Стропы натянуты, скобы закреплены, шплинты проверены, и РХ-15 плавно возносится к хмурому небу. На всех «этажах» парохода, от главной палубы до полуюта, свободные от вахты члены команды. Кто на вантах, кто на поручнях, наклонясь вперед, назад, вправо, влево… Многие, вооружившись камерами, совершают чудеса эквилибристики в погоне за памятным кадром.
Среди профессиональных репортеров я узнавал людей, которые провожали ФНРС в стратосферу в 1931 году и ФНРС-2 в Африку в 1948. В их числе был Ж. Шампру, превосходный фотограф и верный, преданный друг, ходивший с нами не в одну экспедицию.
Заработали лебедки, заскрежетали блоки, засипели струи пара и сжатого воздуха, одни тросы натянулись, другие ослабли… Грубоватые голоса моряков, охрипших на северном ветру, чеканили короткие команды, которые тотчас исполнялись. Кран опустил мезоскаф в новую люльку мягко и аккуратно, будто кошка, несущая в зубах котенка. Здесь мезоскаф надежно закрепили, чтобы ему не были страшны даже буйные атлантические штормы.
Дальше надо было погрузить снятое оборудование и прочее имущество, всего около 130 ящиков, привезенных в десяти товарных вагонах. Погрузка прошла без всяких осложнений. Ящики разной формы, разного веса ныряли в огромные трюмы «Анкерса», занимая предназначенное им место, словно кто-то заранее упражнялся с этой исполинской мозаикой.
Не без удивления прочли мы надписи на ящиках, поверх которых легли некоторые из наших контейнеров: «Настоящий швейцарский сыр из Голландии, изготовлен в Финляндии». Не мудрено, что американцы не так пристрастны к сыру, как мы…
Мы проводили мезоскаф, и на этом закончилась европейская часть наших приключений.
19. Швейцарцы во Флориде
И опять нам пришлось сокращать штат бригады. Но теперь обстоятельства были совсем другими, чем в 1964 году. Многие из сотрудников нанимались временно, зная, что не будут сопровождать мезоскаф в Америку, и найти себе другую работу в Швейцарии для них не представляло трудности. А чтобы облегчить сборку аппарата в США, я убедил «Граммен» сохранить и привезти во Флориду основное ядро людей, которые особенно хорошо знали мезоскаф. Тринадцать человек — одиннадцать швейцарцев, один француз и один испанец — с семьями и багажом прилетели в Америку, и почти все успели к встрече РХ-15, когда он прибыл в Палм-Бич на борту «Анкерса». Несмотря ка капризы погоды, рейс прошел гладко.
Для всех членов нашего отряда, кроме меня, это было первое знакомство с Соединенными Штатами.
Когда я в 1956 году впервые попал во Флориду, там, да и повсюду в США, царил огромный интерес к морю, но не менее велико было и невежество во всем, что касалось исследовательских подводных лодок. Океанографией занимались, так сказать, с поверхности; ученые брали пробы, свесившись через поручни ослепительных парусников. Никому и в голову не приходило, что необходимо посылать исследователей в глубины моря, да никто и не представлял себе, что это возможно. Разумеется, все знали о погружениях Вильяма Биба в 30-х годах и все слышали о батискафе, покорившем пучины Средиземноморья. Но большинство американских ученых воспринимали это как единичные прорывы, неспособные поколебать методику столетней давности. В книге «Глубина 11 тысяч метров» я рассказал о том, как старался вместе с сочувствующими мне американскими океанографами, среди которых был и мой соавтор Роберт Дитц, убедить американские круги в перспективности и широких возможностях батискафов вообще и «Триеста» в частности. Начиная с 1957 года мне в этом помогал научно-исследовательский центр ВМС в Вашингтоне. В 1957 году он финансировал погружения «Триеста» у островов Капри и Понса. Убедившись в достоинствах батискафа, научно-исследовательский центр ВМС приобрел его, переправил в Сан-Диего и финансировал Гуамскую экспедицию, во время которой мы 23 января 1960 года достигли глубины 11 тысяч метров. Постоянная поддержка военных моряков, с одной стороны, и неоспоримая ценность и точность данных, собранных океанографами на «Триесте», — с другой, принесли свои плоды, признание было завоевано. Да и возможности для приложения капитала неуклонно развивались, небывало возрос сбыт всякого снаряжения для подводного плавания, в кинотеатрах и на телевидении все чаще показывали фильмы из подводного мира, увеличился спрос на акции компаний, связанных с океанографией. Все это привлекало внимание общественности к науке о море.
