В 13.55 на глубине 60 метров проходим облако планктона, составленное главным образом из крохотных медуз с длинными щупальцами. На глубине 80 метров — тревога: вода на дне трюма! По настоянию Дона Казимира возвращаемся к отметке 50 метров, чтобы выяснить, в чем дело. Оказывается, просто-напросто выплеснулись излишки из бака с горячей водой. Даже если бы она вся вытекла, это не отразилось бы на нашей плавучести.
Снова идем вниз и достигаем дна на глубине 115 метров. Грунт исчерчен мелкой рябью вроде той, которую можно увидеть на пляже, только здесь гряды не такие ровные. Много маленьких кратеров. Глядя на них, легко вообразить, что ты попал на Луну. Немного погодя подвсплываем и полным ходом идем на восток. Восхитительное плавание! Нас окружает великое обилие планктона. Изумительные медузы, всего несколько сантиметров в поперечнике (вероятно, из рода Gonionemus), напоминают прозрачные колокольчики, с которых свисают десятки крохотных, поразительно изящных щупалец; они похожи на тончайшие изделия из пластика, но зоологи объяснят вам, что медуза на 99 процентов состоит из воды. Здесь есть и маленькие, почти прозрачные сальпы,[69] представители туниката (оболочниковых). Больше всего одиночных особей, но попадаются и цепочки длиной до метра. В Средиземном море я с борта «Триеста» однажды наблюдал цепочку сальп длиной не меньше 15 метров, а они бывают и того длиннее.
Вдруг замечаем идущий прямо на нас (на самом деле это мы к нему приближаемся) огромный, объемом около половины кубометра, ком протоплазмы, посреди которого колышется крохотная медуза. Эта студенистая масса, весящая, как нетрудно сообразить, не больше, чем вытесненная ею вода, то есть примерно полтонны, а по отношению к самой воде и вовсе невесомая, без звука, без толчка немилосердно пронзается носом нашего мезоскафа. Вряд ли это организм, скорее какая-то слизь, состоящая почти целиком из воды и облаченная в невообразимо тонкую пленку, — одно из проявлений плодородия моря, где порой невозможно провести грань между жизнью и окружающей средой.
В 15.00 решаем снова идти вниз и достигаем дна на глубине 150 метров. Морская анемона длиной 15 сантиметров… Несколько мечехвостов разной величины; обычно самцы помельче. Этот район явно изобилует крабами, вот и сейчас перед нами быстро пробегает роскошный экземпляр. Правда, красивым я бы его не назвал — карапакс облеплен паразитами, нелепо выглядят десять непомерно длинных ног. И однако же как изящно выступает он на цыпочках, словно исполняет увлекательный подводный танец, прежде чем исчезнуть вдали.
Наступает ночь. Появляются каракатицы, а также мелкие рыбешки, которые, как и в прошлый раз, плывут, плывут, потом вдруг переходят в «штопор» и ныряют в песок. Когда прожекторы выключены, видно несколько светящихся точек, но вообще биолюминесценция слабая.
На рассвете снова берем курс на восток, чтобы забраться поглубже и провести новые измерения. Садимся на грунт ка глубине 252 метра. Вода холодная, 8 °C, очень чистая, планктона немного. Зато видимо-невидимо мелких ракообразных, а точнее, креветок. Что они тут делают? Внимание! Вдали показалась длинная темная борозда. Что бы это могло быть? Креветок все больше и больше. Сонар не предвещает никаких неприятностей. Течение несет нас к борозде. Перспектива меняется, и, подойдя ближе, мы наконец различаем, что это кабель. Карта подсказывает нам, что речь идет об одном из телефонных кабелей, протянутых от Флориды к Багамским островам. И как раз вдоль него-то скопилось несметное количество ракообразной мелюзги. Что им тут надо? Может быть, они улавливают электрические колебания?[70] Подслушивают разговоры? Или, что более вероятно, лакомятся полиэтиленовой изоляцией?
11.30. Все показания тензометров сняты. Корпус, во всяком случае на этой глубине, ведет себя превосходно, в полном соответствии с расчетами, выполненными в Лозанне, Цюрихе и Беспейдже.
— Алло, поверхность! Я — «Бен Франклин». Алло, поверхность! Я — «Бен Франклин». Алло, поверхность…
Поверхность не отвечает. На этот случай у нас есть недвусмысленные предписания: при потере связи — всплывать. Продуваем уравнительные цистерны и медленно идем вверх.
12.30 — поверхность все еще не отвечает.
12.45 — глубина 80 метров. Вода становится теплее, уже около 20 °C.
