Читать интересную книгу Король-Уголь - Эптон Синклер

Эдуард сперва ужаснулся, когда младший брат сообщил ему, что собирается изучать угольную промышленность, поступив на время летних каникул на шахту рабочим. Но, поразмыслив, он решил, что это, пожалуй, не такая уж плохая идея. Может быть. Хал вовсе не обнаружит того, что ищет, а наоборот, физический труд образумит его, выбьет дурь из головы!

Теперь опыт уже произведен, и Эдуард вдруг понял, что результат его убийствен. Ведь Хал не пришел к выводу, что все рабочие подряд — ленивые, невежественные бунтари, которым нужно, чтобы ими управляла сильная рука. Напротив, он сам превратился в такого бунтаря! Сам стал защитником этих невежественных лодырей, агитатором, разжигателем классовой вражды, врагом собственных друзей и деловых знакомых своего брата!

Халу еще не доводилось видеть Эдуарда в таком возбуждении: с ним происходит что-то из ряда вон выходящее! Хал это заметил уже во время своего рассказа, но понял, лишь когда брат признался ему, почему он попал в Северную Долину. Он был на вечере у друзей, и Перси Харриган позвонил ему в этот дом по телефону около двенадцати ночи. Узнав от Картрайта, что Хал возглавляет бунт в Северной Долине, Перси расписал Эдуарду события в таких мрачных тонах, что тот сразу же помчался на вокзал и едва успел на двенадцатичасовой поезд как был — во фраке, не захватив даже зубной щетки!

Хал еле удержался, чтобы не прыснуть, представив себе, как его братец — этот чванный педант — высаживается в семь часов утра из спального вагона во фраке и цилиндре! Так вот почему Эдуард Уорнер-сын, этот изысканный щеголь, никогда не плативший меньше ста пятидесяти долларов за костюм, сидит перед ним в убогой тройке, купленной за двенадцать долларов сорок восемь центов в шахтерском поселке у еврея, торгующего готовым платьем.

11

Но на лице Эдуарда не появилось даже тени улыбки. Все его мысли были поглощены лишь одной задачей: вытащить брата из этого положения, столь опасного и унизительного! Хал явился в город, принадлежащий деловым знакомым Эдуарда, бестактно вмешался в их дела, взбунтовал их рабочих, поставил под угрозу их собственность. То, что вся Северная Долина — не только шахты и дома, но даже и население, — есть собственность «Всеобщей Топливной компании», не вызывало у Эдуарда ни малейшего сомнения. Он лишь досадливо отмахивался, когда Хал пытался оспаривать эту точку зрения.

— Помилуй, здесь было бы пустое место, если бы не капиталы и не энергия «Всеобщей Топливной компании»! Рабочих Северной Долины не удовлетворяют условия, которые им здесь создала «Всеобщая Топливная компания»? Так ведь проще простого, пусть переезжают на работу в другое место! Почему-то они остаются! Они добывают уголь, принадлежащий «Всеобщей Топливной компании». Они получают заработную плату у «Всеобщей Топливной компании»…

— Как раз сейчас они отказались ее получать! — перебил Хал.

— Очень хорошо, это их дело, — ответил Эдуард. — Но пусть бы они отказались по собственному почину, а не по наущению приезжих агитаторов! И уж тем более агитаторов из семьи Уорнер!

Старший брат красочно описал, как старый Питер Харриган возвращаемся домой из своей поездки в Восточные штаты. В каком неистовстве вернется он домой, какую бурю поднимет в деловых кругах Уэстерн-Сити! Невообразимо! Неслыханно!

— И должно же это случиться в тот самый момент, когда мы открываем новую шахту и нуждаемся в каждом долларе кредита!

— Разве мы недостаточно сильны, чтобы выдержать нажим Питера Харригана? — спросил Хал.

— На нас нажимают и без него со всех сторон! — ответил брат. — Нам и так хватает врагов, не надо специально искать новых!

Эдуард говорил не только как старший брат, но и как главный финансист семьи. Когда отец, надорвавшись от деловых забот, в один роковой час превратился из энергичного дельца в жалкого, беспомощного инвалида, Хал был, надо полагать, весьма рад, что нашелся хоть один член семьи с практической жилкой. Он с величайшим удовольствием свалил все заботы на плечи брата и умчался в колледж развлекаться сатирическими песенками. Он свободен от всякой ответственности, с него ничего не спрашивается, — лишь бы он не вставлял палки в колеса машины, которой управляет брат!

— Ты живешь на доходы с угольных шахт. Все, что ты тратишь, — любой доллар приходит из шахт…

— Знаю! Знаю отлично! — вскричал Хал. — Это-то и терзает меня! Самый факт, что я живу за счет наемных рабочих…

— Прекрати! — крикнул Эдуард. — Я вовсе не это хотел сказать!

