моему скромному мнению, они тоже до сих пор это вспоминают.
Я не осмеливался представить себе ее реакцию. Мне не хотелось об этом даже думать. «Какими бы ни были причина или страх, их все равно необходимо преодолеть», — как говорит тренер по саморазвитию Энтони Роббинс. Ну да, такие штуки проще сказать, чем сделать… Я осознавал, что мое послушание проистекает из единственного источника: страха, который Лив мне внушала. Остановившись в коридоре, я немного поразмышлял. Кроме парочки, в баре был единственный мужчина. Его я едва разглядел, но мне показалось, что ему около сорока, у него седоватые волосы, а главное, он сидел в кабинете лицом к входу. Что означало: волей-неволей Лив будет вынуждена сесть к входу спиной, и передо мной именно тот человек, с которым она собирается встретиться.
Кто же еще?
Я подождал пять минут, но рядом с «Вольво» не припарковалось ни одной машины. Я был уверен, что этого мужчину не видел никогда в жизни; следовательно, даже если Лив когда-либо показывала ему мое фото, очень маловероятно, чтобы он меня узнал. Напротив меня, над шоссе, огни светофора сменились с красного на зеленый, с зеленого на красный, поток машин остановился, затем снова двинулся, будто большая волна на ускоренной съемке.
Я подумал о соседнем свободном кабинете, отделенном от того, где сидел мужчина, всего лишь перегородкой. Но что произойдет, если Лив повернет голову как раз тогда, когда я буду входить и служащий скажет «здравствуйте»? А вдруг она узнает мой голос, когда официантка будет принимать у меня заказ? Или если она уйдет раньше, пройдя перед моим столиком? Слишком рискованно…
Затем случилось маленькое чудо. В течение последующих пяти минут с автострады одновременно съехало множество грузовиков и оттуда вышли около десятка парней, с виду рабочих или лесорубов. Шумно переговариваясь, они направились к «Ширли». Оттуда, где находился, я мог слышать все их разговоры. Затем наступила очередь чудовищного тридцатисемитонного «Питербилта», за которым с лязгом и громыханием следовал другой мастодонт, с платформой, нагруженной целой горой пней. Его тормоза издали громкие вздохи, когда он остановился на парковке. Оба шофера последовали примеру рабочих.
Судя по всему, наступил час пик; я лишь прибыл немного раньше.
Я решился.
Пересек дорогу и парковку и вошел в зал на полминуты позже дальнобойщиков. Двоих сотрудников кафе в коридоре больше не было, они занимались обслуживанием. Бросив взгляд в сторону кабинета, я ощутил, как сердце у меня подпрыгнуло: Лив находилась там, она сидела напротив этого типа. Соседний кабинет был свободен… Водители грузовиков, как и рабочие, разбрелись по залу. Я бросился сломя голову и рухнул на самую ближайшую банкетку в нескольких сантиметрах от своей матери, которая сидела ко мне спиной, как и я к ней.
Среди музыки и разговоров шум стоял оглушительный, вынуждая повышать голос. Обратной стороной медали было то, что из беседы я слышал только обрывки.
— …беспокоюсь… стал таким большим… Жюстина… наши следы?.. — проговорила Лив.
— …уверена? — ответил мужчина.
— …Франс видела… много раз на… пар… я… улицы Ист… будто… ФБР или… уверена, что… ищет Генри…
Правда ли, что я действительно услышал «Генри»? Она что, в самом деле сказала: «Я уверена, что он ищет Генри»? Или же мой разум воспринял эти слова по-своему, подогнав под свои фантазии?
— Здравствуйте! Вы уже выбрали, что будете заказывать? — внезапно спросила официантка рядом со мной.
Чувствуя, что меня застали врасплох, я посмотрел на меню. На языке жестов дал понять, что не разговариваю, и указал на ее ручку и блокнот. Официантка протянула мне их. Я написал:
«Гамбургер, кола без сахара».
— Очень хорошо. Какие приправы?
Тот же жест.
— Очень хорошо. Это всё?
Я кивнул, девушка любезно улыбнулась и ушла. Я же снова навострил уши.
— …ри сколько лет? — спросил мужчина.
Или, может быть, этот вопрос прозвучал в моем воображении.
— Шестнадцать.
— …рождения?
— Тысяча девятьсот девяносто седьмой.
Эту дату я расслышал очень хорошо — год моего рождения, — но кто знает, на какие трюки способен разум, ведь так?
— …большой… стин…
Эти слоги я слышал уже во второй раз. Что они могли означать?
Я продолжил прислушиваться, но льющаяся из динамиков композиция в исполнении «Перл джем» свела разговор к еле различимым звукам. И снова то же самое: «…ой…стин…» Я попытался сосредоточиться. Жюстина? Что-то с Жюстиной? Вдруг музыка прервалась, и я услышал, как мужчина отчетливо произнес:
— Если же это Огастин…
Музыка возобновилась, разговоры в зале тотчас же поднялись на многие десятки децибел. Кто такой Огастин? Почему беседа все время возвращается к нему? Официантка принесла гамбургер с колой. Я уже вынул купюру и получил сдачу. Попытался уловить другие обрывки разговора, но ничего значимого до моих ушей не долетало.
Поспешно проглотив свой гамбургер, я удрал, не удержавшись и на выходе бросив последний взгляд на мужчину, сидящего напротив мамы Лив.
25. Глаза и уши
Ветхое здание находилось в бедном квартале на окраине Вашингтона, далеко от великолепия Капитолия и Белого дома, на мрачной улице, по обеим сторонам которой стояли склады, загороженные высокой металлической сеткой. Проезжая часть была вся в ухабах, а уличные фонари явно страдали анемией. Черный лимузин «Кадиллак» с пуленепробиваемыми стеклами выглядел чужеродным в этой обстановке облезлой городской окраины. Автомобиль был точной копией президентского «Кадиллака номер один» с ходовой частью грузовика «Джи-эм-си», военным пуленепробиваемым покрытием и шинами «Гудъир» шириной 495 миллиметров, которые могут ехать в спущенном состоянии.
Лимузин медленно повернул и почти бесшумно исчез в наклонном въезде в подвальном этаже здания; бродяга, который топал по булыжникам в нескольких кварталах от дома, спросил себя, не привиделось ли ему это.
Едва роскошный автомобиль остановился, Грант Огастин направился прямо к лифту. С тех пор как началась избирательная кампания, он отказался от лимузина ради более