Я думаю, что будет лучше, если я не стану писать тебе с Дальнего Востока. Твое имя на конверте привлечет внимание. Лучше я буду писать через Кокрофта или Ньюмана. Попроси их показывать тебе все письма, которые они будут получать от меня».
«31 мая 1935 г., Пасадена
Дорогая Анна,
Я возвратился назад с письмами Капицы. Их видели, кроме меня, только Милликен, Штерн, Флскснср и Сцилард. Я не знаю, хотела бы ты, чтобы много людей видели их. На Флекснера они произвели очень большое впечатление. Он ярый защитник личной свободы и очень сильно страдает от подобных вещей. Сцилард рвался что-нибудь сразу предпринять — организовать бойкот СССР иностранными физиками или спланировать и тщательно подготовить какой-нибудь способ побега. Сейчас он снова в Англии, в Оксфорде и, возможно, увидит тебя в ближайшее время.
Я получил от тебя телеграмму „отмени поход“. Телеграмма пришла 29 мая, как раз на следующий день после того, как я написал Тамму, что принимаю его приглашение. С моей стороны было очень глупо не подождать подольше, прежде чем ответить ему. После того как я получил твою телеграмму, я снова написал ему, что, к сожалению, я должен вернуться в Англию раньше, чем планировал, и у меня не будет времени, чтобы отправиться с ним на Кавказ, но что я надеюсь повидаться с ним в Москве. (Я надеюсь, что это было приемлемое объяснение.) Второе письмо я послал авиапочтой и всего на день позже, так что, возможно, он получит его первым. Он может удивиться, что я так неожиданно изменил свои планы, но я решил, что будет лучше не тянуть с отменой путешествия, т. к. он, возможно, забронировал мне место в Доме ученых в Теберде.
Если я могу быть хоть чем-то полезен в Москве (или в каком-нибудь другом месте в СССР), пожалуйста, дай мне знать. Возможно, я смогу поговорить с кем-нибудь из властей, хотя сомневаюсь, что у меня может быть большое влияние, да и язык я до сих пор не знаю достаточно хорошо, чтобы не пользоваться переводчиком. Твое письмо до сих пор у меня, я хочу его получше запомнить, а затем уничтожу, как и все остальные твои письма ко мне, перед тем как въеду на советскую территорию. Пожалуйста, рассчитывай на меня полностью и в твоих делах, и в делах К. Я готов ко всему. Я предполагаю, что повод для „отмены похода“ был тот, что Тамм мог попасть из-за этого в какую-то неприятную историю. Если причина другая, то, пожалуйста, напиши мне, если будет возможно (в письме на Дальний Восток)».
«31 мая 1935 г., Кембридж
Дорогой Дирак,
Извини меня, что я вынуждена послать тебе просьбу отменить путешествие на Кавказ, но твое присутствие в Москве в начале августа будет очень важно. В Москве в этом году будет проходить Международный конгресс физиологов, и приедет много народу. Собирается приехать один из Секретарей Королевского общества сэр Генри Дейл и, возможно, Эдриан. Королевское общество и некоторые другие хотят использовать присутствие в Москве его членов и обсудить положение Капицы и возможность продолжения его работы. Возможно, к ним присоединится и Джон Кокрофт, который будет представлять Р[езерфорда]. И было бы очень важно и тебе быть там и на всех официальных обсуждениях представлять не только свою собственную позицию, но и позицию американских ученых. Все это будет полностью официально, настолько официально, насколько это будет возможно. И крайне важно увидеть очень влиятельных людей в России. Капица скажет, кого именно. Мы еще не знаем, как наше правительство отнесется к советам английских ученых, но конгресс дает очень хорошую возможность.
Кроме того, очень важно, что будет свободная дискуссия между этими людьми и К. Они должны от него услышать, что он думает и чего хочет в будущем. Т. к. ты приедешь в Москву первым, то ты сможешь присматривать за К., чтобы он „не растворился“, как сказал Р[езерфорд], в тот самый момент, когда все иностранные ученые приедут в Москву. Найти его в Москве просто, он всегда останавливается в гостинице Метрополь, а в Ленинграде я дам тебе адрес его матери или моего отца. Кто-нибудь из них должен знать, что случилось с К., если его будет трудно разыскать.
Я написала К., что ты приезжаешь, и также написала о физиологах. Я надеюсь, что вы все вместе добьетесь чего-то определенного.
Дирак, ты настоящий и очень драгоценный друг».
29 июля 1935 года Дирак приехал в Москву — поездом из Владивостока. На следующий день Петр Леонидович написал Анне Алексеевне в Кембридж:
«30 июля 1935 г., Болшево
…Вчера приехал Дирак, и мы поехали с ним и с Таммом сюда, здесь уже второй день гуляем, катаемся на лодке и разговариваем. Давно мне так не было приятно проводить время с человеком, как сейчас. Чувствуется, что он просто и хорошо ко мне относится и он верный, хороший друг, без лишних слов. Мы много о чем болтаем, дорогая моя, и этот разговор освежил меня. Ведь тут я совсем почти лишен общения с людьми — многие меня боятся, а многие прямо искренне говорят: пока конфликт с Капицей не решен, нам, как [этого] и ни хочется, лучше с ним не видеться. Никогда в жизни я не был так одинок. <…> Приезд Дирака возродил в моей памяти то положение, полное уважения и известности, которое занимал я в Кембридже, [по сравнению] с тем положением загнанной собаки, в которое я поставлен сейчас. Дирак собирается пробыть здесь до физиологов, и я буду, конечно, очень рад быть с ним. Мы, по всей вероятности, будем тут в Болшеве гулять и кататься на лодке и тихо беседовать…»
«4 августа 1935 г., Кембридж
…Я страшно рада, что Поль с тобой. Я думаю, что за все это время у тебя не было такого удовольствия. Он чудесный человек, и я его нежно люблю, и мне приятно, что именно он с тобой. Я знаю, что ты с ним лучше себя чувствуешь, чем с кем-либо другим. И вы вместе можете гулять, ходить, грести, все что угодно. Одним словом, сейчас я знаю, что ты в хороших руках. Передай ему от меня большой, большой привет. И скажи, что я буду ждать его возвращения с нетерпением. Вообще, сейчас у тебя будет масса английских посетителей, один за другим. Тебе придется вспомнить весь твой английский…»
Почти в каждом письме, написанном Петром Леонидовичем жене в августе и первой половине сентября 1935 года, хотя бы несколько строк о Дираке, о беседах с ним, о прогулках…
«5 августа 1935 г., Болшево
…Мы с Дираком хорошо проводим время в Болшеве. Вчера были на вечере самодеятельности в клубе завода. Дираку очень понравились танцы, и мне трудно было его увести. Он, бедняга, немного простужен, но, несмотря на это, мы совершаем с ним длинные прогулки, часа по три…»
«11 августа 1935 г., Болшево
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});