— Знаю, — настаивал Хал. — Но я-то хочу сказать именно это! Отныне я намерен знать, как живут люди, которые работают на меня, и как с ними обращаются. Я больше не ребенок, мне зубы не заговоришь!

— Но ты ведь знаешь, — возразил старший брат, — что у нас на шахтах есть отделения профсоюза.

— Да, а что это означает? Как мы с ним уживаемся? Как у нас обстоит дело с весом, честно ли все записывается?

— Конечно! У них свои контролеры при весах!

— Как же мы выдерживаем конкуренцию других промышленников этого района, которые добрую треть не доплачивают шахтерам?

— Так и умудряемся. Соблюдаем экономию.

— Знаю я эту экономию! Питер Харриган тоже зря ничего не бросает! — Не получив ответа, Хал заговорил снова: — Скажи, мы подкупаем контролеров? Даем взятки лидерам профсоюза?

Эдуард слегка покраснел.

— Зачем ты говоришь мне гадости? Ты ведь знаешь, что я не занимаюсь грязными делами!

— Я совсем не хотел говорить гадостей; но, как тебе известно, многие промышленники уверяют, что они не занимаются грязными делами; а между тем за них это отлично делают другие… Взять хотя бы политику. Неужели мы тоже устраиваем махинации и проводим во все городские учреждения своих управляющих и других служащих?

Эдуард молчал, но Хал не отступал:

— Я должен все знать! Закрывать на это глаза, как раньше, я не собираюсь!

— Ладно, Хал, узнаешь, только, ради бога, не сейчас! Если ты хочешь, чтобы с тобой считались, как со взрослым, докажи, что у тебя есть хоть капля здравого смысла. Питер Харриган приезжает в Уэстерн-Сити завтра вечером. И уж будь уверен — он набросится на меня, как разъяренный бык! Как мне ему ответить? Что я бессилен, что я ездил сюда, но не мог тебя увезти? Отдаешь ты себе отчет, что тогда произойдет? Ведь он же пристанет к папе…

Эдуард уже испробовал все свои доводы, но впечатление произвел только этот.

_— К папе его допускать нельзя! — воскликнул Хал.

— Спасибо за совет! — усмехнулся Эдуард. — Словно ты не знаешь старика Питера! Ведь он пролезет к отцу, даже если ему придется взломать дверь! Он все свое бешенство обрушит на несчастного старика! А тебя предупреждали, что всякое волнение может стоить отцу жизни. Уж я не знаю, как отец к этому отнесется: ополчится ли против тебя, или станет тебя защищать. Он такой слабенький и старый — разобраться ни в чем уж не способен. Скорее всего, он не позволит Питеру ругать тебя, но этот спор может подействовать на него так, что он тут же на месте умрет. Тебе хочется, чтоб и это преступление было на твоей совести, как и все дела твоих дружков-шахтеров?

12

Хал сидел молча, уставившись в пространство. Неужели каждый, кто борется за социальную справедливость, непременно натыкается на какое-нибудь препятствие, выбивающее оружие из его рук и делающее его бессильным?

Когда он снова заговорил, голос его был еле слышен:

— Эдуард, я думаю об одном ирландском пареньке. Он работает здесь, на шахте. У него тоже есть отец. Отец попал в катастрофу. Он уже стар, а семья большая — жена, семеро детей, кроме этого паренька. Он хороший человек, и сын у него хороший. Выслушай меня: я хочу тебе рассказать, что с ними сделал Питер Харриган.

— Ладно, как там ни есть, — сказал Эдуард, — ты можешь им помочь. Голодать им не придется.

— Это-то я знаю. Но таких здесь очень много. Всем ведь я не могу помочь! А потом — разве ты не понимаешь, Эдуард, я хочу не благотворительности, а справедливости! Я уверен, что этот паренек — Тим Рэфферти — любит своего отца не меньше, чем я — своего. И таких стариков, которых любят сыновья, здесь немало!

— Ради бога, Хал, прекрати! — закричал, теряя выдержку, Эдуард. Он был так раздражен, что не находил слов. — Ты что, решил взвалить весь мир себе на плечи? — Он вскочил, схватив брата за руку. — Мальчик, ты должен уехать отсюда!

Хал тоже встал, но не ответил. Казалось, он был в нерешительности, и брат потащил его к дверям.

— Меня здесь ждет машина. Поезд уходит через час.

Хал понял, что пора проявить твердость.

— Нет, Эдуард. Сейчас я еще не могу уехать.

— Я тебе говорю: ты должен!

— Нет, не могу. Я дал слово рабочим.

— Боже мой! Кто они тебе? Ставишь их на одну доску с родным отцом?