Читать интересную книгу Король-Уголь - Эптон Синклер

— Мне совершенно безразлично, что он думает, но я не могу допустить, чтобы он распускал обо мне клеветнические слухи. Билли Китинг мне говорил, что это их обычный прием.

— Поверь моему опыту, — холодно сказал Эдуард, — отрицая скандальную сплетню, ты лишь содействуешь ее распространению.

— В том-то и дело, — ответил Хал. — Это и расстраивает меня. Подумай только о девушке — как они очернили ее!

— Твое ли дело беспокоиться об этой девушке?

— А если бы Картрайт оклеветал какую-нибудь твою приятельницу? Неужели ты бы остался равнодушным?

— Моих приятельниц он не может оклеветать. Своих друзей я выбираю более осмотрительно.

— Конечно. Ведь ты их выбираешь из семей богачей. Но у меня оказались более демократические вкусы.

— Силы небесные! — закричал Эдуард. — Все вы реформаторы на один покрой: говорите, как заведенная машина, день и ночь только болтаете!

— Знаешь, почему тебя это раздражает? Такой человек, как ты, закрывает на все глаза, а вот уши-то не заткнешь!

— Пусть будет так… Но дай ты мне передышку — хотя бы до нашего отъезда! У меня такое чувство, будто я сижу на вулкане и не знаю, когда снова начнется извержение.

— Хорошо, — рассмеялся Хал. — Каюсь, я не проявил должной радости по поводу твоего приезда. Постараюсь быть более внимательным. Мне предстоит одно дело в Педро, так что мы туда можем поехать вместе. Но здесь мне еще нужно кое-что сделать.

— Что, например?

— Компания должна мне деньги.

— Какие еще деньги?

— Те, что я заработал.

На этот раз расхохотался Эдуард:

— Сколько там тебе причитается? Хватит тебе на одно бритье и на ванну?

Он достал из бумажника несколько кредиток. Хал, наблюдая за ним, внезапно понял, как сильно изменилась его собственная психология. Он приобрел не только классовую сознательность, но стал иначе относиться и к деньгам. Он ведь был действительно озабочен, как бы получить с Компании ему причитавшиеся доллары. Эти доллары он заработал тяжким трудом, от которого ноют все кости и болит сердце. Он грузил глыбы угля в вагонетки. На эти деньги могла бы недели две прокормиться — скудно правда, но не голодая, — вся семья Рэфферти. А у Эдуарда коричневый кожаный бумажник набит кредитками по десять и двадцать долларов. Вот он вытащил, не считая, кучу денег. «Словно доллары растут на деревьях, словно уголь сам вылезает из недр земли и прыгает в топки под звуки флейт и скрипок», — подумал Хал.

Эдуард, конечно, не имел понятия об этих странных мыслях, занимавших его брата. Он протянул ему деньги.

— Купи себе приличный костюм, — сказал он. — Надеюсь, тебе не нужно ходить в грязном тряпье, чтобы чувствовать себя демократом?

— Нет, — ответил Хал. — Как мы поедем?

— Меня ждет автомобиль — там, за конторой.

— Значит, у тебя уже все подготовлено?

Эдуард ничего не ответил. Он боялся вызвать новое извержение вулкана.

17

Они вышли из конторы черным ходом, сели в машину И умчались из поселка, не замеченные толпой. Всю дорогу Эдуард умолял Хала бросить все это дело и немедленно вернуться домой. Он снова выдвинул трагический вопрос об отце, но когда это не подействовало, перешел к угрозам. А если Хала лишат денег на расходы или отцовского наследства, что он тогда будет делать? Хал ответил, даже не улыбнувшись:

— Я всегда могу получить место профсоюзного организатора в Объединенном союзе углекопов.

Эдуарду пришлось переменить тактику.

— Если ты сейчас не уедешь, — заявил он, — я тоже останусь в Педро и буду ждать тебя.

— Хорошо. — Хал не мог не улыбнуться, услыхав эту угрозу. — Ты, наверное, будешь всюду со мной ходить, и я познакомлю тебя с моими друзьями; но ты должен обещать, что все, что ты услышишь, останется тайной.

— На черта мне твои друзья? Стану я еще о них говорить! — воскликнул Эдуард с гримасой отвращения.

— Не знаю, как могут обернуться события, — ответил Хал. — Ведь ты скоро встретишься с Питером Харриганом и возьмешь его сторону. Кто знает, какую линию поведения ты сочтешь своим нравственным долгом?

— Я тебе прямо заявляю, — воскликнул Эдуард в приливе бешенства, — если ты еще раз попытаешься вернуться в Северную Долину, клянусь богом, я подам в суд и запру тебя в психиатрическую лечебницу! Думаю, я смогу убедить судью в том, что ты невменяем.

