Агафья меж тем еле слышно фыркнула и поспешила отсесть от куда более привлекательной «ровесницы».
— И как вы ее выносите? — громким шепотом спросила Стаська, во все глаза таращась на призрак покойной графини. — Это ж… еще хуже, чем я!
О, да, сестрице несомненно есть куда стремиться.
— У нас за эти три года уже сформировался иммунитет, — ответил Альберт и задорно улыбнулся. — А те, кто не смог привыкнуть к юмору вашей бабули, увы, были вынуждены покинуть замок.
— И много таких было? — заинтересовалась я.
— Ну, в былые времена в замке обитало раза в четыре больше народу, чем сейчас, — отчитался рыжеволосый Тревур, по всей видимости, ведущий учет местного народонаселения.
Ого-го. Скольких извела, карга старая.
— Мы госпожу графиню за это время, конечно, трепетно полюбили, — продолжал каверзничать отец семейства. — Но, думаю, дома ей будет лучше.
И тут меня посетило плохое подозрение. Ибо дом у этого призрака находится нигде иначе, чем на нашей каминной полке, в нашей московской квартире.
— Что вы имеете в виду? — все же решила уточнить, надеясь, что мои опасения не оправдаются.
— То, что вашу родственницу, равно как и вас, следует вернуть в родной мир. А стало быть, вы забираете ее прах с собой! — поставил меня перед фактом хозяин замка.
Н-да… Радужная перспективка, ничего не скажешь… Видимо, мое лицо в этот момент нехорошо перекосило, ибо Альберт, заметив горестную гримасу, поспешил меня успокоить.
— Думаю, вам не стоит волноваться, что призрак будет докучать вам по возвращении. Насколько я понял из рассказа Фауста, ваш мир техногенный, и магическое поле там крайне скудное, так что дух просто не сможет воплотиться.
Эта новость меня успокоила. А то не представляю, как пришлось бы объяснять неожиданное воскрешение прапрабабушки, пусть и в эфемерном виде, дорогому папуле.
— Это радует. В таком случае, не вижу причин для возражения, — вежливо ответила Высокому лорду.
— А меня никто не хочет спросить? — вдруг резко встряло до этого тихонько сидевшее привидение, и тон голоса у него был отнюдь не доброжелательный. — Может, мне здесь нравится, и я никуда не хочу уходить!
— А вас не спрашивают! — практически хором гаркнули обитатели замка, поразив нас удивительной слаженностью.
Графиня обиделась. Надулась, шмыгнула носом, делая вид, что крайне расстроена и, буркнув что-то на тему неблагодарных потомков, поспешила скрыться в своей вазе, откуда то и дело доносились горестные причитания и бормотания.
Ох уж эти бабушки…
Я схватила бокал с ближайшего столика и залпом его осушила, даже толком и не почувствовав вкуса. После всего случившегося требовалось успокоиться и прийти в себя. Расслабиться, наконец. А то от дорогой графинюшки не знала чего и ждать, весь разговор как на иголках провела.
— Я бы не советовал, — раздался упреждающий голос Тревура, стоявшего у самого камина и выразительно смотрящего на бокал в моей руке.
— Почему? — взволнованно спросила я, испугавшись, что по незнанию нарушила местный этикет.
— Это вино неспроста носит название «Блаженство Ангоры». Пить его следует крайне медленно и степенно. Иначе может слишком быстро помутиться рассудок. Так что будьте аккуратны, — предупредил помощник Альберта, а я поспешила отставить фужер в сторонку, решив больше не злоупотреблять выпивкой.
Напьюсь еще ненароком и начну хмельные песни орать, как тогда, на поминках Фенечки. Аж до вечера куролесили ведь. Нет, такое точно нельзя повторять, особенно в приличием обществе.
Глава 24
КОВАРНЫЕ НАПИТКИ, КОВАРНЫЕ БЛОНДИНЫ И МАЛЕНЬКАЯ СТРАШНАЯ МСТЯ
Опасения мои очень скоро оправдались. Не прошло и десяти минут, как картинка перед глазами потеряла привычную четкость, звуки чуть приглушились, а от каждого резкого поворота головы окружающее пространство и вовсе плыло.
Н-даааа. Пожалуй, с одного бокала меня никогда еще так не уносило. Коварное винцо, однако.
Прикрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь вернуть ясность мыслям и ощущениям. Не вышло…
Тааак. Кажется, кому-то срочно нужно на воздух. Если мне не отказывает память, как раз по пути в гостиную мы проходили мимо ажурных прозрачных дверей, ведущих на балкон. Вот туда-то я и отправлюсь.
Довольно уверенно встала с диванчика, на всякий случай чуть придерживаясь за спинку, и, извинившись, предупредила, что мне нужно отлучиться. Сделала один шаг, второй, и вот тут ноги меня подвели. Точнее, даже не ноги. Ошибка была в том, что я забыла про изрядно волочащийся по полу подол. Короче, я успешно на него наступила, запуталась, потеряла и так с трудом удерживаемое равновесие и, наверно, пропахала бы носом дорогой дубовый паркет, если бы каким-то чудом рядом не оказался Фауст. Я даже заметить не успела, как он подскочил, а ведь находился не очень-то и близко. В общем, вместо пола я упала как раз в крепкие объятия блондина. С одной стороны, я этому обстоятельству очень обрадовалась, ибо Фауст не в пример мягче паркета, но с другой… Как же на меня все посмотрели! Я от стыда была готова сквозь землю провалиться.
— Ну вот, она уже сама кидается к нему в объятия, — в довесок раздалось издевательское замечание из урны обиженной родственницы. Чтоб ее! Проклятая старуха.
Тут же последовал издевательский смешок. Явно мужской, и я не без оснований заподозрила в нем Альберта, а после почувствовала, как немилосердно горят щеки! Мама дорогая, как же я, наверно, сейчас покраснела.
А еще осознала, что ситуация и впрямь щекотливая, потому как я почти лежу в руках Фауста. Да и прижимаюсь к нему отнюдь не невинно. Попыталась исправить ситуацию и встать на свои ноги. Не вышло. Вновь помешала треклятая юбка, и я вновь вцепилась в блондина, ибо другой опоры по близости просто не было.
С энной попытки мне все же удалось выровняться, и я, извинившись, тут же поспешила покинуть «теплую» компанию пожиравших меня взглядами родственничков. Кто насмешливыми, а кто, мягко говоря, колючим. И думаю, не стоит говорить, кому принадлежал тот самый колючий взгляд.
— Может, тебя проводить? — вежливо предложил Фауст, не спеша выпускать моего локтя.
— Нет, все нормально. Сейчас еще юбку по дороге оторву, и будет вообще замечательно, — не смогла сдержать раздражения и закончила весьма язвительно, что, как говорится, отнюдь не делало мне чести.
Но сказанного не воротишь, так что чего теперь жалеть. Фауст послушно выпустил мою руку, и я, подобрав волочащуюся юбку, устремилась вон из зала.
На балконе в это время суток было довольно прохладно, и первый же порыв ветра остудил горящие щеки и принес успокоение, так мне необходимое. Голова постепенно начала проясняться, и неизвестно откуда взявшаяся стыдливость тоже сделала ноги, оставив меня в полном одиночестве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});