— Ушли киты, — бормотал он, пыхтя и отдуваясь, разогнали разбойники голландцы.
Смайльс уныло смотрел на проходившие мимо судна небольшие островки, приютившиеся у северо-западной оконечности Груманта. Там, в хорошо закрытом заливе, голландцы уже давно построили салотопенные печи, в которых вываривался китовый жир. В начале XVII века сюда каждый год летом приходили сотни китобоев, нагруженных богатой добычей. Теперь, когда эти животные были почти истреблены, голландцы редко посещали свой Смеренбург — Сальный город. Поселок влачил жалкое существование. О его былой славе напоминали лишь старые промысловые печи, ветхие жилые постройки да обширное кладбище…
Пошли северные берега Груманта, окруженные толстым торосистым припаем. Плоские будто усеченные, покрытые чистым снегом прибрежные скалы, будучи приподняты рефракцией, казалось, стояли на базальтовых столбах. Похолодало. Матросы укутались в неуклюжую теплую одежду и вышли на палубу: ветер задувал в кубрики дым топившихся камельков.
Двадцать дней тянулось бесплодное плавание. Но Смайльс все еще надеялся и без передышки рыскал в грумантских водах. Только сильный туман заставлял его отдать якорь или ложиться в дрейф. Так судно добралось до мыса Верлеген. С давних пор этот мыс служил границей китобойного промысла: дальше — льды.
В другое время Смайльс никогда бы не решился обогнуть Верлеген, но сейчас отчаяние толкнуло его на этот шаг.
— Не понимаю вашего беспокойства, капитан, — вмешался полицейский чиновник. — Какие льды? Их здесь не бывает до самого полюса.
— К сожалению, вы заблуждаетесь.
Чиновник, не говоря ни слова, принес из каюты книгу:
— А это что?.. — сказал он. — Я только что прочитал: тут самые подробные сведения о здешних водах.
Толстяк взглянул на книгу и покачал головой:
— Ах, Топгам, здесь нет ни единого слова правды.
— Как! Иосиф Моксон, гидрограф ее королевского величества, мог написать ложь?!
— Сэр, эта книга написана с пьяных слов голландских матросов… они подшутили над ученым гидрографом… Поверьте мне, я сорок лет ежегодно посещаю эти воды, но никогда не поднимался севернее восемьдесят первой параллели… Я слыхал много сказок голландских китобоев, никто из них не знает здешних льдов. Да, да, это так. К сожалению, и мы всегда избегали плавать во льдах.
— Как же такая книга вышла у нас дважды?
— Очень просто, у нас в Англии тоже не знают морских льдов и верят всему… Я все же решил, Топгам, обогнуть Верлеген, — переменил разговор Смайльс. — Надеюсь, нам повезет на другой стороне острова.
«Клайд» благополучно обошел с севера Большой Берун и спускался к югу, плывя по большому проливу.
Погода была прекрасная, воздух чист и прозрачен. Справа и слева поднимались ледниковые берега, небольшие округлые горы. Все чаще встречался плавающий лед. Наконец судно вошло в неширокий пролив или залив, глубоко уходивший в берег. Остров был неизвестен: карт восточной части Груманта на судне не было. Капитан измерил широту град-штоком: оказалась 78°10′ северной широты.
— Справа по носу киты! — раздалось вдруг из бочки на мачте.
Этот долгожданный возглас поднял на ноги весь экипаж. Почти мгновенно пять гребных ботов были спущены на воду. «Клайд» встал, отдав оба якоря.
Бесшумно работая веслами, матросы подкрадывались к ничего не подозревавшим животным. Киты спокойно лежали на поверхности, время от времени выпуская фонтаны зловонного пара. Шлюпки все ближе…
На первой шлюпке — лучший гарпунер судна Иоган Хигс, ему капитан доверил первый удар. Вот Хигс поднял руку, и все шлюпки остановились: моряки боялись спугнуть зверей и выжидали удобного момента для начала охоты.
Морской гигант, лениво шевеля плавниками, очутился совсем рядом с ботом Хигса. В тот же момент в него полетели, один за другим, два дротика. Кит выбросил багровый фонтан и заметался, по воде пошли крупные волны, едва не захлестнувшие шлюпку.
— Назад, ребята табань! — крикнул Хигс.
Спасаясь от удара могучего хвоста раненого животного, гребцы работали изо всех сил. Шлюпка быстро удалялась: китобойные шлюпки, боты делаются одинаково заостренными с носа и с кормы, им не нужно разворачиваться, чтобы пойти назад.
Случайно зацепив хвостом одну из гарпунных веревок, кит разорвал ее, словно нитку, но от другой не сумел освободиться. Тогда он попытался спастись в морской глубине и стремительно нырнул; деревянная вьюшка, высучивая уцелевший гарпунный трос, завертелась так быстро, что дерево задымилось.
Вдруг веревка соскочила с носового ограничителя и пошла через борт. Шлюпка накренилась, ее стало заливать водой. Хигс бросился к веревке, чтобы перенести ее на место, но не рассчитал: захваченный тросом за руку, он, не успев даже крикнуть, оказался за бортом и пошел ко дну…
Гребцы замерли от ужаса.
Между тем охота велась уже со всех шлюпок.
На боте Хигса наставили второй трос. Кит не сдавался и уходил все глубже и глубже. Трос наставили еще раз. Триста саженей гарпунной веревки пришлось выпустить морякам. Через полчаса кит всплыл на поверхность, и в него снова полетели дротики. Кит терял силы слабел от ран. Шлюпка подошла к нему вплотную, люди с ожесточением кололи и рубили умирающего зверя рогатинами и топорами. Через два часа кит перевернулся на бок и затих.
К вечеру у бортов «Клайда» лежали закрепленные верейками пять больших китовых туш.
— Сто тонн жира да пять тонн уса — три с половиной тысячи гиней, — радовался толстяк капитан, потирая руки.
Матросы за чаркой рома, Смайльс за вечерней молитвой помянули добрым словом погибшего товарища. Назавтра предстояла разделка китов — тяжелая, нудная работа.
Шел первый час ночи. На корабле все спали. Кровавый шар полуночного солнца выплыл из-за грумантских гор, окрашивая в пурпур редкие торосистые льдины, застывшие на зеркальной поверхности залива.
Вахтенный, борясь со сном, медленно бродил по судну. Вот он остановился у фок-мачты, постоял немного в нерешительности, потом сел на палубу, прислонясь к бочке. Глаза закрылись сами собой, матрос задремал. Сквозь сон ему послышалось, будто что-то тяжелое плюхнулось в воду… Матрос вздрогнул и с испугом осмотрелся. Нет, все тихо…
Вахтенный не заметил, что «Клайд» был уже не один: совсем рядом отдал якорь другой английский корабль, неожиданно появившийся из-за ледяного мыса: толстое дерево мачты закрыло судно от глаз матроса, успокоенный вахтенный снова притулился к бочке. Голова его упала на грудь…
Обманчива погода в Арктике. Только что держался штиль, — и вот уже ветер, и все сразу изменялось. Навалил густой туман, он покрыл и суда, и море, и берег…