После двух трагедий стало ясно, какую пользу могут принести небольшие исследовательские подводные аппараты. В первом случае погибла подводная лодка «Трешер»; остатки ее были обнаружены и сфотографированы «Триестом» в ходе обширной поисковой операции. Во втором была потеряна водородная бомба под Паломаресом в Испании; эту бомбу обнаружил «Алвин» — малая военная лодка, созданная под руководством доктора Аллена Вайна из Вудсхолского океанографического института. В обоих случаях прямое наблюдение человеком через иллюминаторы позволило разобраться в обстановке лучше, чем с помощью электронных и механических приспособлений.
Постепенно промышленные круги прониклись доверием к новому начинанию и стали выделять все больше средств на строительство малых подводных лодок, как специализированных, так и более широкого назначения. В короткий срок с лихвой были наверстаны упущенные годы. Предложение превысило спрос, из множества лодок, номинально числившихся в эксплуатации, лишь малая часть приносила барыш владельцам. Будем надеяться, что это временное явление, что вся эта флотилия (во всяком случае лучшие ее единицы) вскоре начнет работать с полной нагрузкой.
Сегодня во Флориде, да и по всему атлантическому побережью США царит поголовное увлечение морем. Все хотят стать океанографами, и покупка трубки для подводного плавания может стать первым шагом на пути, который венчается званием доктора биологических наук. Местные власти, высшие учебные заведения, банки, даже церковь поддерживают это увлечение.
Когда мы в 1968 году прибыли в Ривьера-Бич, что находится чуть севернее Палм-Бича, нас приняли с большим радушием и доброжелательством, которое распространялось и на мезоскаф, и на будущую экспедицию Гольфстрим, и на весь наш отряд заморских гостей. Местные власти и фирмы оказали нам всяческую помощь, и работа была быстро завершена.
25 июля 1968 года мезоскаф был спущен на воду, а 21 августа мы крестили его водой Семи морей, присвоив аппарату имя «Бен Франклин» в честь пионера науки, первого исследователя Гольфстрима.
20. Морская премьера
Первое погружение «Бена Франклина» было окружено героическим ореолом. Мезоскаф должен был всего-навсего лечь на дно гавани, но сколько предосторожностей!.. Какой концентрат ответственности и властительной энергии излился на нас в этот день! Дно гавани было досконально изучено подводными пловцами Эрвином Эберсолдом, Жераром Бехлером, Мишелем Пажем и Марселем Дугу; каждая раковина, каждая изношенная покрышка, каждый древесный ствол обследованы и нанесены на особую карту. После того как гавань прочесали, особая комиссия проштудировала результаты и выбрала место для погружения. Были мобилизованы все спасательные службы: освод, скорая помощь, пожарники, морская пограничная охрана; приготовили мощнейшие подъемные устройства. На деньги, вложенные в эту процедуру, исключая стоимость самого «Бена Франклина», я мог бы построить новую подводную лодку. Но до чего же приятно, до чего спокойно на душе, когда работаешь в таких идеальных условиях. Пожалуй, даже американские ВМС, отнюдь не скупые на деньги для исследований, не истратили столько на погружение «Триеста» у Гуама, хотя там глубина в тысячу раз больше, чем в гавани Палм-Бича. Мезоскаф окружала целая толпа, вооруженная подробнейшими инструкциями; разделение труда было настолько широким, что на долю каждого в отдельности почитай что ничего и не приходилось.
Наконец у всех пунктов всех поверочных таблиц проставлены галочки, и команда — шесть человек — поднимается на борт лодки. И снова началась проверка: давление воздуха в баллонах, содержание кислорода, наличие воды, аварийные запасы, действие клапанов и тысячи мелочей, которые при малейшем отклонении от нормы могут вызвать катастрофу. Фирма «Граммен» дебютировала под водой, успех для нее был делом престижа. Добавим еще одну важную для «Граммена» особенность: «Бен Франклин» был самым большим из построенных компанией аппаратов. (И самым маленьким из построенных мной.)
Когда все было готово, ответственный за программу Уолтер Манк торжественно поднялся на борт и опросил каждого, согласен ли он участвовать в этом погружении. И каждый голосом дожа Венеции, берущего себе в супруги море, ответил: «Да, согласен». Тогда Уолтер напомнил, что погружение будет статичным, мы просто ляжем на дно на глубине 10 метров, что нас непрерывно будут страховать тросами, и мы будем связаны телефоном с поверхностью. Он спросил, готовы ли мы рисковать, ведь инвертеры ходовых двигателей еще не окончательно налажены. Только после повторного утвердительного ответа он дал нам свое благословение и убрал входной трап, так что мы смогли задраить люк.