мне задаете?! – сорвался в крик генерал-лейтенант. – Это я вас должен спросить! Почему полоса не готова?! Где начальство?! Как вы воевать вообще собрались?! Под трибунал захотели?!
Долгих тогда немного струхнул: не каждый день тебе по два раза трибуналом грозят. И даже чуть-чуть порадовался тому, что майор назначил его своим помощником.
В общем, тогда все обошлось. Прокричавшись, товарищ Смушкевич постановил следующее. Два звена самых опытных истребителей взлетают на лыжах и летят по маршруту, будут разведчиками. А вот остальные чистят ВПП. А в итогах проверки будет указано, что по такое-то время дивизия могла совершать боевые вылеты только «на лыжах».
Шесть самолетов взлетели и скрылись за горизонтом. Проводившие их взглядом товарищи еще не догадывались, какая участь ждет оставшихся на аэродроме. А генерал-лейтенант Смушкевич не побрезговал сесть в раздолбанную полуторку и начал методично объезжать ангары. Самолет к бою готов? Прекрасно. Лопаты в руки и чистить полосу. Самолет не готов? Кто нужен для ремонта, остались, остальные инструмент в руки – и вперед. Самолет вообще неремонтопригоден? Ну, что делать, вы знаете.
Воспользовавшись тем, что генерал-лейтенант решил лично проинспектировать ангары в поисках неучтенных снегоуборочных мощностей, майор, прихватив Ивана, и в самом деле отправился в столовую, обоснованно предполагая, что летчики начнут собираться именно там. И, как оказалось, не ошибся, самые глазастые и любопытные товарищи уже вовсю обсуждали внезапное прибытие высокого начальства, запивая разговоры компотом из сухофруктов. Разумеется, появление нового человека летчики встретили, можно сказать, с большим интересом.
Первый раз Иван заподозрил что-то неладное, когда на вопрос о звании майор дал крайне уклончивый ответ: «Да я здесь не как военный, а как представитель авиапрома, товарищи, если хотите, пусть будет лейтенант. Есть же такое звание?» Летчики, сначала было насторожившиеся, от такого заявления повеселели и начали забрасывать простоватого «представителя» заковыристыми вопросами. А спустя какое-то время старший лейтенант Долгих осознал, что перед ним, вернее перед его боевыми товарищами, просто-напросто ломают комедию.
Майор, сующий под нос генерал-лейтенанту авиации трофейные часы, и майор, уплетающий за обе щеки макароны по-флотски в хорошо протопленной столовой – это два совершенно разных человека. Лицо его сделалось каким-то глуповатым, движения стали неуклюжими и дергаными, а вопросы умиляли своей глупостью.
Через минуту Долгих похолодел, поняв, что майор не просто дурачится. Страшно было осознавать, что этот нелепо выглядевший человечек, не отказавшийся от предложенных ста граммов и смахнувший локтем перечницу, с набитым непрожеванной лапшой ртом, ведет допрос. А боевые летчики наперебой, как дети малые, пытаются ему что-то втолковать. Причем говорят такие вещи, которые от проверки любой здравомыслящий человек до последнего скрывать будет. Это надо же! Майор не поверил, что выпимший даже 50 граммов водки человек может самолет в воздух поднять, и эти придурки начали ему бахвалиться, у кого какие случаи бывали, когда, кто, изрядно поддав, летал. А он еще и восхищается, гад! И успевает следить за Иваном, и даже улыбается глазами.
– Та ти зрозумий, як тебе там? – Здоровенный, под два метра ростом, командир 3-й эскадрильи истребителей капитан Василь Степаненко навис над «представителем авиапрома», обдавая его концентрированной смесью из запахов «Шипра», пота и некачественного алкоголя.
– Виктор я.
– Зрозумий, Витя. Хоч куди тоби, ти ж по земли повзаеш. А я истребитель! Я орэл! Вирыш?!
– Верю. Но все равно нужно же изучать материальную часть, тактику противника…
– Та я все знаю. Нам же у льотному училищи все це говорили.
– Если в училище, то конечно.
– Ти, Витя, людина не вийськова, – Василь положил руку на плечо майора, не давая ему возразить, – вси ци вучення-мучення, тактика-херактика – це так, баловство, а на вийни все решает бойова лють. У кого злости бильше, той и переможе. Ясно, Витя?
– А вы воевали, Василь?
– А як же. Звильняв братив словян. На Варшави литав як над Москвой.
– Варшава, – мечтательно произнес «представитель», – даже немного завидую вам. Но все же, а как же ежедневные тренировки?
Степаненко скорчил гримасу, давая понять, что чихал он на все тренировки с высоты своего немаленького роста.
– Я вот некоторым образом тренируюсь последние пять лет каждый день. Почему-то мне кажется, навык важнее эмоций. Или я неправ?
– Эх, Витю, не боявся би тебе прибити, показав би я тоби, на що твий навык придатний, – гулко загоготал Василь.
– Так это же нечестно будет. Я тренировался, а ты нет.
– А-ха-ха, ой тримайте мене. Тренувався вин. Дывысь!
Степаненко обхватил алюминиевою кружку на пол-литра ладонью и сдавил ее.
– Видишь! – капитан поставил смятую посуду на стол перед майором.
– Вижу. Кружку испортил. Так с посудой хорошо драться, она сдачи не даст.
– Вот, – до капитана не сразу дошел смысл сказанной «представителем» фразы. – Що ти сказав?! – в абсолютной тишине переспросил Василь.
Долгих знал, что капитан Степаненко добродушный и веселый, но, как, в общем-то, все большие и сильные люди, имеет одну скверную черту характера. Капитан был болезненно самолюбивым, и даже его упорное нежелание говорить на русском языке было своего рода вызовом обществу: смотрите, какой я исключительный.
Только вот майору нависший над ним гигант, казалось, никакого дискомфорта не доставляет. Не спеша промокнув кусочком хлеба масло, оставшееся на тарелке от макарон, Самойлов закинул его в рот и с видимым наслаждением принялся его тщательно пережевывать.
– Вкусно. Надо обязательно поблагодарить повара. – Не вставая со стула, «представитель» потянулся, расправляя плечи. – Лепота.
– Що ти мине сказав, Витя?
– Говорю я тебе, Вася, что кружка не показатель. Давай проверим по-настоящему, по-мужски. Мой навык против твоей боевой ярости.
– Так я ж тебе порву, як Тузик грилку.
– Это докажет, что ярость важнее навыка. Но если честно, я сильно в этом сомневаюсь. Я ведь, в отличие от кружки, и сдачи дать могу.
– Ну дивись, Витю, сам напросився. – И уже сослуживцам: – Прибирайте столы.
Буквально мгновенно центр столовой лишился мебели, а люди образовали круг примерно четырех метров в диаметре. Иван, энергично поработав локтями, занял место в первом ряду, практически на равном расстоянии от участников предстоящей схватки. И теперь Долгих лихорадочно пытался понять, за кого он должен переживать. Вроде бы капитан Степаненко свой, а майор не только чужой, он еще и самым наглым образом обманывал собравшихся здесь летчиков. Выпытал сведения о всяких нарушениях устава, между прочим, достаточно серьезных, и теперь все доложит генерал-лейтенанту. Или не доложит?
Перед глазами старшего лейтенанта встали массивные металлические часы с черным циферблатом и большими желтыми цифрами. Все-таки не доложит. А вот сам наказать сможет? Какие у него полномочия?
«Не о том ты сейчас думаешь, Ваня, – перебил сам себя Долгих, – как он собирается