Пройдусь до пилотов. Мы меняем курс.
Глава 14
ВВС или самолетики?
Часть 3. Кузнечики – Кремль
28 февраля 1941 г. Подольск. Аэродром Кузнечики
Уже на подлете к Москве пилот вызвал Смушкевича в кабину.
– Чего там у вас еще?
– Кузнечики запрещают посадку, товарищ генерал-лейтенант.
– Кто?! Ты пьян, капитан?
– Аэродром так называется, товарищ генерал-лейтенант. Кузнечики.
– Так и говори. Почему запрещают?
– Не знаю, может быть, полоса не расчищена или по метеоусловиям.
– Долбодятлы. А сесть сможешь?
– Смогу, товарищ генерал-лейтенант.
– Так садись. А почему я тебя раньше не видел, капитан? Новенький?
– Да, товарищ генерал-лейтенант. Перевелся с Украины из 226-го бомбардировочного полка.
– Говори «Яков Владимирович», от твоего «тащгенралейтенант» зубы сводит. А что ж тебе на Украине не служилось?
– Жена у меня из Подмосковья. Сына ждем.
– Сына – это хорошо. Звать-то тебя как?
– Капитан Мишин Николай Николаевич.
– Ладно, сажай самолет, Николай. Не буду отвлекать.
Уже взявшись руками за перегородку, Смушкевич обернулся. До Москвы оставалось еще 20–30 километров, но весь горизонт уже занимал гигантский мегаполис. Город рванул вширь, и с высоты огромное количество строек сливалось, теряло индивидуальность, но создавало впечатление чего-то грандиозного, необратимого.
– Николай, а ты сообщил им, что я на борту?
– Еще нет, Яков Владимирович.
– А ты знаешь, и не сообщай.
Аэродром под Подольском Смушкевич выбрал для проверки практически наугад, просто тот был прямо по курсу. Ничего особенного о 28-й[67] смешанной авиадивизии, которая там базировалась, генерал-лейтенант сказать не мог, обычный середнячок.
Но то, что аэродром, находящийся практически под боком у Москвы, не готов к приему транспортного самолета, его даже не разозлило, а обескуражило. Как так?
Всю обратную дорогу Смушкевич и Самойлов спорили, обсуждая предстоящую реформу ВВС. И вот сейчас генерал-лейтенанту захотелось побыть наедине со своими мыслями. Поразмыслить не столько над предложениями майора, сколько над его личностью. Вопрос «Будет ли этим летом война?» становился ключевым для принятия любых решений.
То, что у майора есть идея фикс, знали многие, он, в общем-то, этого и не скрывал. Рапорты, предложения, постоянная гонка со временем. Кто-то крутил пальцем у виска, разумеется, за глаза, а кто-то, как тот же Ильюшин, говорил, что у майора не просто талант, а дар божий. Вот и думай.
Совершенно однозначно, чем бы ни закончилась эта история, Самойлов не друг. Союзник, как говорят за границей, партнер – возможно, но не друг. Теперь для Якова стало совершенно очевидно, что при необходимости Самойлов расправится с любым, невзирая на прошлые заслуги и личные отношения.
Но, несмотря на весь его пыл и, даже можно сказать, фанатизм, аргументы его очень убедительны. Без флота, хотя бы равного британскому, Германия высадиться на Остров не сможет. Можно было бы еще попытаться, имея подавляющее превосходство в воздухе. Но как показала «Битва за Англию», там у них по большому счету паритет.
Яков Владимирович в свои без малого сорок лет успел прожить трудную, насыщенную событиями жизнь. Был не единожды ранен в Гражданскую, побывал в польском плену, в апреле 1938-го сильно поломал ноги в авиакатастрофе, занимал высшие командные посты в ВВС РККА. Испугать и сломить его было трудно, если вообще возможно.
Сейчас мысли Якова раз за разом возвращались к семье. Лишиться должности, звания и наград он не боялся. Но вот жена и дочка! Потеряв младшую по нелепой случайности, Смушкевич крайне остро осознавал хрупкость человеческой судьбы. И если для спасения семьи нужно навести в авиации дисциплину, он будет «бить палкой по башке», невзирая на лица.
– Яков Владимирович, сядьте, пожалуйста, мы заходим на посадку.
– Хорошо.
Генерал-лейтенант шагнул в салон, но не прошел к майору, а сел в первое попавшееся кресло, ему нужно было многое обдумать.
Еще весной 1938-го, незадолго до аварии, журнал «Большевик» напечатал его статью «Авиация в предстоящей войне», где предлагалась централизация управления авиацией. Воздушные армии были созданы, но не прошли проверку Зимней войной. Было решено, что такая авиационная структура слишком громоздка и плохо поддается управлению. И вот сейчас майор предлагал снова поднять этот вопрос.
Один фронт (округ) – одна воздушная армия. Что нужно сделать, чтобы армия перестала быть громоздкой? Конечно, оптимизация структуры и связь. По обоим вопросам у него есть что сказать руководству страны. Что же касается связи, то майор, зациклившись на радио, совершенно необоснованно забывает о старых добрых гонцах. Пакет по радио, между прочим, не очень-то передашь, а в авиации как раз все условия для использования фельдъегерей.
Самолет коснулся взлетной полосы, но генерал-лейтенант этого даже не заметил. Мыслями он был в Западном округе, а вернее, над ним. С высоты птичьего, хотя правильнее будет сказать бомбардировочного, полета он рассматривал аэродромы Белостокского выступа.
Если Самойлов не ошибается насчет сроков начала войны, то не ошибается он и в том, как будет нанесен первый удар. А вот тут, каким бы талантливым ни был майор Самойлов, процессы, происходящие в авиации, он, генерал-лейтенант Смушкевич, знает гораздо лучше. Майор проинспектировал несколько аэродромов, выявил ряд недостатков. И даже смог на основании этих весьма неполных данных каким-то чудом написать весьма годную программу.
А как быть с тем фактом, что в округе из 38 авиаполков 25 созданы в конце прошлого года?
Додумать свою мысль генерал-лейтенант не успел, самолет повело вправо, разворачивая боком. Мелькнула паническая мысль: «Сейчас навернемся». Но испугаться товарищ Смушкевич тоже не успел.
«Дуглас», теряя скорость, снова начал двигаться носом вперед. Самолет съехал с взлетной полосы и, утопая колесами в снегу, быстро остановился.
Дежурный по аэродрому старший лейтенант Иван Долгих выскочил из полуторки, чуть не поскользнулся и от души выматерился. Выдохнул, сплюнул и высокими скачками, по колено проваливаясь в снегу, двинул к нежданно-негаданному самолету.
– Куда вы прилетели, черти?! Сказано же, закрыт аэродром. Закрыт! Вы вообще кто такие?! – Голос Долгих, вначале такой звонкий и сердитый, звучал все тише и неуверенней, а последняя фраза была произнесена уже совсем с просительной интонацией.
Молчащие и чем-то неуловимо похожие друг на друга лейтенанты вызывали у него необъяснимое чувство дискомфорта. Ухмыляющиеся и даже немного вальяжные, в шинелях из дорогого сукна, но одновременно с цепкими холодными глазами и плавными скупыми движениями. А когда он разглядел у одного из них угловатый кожаный чемоданчик с уходящей в рукав шинели стальной цепочкой, то надежда на то, что это просто случайный самолет, севший на их аэродром из-за какой-то неисправности, растаяла, как дым на ветру.
– Дежурный по аэродрому старший лейтенант Долгих, – перешел на официальный тон Иван.
– Ну здравствуй, дежурный. – Вслед за голосом