чувствует себя в некотором роде хозяином острова. Тем, кто распоряжается жизнью и смертью его обитателей, тем, кто может разрушить их существование, их карьеру, семью, репутацию… У него абсолютная власть, все у него под контролем. Это царство прозрачности, парни… Мы требуем ее от тех, кто нас представляет, но многие ли среди нас готовы применить ее к себе, а? Все наши маленькие секреты выставлены напоказ. Именно к этому и движется общество, черт. Этот мерзавец всего лишь немного всех опережает… — Он протянул руку. — Вы можете мне помочь?
Кайла подхватила его под мышку и помогла встать. На лице Нэта появилась гримаса боли. Мы даже не пошевелились.
— Без сомнения, сейчас он испытывает ощущение вседозволенности, ему хочется похвастаться, поиграть с огнем, скоро он начнет совершать ошибки…
Нэт оперся на раковину и вновь внимательно посмотрел на нас:
— Ну а вы, детишки? Разве вам нечего скрывать? Разве ваши жизни кристально чисты, ни одного самого крохотного секретика? Разве нет чего-то такого, чем вам бы очень не хотелось делиться с другими? Кое-чего, за что вам стыдно… Такого, что вы ни за что на свете не захотите, чтобы об этом узнали ваши приятели и подружки, ваши родители и весь остальной класс? Можете не отвечать, ответ я и так знаю.
— Вы подадите жалобу? — спросил я.
— Учитывая все, что вам обо мне известно? Вы что, издеваетесь? А теперь идите отсюда. Вон.
Хардинг смотрел себе на ноги. Выглядел он опустошенным. Мы все тоже.
Не говоря ни слова, мы вышли через парадную дверь.
Ошеломленные, не веря тому, что услышали.
Этот остров — который, нам казалось, мы хорошо знаем, который весь исходили за долгое время, — понемногу открывался нам с другой стороны: потайной, куда более зловещей… Поднимая куда больше вопросов: подозревала ли меня Наоми в том, что я — тот самый шантажист? Была ли это она? Стала ли она сама жертвой шантажа? Как сказал священник в церкви: «Нас ждет ночь». Нет, не совсем так: она уже здесь.
23. Разговор
Ноа Рейнольдс вошел в «Веселого Роджера» и поискал глазами Бернда Крюгера.
Шериф сидел за столиком в глубине, за баром возле печки. На нем были синяя ветровка и коричневые брюки. Ноа пробежался взглядом по залу. На обшитых панелями стенах висели рыболовные сети, мишени для игры в дартс, старые рекламные объявления и даже меч-рыба из пластика. У барной стойки на табуретках сидели два типа в бейсболках, и две девушки в джинсах — в бильярдной. Здесь царило приятное тепло; это сразу ощущали все, кто входил с улицы: языки пламени лизали черное стекло печи. Был воскресный вечер, и в полумраке четыре экрана телевизора одновременно передавали или показывали в записи матчи выходного дня: бейсбол, баскетбол, футбол, соккер…
— Привет, Бернд, — сказал Ноа, присаживаясь.
— Давно я тебя не видел, Линкольн, — заметил Крюгер, энергично пожимая ему руку.
Это было прозвище Ноа, когда они оба служили в департаменте полиции Сиэтла: Крюгер — в отделе краж и ограблений, Рейнольдс — в убойном отделе. Его дали из-за удлиненного лица, книжек, которые валялись по всему кабинету. А может быть, из-за внешности Великого Инквизитора. Большинство сотрудников департамента полиции завидовали послужному списку Ноа и по этой причине имели обыкновение отпускать саркастические высказывания за его спиной. К этому стоит добавить, что он никогда не присоединялся к компаниям после работы, что у него не было чувства юмора и за ним не числилось никаких связей, поэтому тогда о нем ходило немало слухов.
— Ты не спрашиваешь, что со мной стало?
— Я в курсе. Слышал, ты в наших краях уже несколько дней… и что ты теперь в частном агентстве… Что тебе от меня нужно, Ноа?
— Мальчишку, — ответил Рейнольдс.
Он решил играть в открытую, надеясь, что шериф активно поддержит разговор, но тот ничего такого не сделал. Он предпочитал дать Ноа высказаться.
— Грант Огастин — это тебе о чем-то говорит?
Крюгер пожал плечами, обозначая неведение или безразличие. Затем поднял глаза на телеэкран.
— Тип, который сделал себе состояние, работая на сектор обороны. Баллотируется на пост губернатора Вирджинии. Ко мне-то это как может относиться?
— Несколько лет назад у него отняли сына. Сразу после рождения… С тех пор он повсюду его ищет.
Крюгер не продемонстрировал ни особенного интереса, ни даже вежливого внимания.
— Некоторые сведения, которые мы получили, наводят на мысль, что мальчик может находиться на одном из островов…
На этот раз Ноа мысленно отметил, что ему удалось возбудить любопытство у собеседника. Крюгер опустил глаза на него:
— Сын, говоришь?
Он спросил это, вкладывая в голос всю бесстрастность, на какую только был способен.
— Исчез сразу после рождения… Какая, однако, история… И сколько ему лет сейчас?
— Шестнадцать.
— И ты здесь для того, чтобы его найти?
Ноа кивнул. Крюгер задумчиво посмотрел на него:
— У тебя есть какие-нибудь догадки, когда он прибыл сюда?
— Ни малейшей. Это могло быть и шестнадцать лет назад, и в прошлом году…
— Странная она, твоя история.
— Знаю.
— Похищение ребенка… А почему твой Огастин не обратится в ФБР?
— Мой… наниматель… не хочет спугнуть дичь… он самый крупный подрядчик Агентства национальной безопасности, — объяснил Ноа, подмигивая. — У него больше средств, чем у ФБР и ЦРУ, вместе взятых.
— Ага-ага… как с оружием массового поражения в Ираке и одиннадцатым сентября, так? — возразил Крюгер, подмигивая в ответ. — Если у него столько средств, как ты только что сказал, почему же он до сих пор его не нашел?
Ноа поднял руки в знак капитуляции:
— Хороший вопрос, Бернд. Хороший вопрос…
Крюгер закончил со своим пивом и сделал знак бармену.