— Еще бы! — расхохотался Хал. — В этой части земного шара ты убедишь любого судью!

Но, внимательно посмотрев на брата, Хал решил, что, пожалуй, следует поскорее скомпрометировать этот план, иначе Эдуард ухватится за него. Поэтому он сказал:

— Вот погоди, встретишься с моим другом Билли Китингом, сотрудником «Газетт», и он тебе расскажет, как он может использовать такой материал у себя в газете. Билли только мечтает, чтобы я развязал ему руки и позволил опубликовать всю историю моей борьбы со старым Харриганом.

На этом разговор закончился, но Хал не сомневался, что Эдуард намотал все себе на ус.

Они подъехали к дому Мак-Келлера, и Эдуард остался ждать в машине, пока Хал беседовал с хозяином. Старый шотландец приветливо встретил Хала и рассказал ему все новости. Джерри Минетти утром навестил его, и Мак-Келлер по его просьбе звонил в правление профсоюза в Шеридан. Он получил подтверждение, что Джек Дэйвид накануне вечером успел сообщить там о начавшейся стачке. И старик и его телефонный собеседник были настолько осторожны, что не упомянули в разговоре ни одного имени, ибо телефонные провода, как известно, нередко дают таинственную «течь». Хотя имя Джека Дэйвида не произнесли, но было ясно, о ком идет речь. В результате разговора с этим посланцем Джохан Хартмен, председатель местного отделения профсоюза углекопов, сейчас в Педро в гостинице «Америка» и вместе с ним Джим Мойлен, секретарь окружного комитета профсоюза. Последний приехал из Уэстерн-Сити тем же поездом, что Эдуард.

Все бы, кажется, хорошо, но тут Мак-Келлер добавил печальную новость: руководство союза заявило, что не может в настоящее время поддержать забастовку. Они считают ее преждевременной, она обречена на провал и вызовет только разочарование у рабочих, повредив, таким образом, широкому движению, которое постепенно подготовляет профсоюз.

Хал с самого начала предугадывал такую возможность. Но он был свидетелем зарождения свободы в Северной Долине, он видел голодные, изможденные лица, обращенные к нему с мольбой о помощи. Это глубоко взволновало его, и он считал, что должно так же взволновать руководителей профсоюза.

— Но они обязаны поддержать бастующих! — воскликнул он. — Нельзя разочаровывать этих людей, иначе они потеряют всякую веру и впадут в отчаяние. Руководители союза должны это понять — я их заставлю!

На это старый шотландец заметил, что Джерри Минетти высказал те же мысли. Он махнул рукой на всякую осторожность и помчался в гостиницу, чтобы поговорить с Хартменом и Мойленом. Хал решил последовать за ним и направился к автомобилю.

Он объяснил брату, как обстоят дела, но тот только пробурчал: «Ну, конечно!» Именно это он предсказывал! Бедные, введенные в заблуждение шахтеры снова приступят к работе, а их, так сказать, «вождь» вынужден будет признать ошибочность своей тактики. Кстати, через два-три часа есть поезд в Уэстерн-Сити. Эдуард скажет Халу спасибо, если тот поскорее закончит свои дела, чтобы поспеть на этот поезд.

Хал ответил, что он едет в гостиницу «Америка». Если брат хочет, пусть подвезет его туда. И Эдуард велел шоферу ехать. Между прочим, Эдуард разузнал о магазинах нового платья в Педро. Пока Хал будет в гостинице распинаться по поводу новорожденного профсоюза, Эдуард купит себе костюм, чтобы чувствовать себя человеком.

18

Хал застал Джерри Минетти с двумя профсоюзными работниками в их номере. Джим Мойлен, секретарь районного комитета профсоюза, высоченный молодой ирландец, черноглазый брюнет, быстрый и впечатлительный, был одним из тех людей, которые с первого взгляда вызывают доверие и симпатию. Джохан Хартмен, председатель местного отделения профсоюза, седой шахтер немецкого происхождения, сдержанный, с медлительной речью, несомненно был человеком большой силы — и моральной и физической. Обойтись без этого качества он, конечно, не мог, так как руководил штабом профсоюзной организации в самом сердце «Империи Реймонда».

Первым делом Хал рассказал о похищении делегатов. Но это нисколько не удивило руководителей: именно так поступают все шахтовладельцы при малейшей угрозе бунта. Вот почему все попытки открыто организовать рабочих кончаются ничем. Единственно возможный метод работы — это тайная пропаганда, которую надо вести до тех пор, пока на каждой шахте не будет профсоюзной ячейки.

— Значит, вы не можете поддержать нашу стачку? — воскликнул Хал.