Достигнув поверхности, устанавливаем радиосвязь. «Грифон» не сумел уследить за нами. (Система слежения нуждается в совершенствовании.) Стоило ему отойти чуть в сторону, и наши сигналы, как и вызовы сверху, стали отклоняться термоклином — так называется слой, где температура воды резко меняется и акустические волны отражаются или преломляются, как преломляется свет в жарком воздухе над асфальтом или над раскаленными песками в пустыне.
Позади два насыщенных дня. Теперь — в порт, подготовиться к очередному выходу.
23. Поверхность не отвечает
Следующее погружение состоялось через пять дней. Чтобы завершить испытание корпуса, нам надо еще раз погрузиться на 250 метров (для поверки приборов), потом на 500, 550 и 600 метров.
Восемнадцатое февраля, погода — отнюдь не штиль. Всем не терпится поскорее уйти под воду. Ближайшие двадцать четыре часа, если не все тридцать шесть, на борту «Грифона» будет далеко не приятно. Если вы помните, «Грифон», как я уже говорил, — малый траулер, одно из тех суденышек, которые в руках опытных моряков становятся, можно сказать, непотопляемыми, никакой шторм их не берет, но стоит морю чуть наморщиться, как их уже швыряет почем зря. Кроме постоянной команды от «Рил Эйт» на борту находятся люди «Граммена», в их числе Вик Ханна — это он руководит с поверхности испытаниями корпуса и дает нам в каждом отдельном случае свое согласие на взятие очередного рубежа.
На глубине 260 метров царит почти полная ночь, хотя часы показывают всего 16.00. Первая остановка для подготовки тензометров. Зависаем в толще и проводим поверку приборов. В 19.30 — остановка на глубине 359 метров. Опять снимаем показания тензометров. Ал ван Вееле принимается рассчитывать деформацию, а я смотрю через иллюминатор на какого-то красивого представителя иглокожих. Радиальная симметрия — вполне надежный признак, но точно определить вид не могу. Кроме того, замечаю несколько мелких ракообразных, вот почти и все. Температура воды 8 °C. В мезоскафе 15 °C, терпеть, как говорится, можно. Благодаря силикагелю, которого у нас на этот раз предостаточно, относительная влажность всего 70 процентов; это позволяет легче переносить холод. Берем пробу морской воды; ее плотность при 13,3 °C —1,027.
Было намечено провести ночь на грунте, неся обычные вахты, а с утра возобновить работу. Однако по предложению Дона Казимира мы единодушно решаем работать всю ночь, чтобы уже на следующий день достичь глубины 600 метров; это будет хорошим показателем надежности мезоскафа. Запрашиваем разрешения погрузиться до 500 метров. Получив его, слегка подвсплываем, чтобы идти дальше на восток. Ван Вееле занят расчетами; пока что все в норме.
23.00 — снова идем вниз. В толще воды неподвижно стоит великолепная креветка длиной 8–10 сантиметров; так и кажется, что она висит на своих длинных усиках, зацепившись ими за невидимую трапецию. В 23.45 садимся на грунт, глубина 485 метров. Быстро снимаем показания тензометров и через час всплываем к отметке 200 метров, чтобы продолжить движение в поисках глубины 550 метров. Каждый занят своим делом. Ван Вееле проверяет корпус, мы с Эрвином Эберсолдом сменяемся в пилотском кресле, пристально следя за манометром и эхолотом: когда оба прибора покажут, что глубина 550 метров, можно будет идти вниз. Если поверхность разрешит.
В 2.00 заветное место найдено. В 2.15 мы на грунте, глубина 538 метров. Снимаем показания тензометров, осматриваем все вводы кабелей и труб, люк шлюза, стык между двумя секциями корпуса. Полный порядок. Ван Вееле еще не управился с расчетами, а мы уже подвсплываем, чтобы идти дальше, искать отметку 600 метров.
— Алло, поверхность, алло, поверхность!
Поверхность не отвечает. Телефон упорно молчит. Поворачиваем мезоскаф и так, и сяк, направляя в разные стороны акустический пучок звукоподводного телефона. Все напрасно, поверхность не отзывается. А так как океан бушует и царит кромешная тьма, всплывать сейчас было бы безрассудно, что бы там ни говорили составленные на берегу теоретические инструкции. И раз уж мы все равно не можем всплывать, лучше продолжить работу по программе, испытать корпус на предельной глубине, на которую рассчитан наш аппарат. Никто не возражает, пойдем на глубину 610 метров.
Со скоростью 2–3 узлов идем в сторону нарастающих глубин, то есть на восток. Тем временем ван Вееле лихорадочно заканчивает свои вычисления. Все в порядке, никаких слабых точек. Выйдя на искомую позицию, получаем «добро» ван Вееле, еще раз пытаемся связаться с поверхностью, телефон по-прежнему молчит, и мы уходим вниз.