Читать интересную книгу В огне повенчанные. Рассказы - Иван Лазутин

— А кто сейчас на концах бикфордовых шнуров?

— Два их бойца и наш Вакуленко. Вакула капитану приглянулся. Назначил его старшим. И шифр ракетного сигнала ему же передал. Так что, судя по обстановке, мост дышит последние часы.

— Не часы, Петро, а, пожалуй, минуты, — горько проговорил Казаринов, ведя бинокль в глубину шоссе, где показались какие-то машины. — А где Альмень?

— Доваривает конину. Обещал сегодня завернуть такой обед, какого не едал сам хан Батый.

— А ты?

— Меня капитан прислал к вам. Будем начеку здесь, у телефона.

— Ну что ж… — Григорий вздохнул. — Будем ждать… — И после некоторого молчания спросил: — Соседний полк снялся полностью?

— Полностью. Его окопы заняли какие-то другие роты. Видел я ребят. Разговаривал. Все понимают, что ждет их несладкое…

— Сейчас всем несладко, Петро. Вырвались из маленького котла — попали в большой. Немец уже за Вязьмой. Взял Ржев и Юхнов.

— И куда же пошел дальше?

— На Калугу и на Можайск. А там — рукой подать до Москвы.

— Как пойдут дела дальше? — спросил Иванников.

— Сейчас раздумывать некогда, Петро. Нужно во что бы то ни стало вырываться из этого котла. У нас с тобой уже опыт есть.

С минуту лежали молча. Казаринов в бинокль наблюдал за мостом, за автострадой, по которой, как и два дня назад, шли и ехали военные, штатские, молодые, старые… И все спешили. Ужас войны и плена подхлестывал, придавал силы, вселял надежду.

— Сколько машин шло в колонне? — не отрывая от глаз бинокля, спросил Казаринов.

— Около двадцати, я же вам говорил. — Иванников лежал на спине и, подложив под голову руку, смотрел в одну точку бетонного потолка дота.

— Кто тебе сказал, что военврач Казаринова и главный хирург госпиталя поедут во второй колонне последними? — не успокаивался Григорий, будто от точности ответа Иванникова зависела судьба Галины.

— Майор, уже пожилой, седой. Он, как я понял, — старший колонны. Я у него так и спросил: в какой машине едет военврач Казаринова? Он мне сразу же ответил: Казаринова и главный хирург обрабатывают последние партии прибывших раненых, поедут на последних машинах.

— А когда поедут, не спросил?

— Не спросил. Да майору и разговаривать-то со мной было некогда. Только и спросил: правда, что немцы уже заняли Вязьму?

— А ты?

— А что врать-то? Сказал, что занята. Он плюнул, махнул рукой и побежал к головной машине.

— И колонна тронулась?

— А что же ей оставалось делать?

Над лесом правобережья показались знакомые темные силуэты бомбардировщиков. Шли девятками. Держали курс прямо на мост.

— Ну, Петро, держись!.. Сейчас начнется такое!.. Земля смешается с небом, а небо с землей. Вижу уже четыре девятки… За ними, кажется, еще волна идет…

Иванников припал лицом к бойнице. Теперь уже и он невооруженным глазом видел четыре одинаковые, идущие ровной волной девятки бомбардировщиков. Монотонно нарастающий, вибрирующий гул самолетов начинал сжимать сердце. Не раз Казаринов и Иванников лежали в дорожных кюветах, в траншейных отсеках, в окопах, просто в открытом поле под леденящими душу накатами давящих звуков «юнкерсов». И все-таки не привыкли человеческие нервы спокойно встречать надвигающуюся черную смерть.

Иванников бросил взгляд на серую железобетонную плиту потолка дота.

— Как вы думаете, товарищ лейтенант, выдержит эта штука над нами, если ахнет прямое попадание?

— Думаю, выдержит. Поверх бетона — больше метра земли. А там посмотрим. Лишь бы не угодил перед амбразурой: и нам хана, и проводка в клочья.

Не долетев до моста, девятки разделились пополам, оставив между собой интервал.

«А мост берегут, гады…» — успел подумать Казаринов.

Резкий телефонный зуммер заставил Казаринова и Иванникова вздрогнуть. Голос начальника штаба Григорию показался запальчивым, словно он захлебывался воздухом.

— Видишь, лейтенант?! — неслось из трубки.

— Вижу. С первой волной идут четыре девятки «юнкерсов». За первой идет вторая волна. Первая выходит на бомбежку.

— Жди, лейтенант, моей команды!.. Если в случае прервется телефонная связь…

Первые бомбы разорвались по обеим сторонам моста левобережья. Конец фразы Реутова Казаринов не расслышал: захлестнули разрывы тяжелых авиабомб. Григорий положил телефонную трубку и подполз в угол дота к Иванникову, который, обхватив голову руками, неподвижно лежал ничком, плотно прижавшись к холодной бетонной стенке. Ничком лег и Казаринов, тоже обхватив голову руками. Цельнолитый, толстостенный бронеколпак, изготовленный по спецзаказу на московском заводе железобетонных конструкций, содрогался вместе с землей, врывавшиеся через амбразуру накаты могучих воздушных волн встряхивали Казаринова и Иванникова.

