Второй день прошел безмятежно. Время от времени «Бен Франклин» чуть смещался под действием приливно-отливных течений, но сохранял при этом полную остойчивость. Шутки ради мы на пари соорудили карточный домик — он стоял так же надежно, как если бы мы находились на суше.
За окнами были все те же рыбы. То скат пройдет мимо самого иллюминатора, то уже описанные каранги; роился планктон. Морская фауна была на диво активной для гавани.
Заступив на вахту во вторую ночь, я решил осушить одну из полусфер, вооружился губкой и собрал больше литра воды. Правда, относительно прохладные стенки очень скоро снова покрылись росой, зато стало меньше влаги в воздухе. В принципе это лучший способ борьбы с влагой; во всяком случае на несколько часов «внутренний дождь» прекратился. Но губкой можно обработать только малую часть корпуса, так что всей воды не соберешь. Очевидно, что проблему влажности может решить только силикагель; к сожалению, его у нас слишком мало.
Под утро вода вдруг стала удивительно прозрачной. Нас окружали десятки, сотни карангов; был тут и маленький скат, возможно тот же, что прежде. Плавно прошла над грунтом элегантная камбала. Пестрые рыбешки принялись очищать снаружи иллюминаторы, соскабливая успевших прилепиться моллюсков. Мы с Гарольдом Дорром решили подольше не выключать прожекторы, и количество рыб и планктона непрерывно росло, будто мы очутились посреди исполинского аквариума. Однако судить о реакциях (или об отсутствии реакций) рыб было трудно. Резкий поворот прожектора или вспышки света внутри мезоскафа вроде бы никак на них не влияли. В 4.28 где-то над нами прошел буксир, и тотчас вода перестала быть прозрачной.
На третий день мы уже совсем освоились, у нас появились какие-то навыки, соответствующие обстановке; тем не менее нам не терпелось подняться на поверхность, так тяготила влажность. Температура была вполне сносная, точнее, была бы сносная, будь воздух суше.
Около полудня перед иллюминаторами прошли две барракуды длиной не меньше метра. Затем опять показался маленький скат. Обилие иллюминаторов вполне себя оправдало, позволяя не терять из поля зрения рыб, которые ходили вокруг мезоскафа. В 15.00 у меня появилась легкая одышка. Перед тем я одну за другой поднимал секции настила — пустяковая работа, отнюдь не требующая больших усилий, но в воздухе явно было больше одного процента углекислого газа. Одышка — один из первых признаков того, что норма углекислого газа превышена. Наши контрольные приборы по-прежнему работали неудовлетворительно. Каждый из трех приборов показывал свое, к тому же показания поминутно менялись.
Рэй Девис занимался своими микробиологическими исследованиями, тщательно собирая необходимые пробы.
Во второй половине дня я сообщил на поверхность, что неплохо бы прислать нам с кем-нибудь из аквалангистов апельсины и передать их через шлюзовую камеру. Мы уже соскучились по натуральным продуктам.
Наш секретарь мадам Симона Трейво отправилась в магазин, и в 15.15 мы извлекли из шлюзовой камеры шесть превосходных флоридских апельсинов в полиэтиленовом мешочке; погружение им ничуть не повредило.
Наступила третья ночь. Конечно, мы немного устали, но настроение было бодрое. Между членами команды царило полное взаимопонимание, и все-таки я решил посоветовать «Граммену», чтобы впредь дисциплина на борту была более вольготной, что ли, не так отдавала военщиной. Я задался целью, чтобы наша работа в море каждому принесла максимум пользы, а для этого необходима дружеская, откровенная атмосфера. Дисциплина на борту военной лодки — другое дело, там без нее, наверно, нельзя, но у нас-то исследовательское судно. А мне в этом трехдневном погружении не все было по душе…
В последнюю ночь даже в разгар прилива, когда вода очистилась, я практически не видел рыб, но в 0.57 Гарольд Дорр вдруг окликнул меня. Голос его звучал глухо — и от волнения, и оттого, что он боялся разбудить других.
— Акула!
Сам я не успел ее рассмотреть, но Гарольд подробно описал мне акулу. Она была небольшая, длиной около полуметра, двигалась очень быстро. Может быть, это она распугала других рыб? Прошло немного времени, и они появились снова, как ни в чем не бывало: камбалы, скаты, сомики, разные мальки.
Камерун Уокер — вахтенный на поверхности — решил поудить рыбу, сидя в лодке прямо над мезоскафом. Дорр увидел за иллюминатором его леску с крючком. Уокеру не повезло, крючок зацепился за мезоскаф. Внушительная добыча, ничего не скажешь, да только чересчур тяжелая, и Уокеру пришлось от нее отказаться.
