Пантелеймон подал ей мысль, и она нырнула туда. Она открыла все газовые краны и кинула спичку на ближайшую горелку. Потом стащила с полки пакет муки, ударила им о ребро стола, так что он лопнул и мука поднялась в воздух: она слышала, что мучная пыль тоже взрывается.
Оттуда она бросилась к своей спальне. В коридорах было уже полно, бегали возбужденные дети – слово «побег» уже разнеслось, самые старшие бежали к кладовым, где хранилась одежда, и гнали туда младших. Взрослые пытались навести порядок, но никто из них не понимал, что происходит. Крики, вопли, суета, толкотня.
Лира и Пантелеймон скользили в толпе, как рыбы, пробивались к спальне и, как только подошли к дверям, позади раздался глухой взрыв, потрясший все здание.
Девочки уже убежали – в спальне было пусто. Лира подтащила ящик к углу, вспрыгнула на него, стянула с потолка свои меха, нащупала алетиометр. На месте. Она оделась, надвинула капюшон, и Пантелеймон, воробей, крикнул от двери:
– Можно!
Она выбежала. К счастью, целая группа детей, уже нашедших одежду, бежала по коридору к главному входу, и она побежала среди них, потная, с сильно бьющимся сердцем, зная, что если не убежит, то погибнет.
Путь был прегражден. Пожар на кухне разгорелся быстро, и, газ был тому виной или мука, часть кровли обрушилась. Люди карабкались через искореженные балки и стойки, чтобы выбраться на жгучий мороз. Сильно пахло газом. Потом раздался новый взрыв, громче первого и ближе. Несколько человек упало, многие кричали от страха и боли. Среди крика деймонов и шума крыльев Лира расслышала зов Пантелеймона: «Сюда! Сюда!» – и перелезла через обломки. В легкие ворвался морозный воздух. Она надеялась, что дети успели найти одежду. Стоило ли бежать со Станции, чтобы умереть от холода?! Чуть отойдя от дома, она увидела под ночным небом языки пламени, вырывавшиеся из провала в крыше. У главного входа была толпа – но на этот раз возбуждены были взрослые, а испуганы, и сильно испуганы, дети.
– Роджер! Роджер! – крикнула Лира, и Пантелеймон, глазастый филин, ухнул в знак того, что видит мальчика.
Через минуту они сошлись.
– Скажи всем, чтобы шли за мной! – крикнула Лира ему в ухо.
– Они не пойдут… они перепугались…
– Скажи им, что делают с детьми, которых уводят! Отрезают их деймонов большим ножом! Скажи, что ты видел сегодня – сколько мы выпустили деймонов! Скажи, с ними будет так же, если не удерут!
Роджер уставился на нее с ужасом, но быстро пришел в себя и побежал к ближайшей группе детей. Лира сделала то же самое. Слова ее передавались от человека к человеку, некоторые при этом вскрикивали и в страхе прижимали к себе деймонов.
– За мной! – кричала Лира. – К нам идет помощь! Надо выбраться за ограду! Бежим!
Дети слышали ее и устремлялись к освещенной аллее; утоптанный снег скрипел под множеством бегущих ног.
Позади них кричали взрослые, потом раздался треск и грохот – обрушилась еще одна часть здания. Взлетели искры, с треском рвущейся материи взвилось пламя; но сквозь этот шум донесся другой звук, совсем близкий и страшный. Лира никогда не слышала его прежде, но сразу догадалась, что это: это взвыли деймоны-волки тартарских охранников. Ее охватила слабость, дети оборачивались в страхе и останавливались, потому что размашистым, неторопливым, стремительным шагом к ним подбегал первый тартарский охранник с винтовкой наготове, и рядом с ним скакал его могучий серый деймон.
Потом еще один и еще один. Все они были в подбитых теплым кольчугах и без глаз – по крайней мере, глаз не было видно в снежных щелях их шлемов. Единственными глазами тут были круглые черные дула винтовок да огненные желтые глаза деймонов, роняющих слюну.
Лира замерла. Она представить себе не могла, до чего страшны эти волки. Но теперь, когда она узнала, с какой легкостью в Больвангаре нарушают великое табу, вид этих слюнявых пастей привел ее в оцепенение.
Тартары выстроились шеренгой поперек выхода в освещенную аллею, и рядом с ними – деймоны, такие же вышколенные и дисциплинированные. Через минуту будет вторая шеренга, потому что подбегали новые и новые. Дети не могут воевать с солдатами, в отчаянии подумала Лира. Это не битва на оксфордских Глинах, когда они швыряли грязью в детей кирпичников.
А почему? Она вспомнила, как бросила горсть глины в широкое лицо нападавшего мальчика. Он остановился, стал соскребать глину с глаз, и тут на него навалились городские.
Она стояла не на глине. Она стояла на снегу.
Так же, как днем, но уже с остервенением, она схватила пригоршню снега и швырнула в ближайшего солдата.
– Бейте по глазам, – крикнула она и бросила второй снежок.
Дети стали швырять снег, а потом одному из деймонов пришла мысль: он быстро полетел за снежком и направил его прямо в глазную щель мишени, – и остальные деймоны последовали его примеру. И вот уже все тартары спотыкаются, плюются, ругаются и выковыривают плотный снег из узких щелей перед глазами.
– Вперед! – закричала Лира и бросилась к воротам в освещенную аллею.
Дети устремились за ней все до одного; уворачиваясь от волчьих зубов, они бежали что было сил по освещенной аллее в манящую бескрайнюю темноту.
Сзади раздалась хриплая команда офицера, разом щелкнуло два десятка передернутых затворов, потом еще команда, и напряженная тишина, в которой слышен был только топот ребячьих ног и их отрывистое дыхание.
Они целились. Они не промахнутся.
Но вместо выстрела раздался придушенный крик одного из тартар и удивленный крик другого. Лира обернулась и увидела, что охранник лежит на снегу, а из спины у него торчит стрела с серым оперением. Он извивался и корчился, кашлял кровью, а остальные солдаты озирались по сторонам, пытаясь понять, откуда прилетела стрела, – но стрелка не было видно.
Потом с неба прилетела еще одна стрела и вонзилась человеку в затылок. Он сразу упал. Офицер крикнул, все подняли головы к темному небу.
– Ведьмы! – сказал Пантелеймон.
Это были они: в вышине на ветках облачной сосны носились угловатые изящные черные фигуры, и воздух свистел в сосновых иглах. На глазах у Лиры одна из ведьм устремилась вниз и выпустила стрелу; еще один упал.
Тогда тартары направили винтовки вверх и стали палить в темноту наобум, по теням, по тучам, а на них все сыпались и сыпались стрелы.
Офицер, увидев, что дети уже далеко, послал отряд в погоню. Кто-то из детей закричал. Его крик подхватили другие, и они уже не бежали, они поворачивали назад в смятении, в страхе перед громадиной, мчавшейся на них из тьмы за освещенной аллеей.
– Йорек Бирнисон! – закричала Лира, не помня себя от радости.
Бронированный медведь мчался так, словно не чувствовал собственного веса, словно его несла вперед