Так продолжалось минут десять. Волны бомбардировщиков, одна сменяя другую, бомбили полосу обороны дивизии. Одно непонятно было Григорию: зачем столько взрывной силы брошено на окруженную дивизию?

Когда кругом все стихло и в голове стоял неприятно-тошнотный звон, Казаринов и Иванников, прижавшись друг к другу, еще некоторое время лежали неподвижно. Первым заговорил Казаринову.

— Ну как, Петро? Хорош был концерт?

— Концерт был ничего, только вот в голове стоит колокольный звон.

Григорий подполз к амбразуре и посмотрел на мост. Он по-прежнему, словно заговоренный, стоял целехонек и невредим. Вся левобережная равнина по обе стороны моста зияла черными кратерами воронок. Окопы, где заняли позиции четыре усиленные роты арьергардного заслона, казались мертвыми. Отмеченная колышками линия залегания кабеля, идущего к мосту, в некоторых местах чернела глубокими черными воронками.

Казаринов вскинул бинокль и, чтобы убедиться в тревожной догадке, проглядел отмеченную колышками линию кабеля до самого моста. «В четырех местах от провода ничего не осталось… Теперь вся надежда на огневой вариант взрыва. Но не поврежден ли детонирующий шнур? И живы ли Вакуленко, капитан и бойцы, что засели рядом с мостом?»

Казаринов снял трубку и принялся крутить ручку телефона. Телефон был мертв. Как ни дул, ни кричал он в трубку — телефон молчал.

— Что вы, товарищ лейтенант?! Хотите, чтоб он работал после такого светопреставления! — сказал Иванников, ведя бинокль вдоль левого берега, искореженного до неузнаваемости. А Казаринов, словно вымещая свою злость на мертвом телефоне, продолжал крутить рукоятку и дуть в трубку. — Товарищ лейтенант!.. Взгляните!.. Кажется, это госпитальные машины!.. Целая колонна!.. На скорости идут к мосту!..

Казаринов выхватил из рук Иванникова бинокль и поднес его к глазам. Руки Григория тряслись, перекрестие бинокля никак не попадало на шоссе. Но вот наконец перекрестие заплясало над цепочкой санитарных машин. Одна, две, три, четыре…

— Вижу восемь машин!.. В предпоследней — Галина!.. Она сидит рядом с шофером!..

— Сколько, по-вашему, им осталось до моста, товарищ лейтенант?

— Километр, не больше… Но почему еле ползет головная машина? Задерживает всю колонну!..

— Понятное дело, ведь раненых везут, а дорога, взгляните, — вся в воронках, — проговорил Иванников, словно стараясь оправдать шофера головной машины. — Все с красными крестами?

— Все с крестами.

Полковник Реутов и капитан Дольников втиснулись в блиндаж так неожиданно, что Иванников, который хотел что-то сказать, откатился от Казаринова и уступил место у амбразуры командирам.

— Какого черта у вас до сих пор не починен телефонный кабель?! — зло проговорил Реутов и тяжело плюхнулся на солому рядом с Казариновым. — Дайте бинокль, лейтенант!

Григорий протянул бинокль Реутову.

— Электрокабель к мосту перебит! Вы это знаете?! — Полковник чертыхнулся и остановил бинокль на колонне санитарных машин.

— В четырех местах. Связисты устраняют обрыв.

— И какого черта до сих пор прохлаждалась медицина?! — сердито выругался полковник. — Им бы нужно удочки сматывать первыми, а они до сих пор тащатся как черепахи…

— А куда же им было девать раненых? — вмешался в разговор капитан Дольников и, многозначительно посмотрев на Казаринова, кивнул в сторону колонны: — Здесь?

— Здесь… — ответил Григорий и почувствовал, что вопрос был задан не праздно. Даже в том, как было сказано это «здесь», звучала искренняя товарищеская обеспокоенность и тревога.

— В какой?

— В предпоследней.

— Подождем, только как бы… — Дольников перевел взгляд на Реутова, который продолжал смотреть в бинокль и, беззвучно шевеля губами, посылал ругательства в сторону медленно ползущей колонны санитарных машин.

— Не хватало, чтоб тылы армейского госпиталя притащили на своем хвосте на наш берег немецкие танки! А они, чует моя душа, должны быть вот-вот, на подходе, — продолжал бесноваться Реутов. — Неужели нельзя поскорее устранить обрыв кабеля?! Неужели во всей команде осталось четыре бойца? Да и те копошатся как сонные мухи!.. — Реутов положил перед собой бинокль и посмотрел на Иванникова так, что тот поежился. — А этот что здесь кантуется?