Вот такими маленькими развлечениями заполняют свое время океанографы на дне одной флоридской гавани ночью на глубине 11 метров…
Что же мы увидели за эти три дня под водой? Барракуд, акул, скатов, камбал, сомиков, множество тропических рыбок, тучи планктона. В батискафе, погружаясь на куда большую глубину, не всякий раз столько увидишь.
Наконец, на четвертый день или на исходе третьего, смотря как считать, около 9.50 Эрвин Эберсолд продул балластные цистерны и поднял «Бена Франклина» на поверхность. Но мы не спешили открывать люки: пусть внутренняя атмосфера остается неизменной все 72 часа, отведенных на этот опыт.
Мезоскаф отбуксировали к пристани и после нескольких заключительных проверок в 11.25 был открыт выравнивающий клапан. Как показывали внутренние приборы, подача кислорода у нас все еще превышала потребление, поэтому в аппарате давление было несколько больше атмосферного. И когда открылся клапан, сообщающийся с внешней средой, внезапно, совсем как в камере Вильсона, сгустился туман, да такой, что несколько секунд видимость в кабине практически была равна нулю.
В 11.30 открылся люк, мы вышли на мостик и ступили на пристань, где нас ожидали родные и старший медицинский эксперт «Граммена» доктор Роберт Джессэп. Беглое освидетельствование показало, что мы пока живы. Погружение благополучно завершилось, мы сделали еще один шаг в сторону Гольфстрима.
22. Новые испытания и проверки
Многое еще предстояло сделать до того, как выходить в Гольфстрим. И «Бена Франклина» ждали новые и новые проверки. Буксировка, первое погружение в открытом море, повторные погружения вплоть до предельной проектной глубины 610 метров, испытание двигателей, проверка емкости и мощности аккумуляторных батарей, отдача аварийного балласта на средней и предельной глубине, чтобы узнать, как поведет себя лодка при очень быстром всплытии. Несколько погружений для проверки корпуса на прочность и, наконец, так называемые официальные погружения с представителями АУК, которые дадут свидетельство, удостоверяющее, что мезоскаф построен в соответствии со стандартами, удовлетворяющими американским требованиям, нему можно погружаться на глубину 600 метров, а также с представителями военно-морского ведомства США — пусть лично убедятся, что экипаж мезоскафа знает свое дело, аппарат достаточно надежен и штаб ВМС, если возникнет необходимость, может разрешить своим людям участвовать в погружениях.
Малых исследовательских субмарин развелось так много, и строители их (в расчете на крупный заказ) день и ночь так упорно обхаживают Пентагон, засыпая штаб и разные управления ВМС приглашениями принять участие в различных погружениях, что властям пришлось разработать определенный порядок на этот счет. В 1957 году, когда мы пригласили американцев ознакомиться с «Триестом», достаточно было простого доверия, тем более что конкурентов не было, и создатель батискафа доктор Огюст Пикар весьма убедительно доказал надежность своего аппарата. Но с тех пор утекло много воды, и теперь действует драконовский закон, не допускающий никаких исключений: никто из лиц, служащих в ВМС, будь то даже вольнонаемный, не имеет права погружаться в гражданской подводной лодке, не «освидетельствованной» военно-морским ведомством.
Я не собираюсь подробно описывать все наши испытательные погружения, хотя у каждого из них была своя задача, свои интересные особенности. Всего мы, прежде чем отправиться в экспедицию «Гольфстрим», погружались около сорока раз; то на несколько часов, то на сутки-другие, когда в гавани Палм-Бича, когда в прибрежных водах, а то и в открытом море между Флоридой и Багамскими островами.
Первый выход в море состоялся 27 января 1969 года; программа предусматривала погружение на небольшую глубину. Материковая отмель от Палм-Бича простирается довольно далеко, следовательно, дно понижается очень медленно, и нам пришлось два часа буксировать «Бена Франклина», прежде чем мы достигли устраивающей нас отметки 25 метров. Волнение на поверхности было умеренное, но длинные волны давали себя знать даже на грунте. Мезоскаф покачивало на песке, и в тот день мы пробыли всего час под водой, ограничившись как бы вторым крещением.
5 февраля мы смогли наконец приступить к более серьезной работе. Идя быстрее, чем в прошлый раз, мы через два часа после выхода из гавани достигли места с отметкой глубины около 150 метров.