
— Что ещё за уговор?
— О молчании.
— Хорошо, с кем и о чём надо молчать, а главное, кому?
— Молчать надо всем. Нужно молчать об одном неприятном казусе — о том, что мы расписаны, чтобы никто не узнал. Даже по секрету нельзя говорить. Уяснила?
— Ага, а зачем?
— Это же очевидно — чтобы никто не узнал, — тоном, как для маленькой, сказал Шер.
— И почему никто не должен знать? Не легче ли просто развестись и забыть, как страшный сон?
— Поверь, я тоже этого хочу, но тогда один человечек проболтается обо всём всем. Ты ведь не хочешь, чтобы твои родители узнали?
— Нет, а ты не хочешь, чтобы узнали твои… — догадалась я.
— Эй, не надо так демонстрировать свой зашкаливающий ай-кью, — шутливо возопил супруг, заставив и меня улыбнуться.
Но всё же, кто этот нехороший человек, ставящий условия? Мэр? Своё предположение я тут же выдвинула Шерхану, он подтвердил, сказав: «Два месяца быстро пролетят, так почему бы нам не порадовать старого пердуна?»
— Значит, мы строим из себя счастливую ячейку общества, но только для мэра. Но я всё равно никак не возьму в толк, зачем ему это надо.
— Не строим. Просто существуем, желательно, на расстоянии. Докажем ему, что мы не пара. Я пришёл к нему, объяснил, что к чему, а он, трухлявый романтик, решил, что это судьба, — Шер протянул руки к потолку в вопрошающем жесте. — Ты прикинь, судьба?
Я задумалась. Судьба. Я и сама все на неё списывала, но потом здравый смысл занял своё место, и я отказалась от наиглупейшей идеи про судьбу. И что теперь? Она снова всплыла? Ой, нет, верните всё как было!
— Я не верю в судьбу, — скорее для себя, чем для него, произнесла я громко.
— И я тоже. Кстати, твой паспорт, — он отдал мне мой обновлённый документ, достав его из заднего кармана джинс.
Елена Родионовна Охренчик. Какой ужас!
— Ну как же так? — видимо, его впечатлил мой полный скорби крик, потому что он тут же ободряюще вставил:
— О, поверь, не ты одна на жертвы пошла. Я тоже кое-кого лишился.
Да, мне интересно кого и почему, но я не буду спрашивать. Вряд ли этот сухарь ответит.
— Осталось доказать старпёру несостоятельность нашего брака и всё будет тип-топ. Ты живёшь своей жизнью, я своей, он вскоре догадается, что мы друг другу не подходим, и тихо нас разженит.
— Это мне подходит, — я кивнула.
— Ну, всё тогда.
— Подожди, а что на счёт квартиры? — Шер дал мне руку, чтобы я поднялась, чем я не преминула воспользоваться.
— А что с ней станет. Вот ключи. Два экземпляра. Я там жить не буду, мне и здесь неплохо, если хочешь — живи, — он протянул мне один ключ.
Жить я там не буду, даже