— Значит, ты поможешь? — не дождавшись ответа дочери, подытожил Джеральд О’Хара.
Скарлетт опустила голову. Ей не хотелось никого обманывать, но и противоречить отцу она тоже не хотела. Она знала, что тот вспыльчив и может ее наказать.
— Хорошо, — тихо проговорила она, — я помогу. Но Геркулес может мне и не сказать.
— Тебе он скажет, — Джеральд поднялся из-за стола и протянул руку дочери.
Та, взявшись за его горячую ладонь, поднялась из кресла.
— Иди и все разузнай.
Скарлетт нехотя покинула отцовский кабинет. Она шла по дому так медленно, словно бы следовала на казнь, пытаясь отсрочить ее исполнение. Но как медленно ни идешь по немилой дороге, она всегда кончается.
Скарлетт остановилась возле дверей кухни. Она оглянулась назад, словно бы ища спасения, но в дверях гостиной стояла, скрестив руки на груди, Мамушка. В душе старая негритянка была, конечно же, на стороне Геркулеса, но противоречить хозяевам она не решалась. Ведь желание белого человека, каким бы сумбурным и несправедливым оно ни казалось чернокожему, всегда должно было быть выполнено.
Скарлетт передернула плечами, словно показывая Мамушке, что она совсем не хочет принимать участие в несправедливости, взялась за дверную ручку и медленно приоткрыла кухонную дверь.
Геркулес в это время орудовал возле плиты, он заготавливал топором из полена тонкие лучины, собираясь развести огонь. Он посмотрел на Скарлетт и не проронил ни слова, словно не заметил ее.
Топор скользил по полену, откалывая тонкие полоски древесины. Они были ровные, почти одинаковые, и Геркулес складывал их возле печной дверцы одну подле другой.
Скарлетт не решалась начать разговор. Она стояла возле приоткрытой двери и ждала, пока Геркулес окончит свою работу.
А он не спешил, неспешно откалывал одну щепку за другой и складывал их, хотя для того, чтобы развести огонь, их было уже предостаточно.
Наконец, он отколол последнюю лучинку, положил ее и оставшуюся в руках тонкую щепочку у дверцы. И руки его сжимали только один топор.
— Я знаю, зачем ты пришла, Скарлетт, — грустно сказал Геркулес, — тебя послали разузнать о волшебном корне.
— Да, — тихо проговорила девочка, — ты скажешь мне?
— Но тогда волшебство потеряет свою силу. А это секрет моего отца. Это он рассказал мне о силе, заключенной в растениях, и если я не сохраню этот секрет, то Бог проклянет меня.
Геркулес хоть и был очень набожным человеком, но имел явно искаженное представление о том, как Бог поступает с грешниками.
Скарлетт подошла к повару и опустилась на низенькую скамеечку возле плиты.
Геркулес принялся складывать щепки в топку, и девочка, как завороженная, следила за его движениями. В них не было ничего лишнего, каждая щепка ложилась на свое место, сверху Геркулес пристроил дрова. Потом принялся раздувать еще теплящийся в углях жар.
Вспыхнула тонко расколотая сухая древесина, огонь взобрался по щепкам выше и вот уже в топке загудел огонь. Его оранжевые отблески заиграли на блестящем от пота лице Геркулеса. Он вытер рукавом вспотевший лоб и устроился на такой низенькой скамеечке напротив Скарлетт.
— Я понимаю, — вздохнула Скарлетт, — что колдовство пропадет, если ты о нем расскажешь. Но ни мой отец, ни доктор Фонтейн этого не понимают.
Геркулес сжал кулаки, на его шее вздулись жилы. Скарлетт было страшно смотреть на этого гиганта, ведь он выглядел сейчас таким беспомощным.
— Это мистер Джеральд прислал тебя? — спросил Геркулес.
Но Скарлетт не была намерена обсуждать дела своего отца со слугой.
— Я сама пришла, — сказала она, — доктору Фонтейну очень важно знать, где растет этот корень.
Геркулес глубоко вздохнул, прекрасно представляя, что и у Скарлетт он не найдет понимания. Понять его мог только негр.
— Неужели тебе не жалко людей, которым больше нельзя будет помочь? — спросил Геркулес.
— Мне будет их жалко, — девочка опустила голову, — но доктор Фонтейн должен знать, где растет корень.
— Но колдовство потеряет силу, — напомнил Геркулес.
— Ты можешь получить за это золотые часы, — негромко произнесла Скарлетт, — такие же, как у моего отца.
Геркулес рассмеялся. Он представил себя в заплатанных полотняных штанах, из драного кармана которых тянется золотая цепочка.
— Да я и не разбираюсь в часах. Я все равно не смогу понять по ним который час. Я определяю время по солнцу.
— Но ведь у тебя всегда обед приготовлен вовремя! — изумилась Скарлетт.
— Часы могут остановиться, — заметил Геркулес, — а солнце никогда.
— Но ведь на небе бывают тучи, и тогда солнца не видно.
— А я вижу его и сквозь тучи, ведь я колдун.
— Ты добрый колдун, — сказала девочка.
— Колдуны, Скарлетт, не бывают добрыми или злыми. К добрым людям они добрые, а к злым относятся по злобному. Вот поэтому я и не хочу говорить секрет корня.
— Но доктор Фонтейн не оставит тебя в покое, — шепотом сказала Скарлетт, — он все равно придумает способ, как выведать у тебя про этот корень.
— Я знаю еще много секретов, — сказал Геркулес, — но если я нарушу обещание, данное моему отцу, вся моя колдовская сила исчезнет. И я больше не смогу никому помочь. А ведь стольким людям нужно мое умение.
— Я не смогу их уговорить, — вздохнула Скарлетт.
В глазах Геркулеса вновь вспыхнул огонь злобы, но тут же погас. Его сменила искорка смеха.
— Я покажу доктору Фонтейну, где растет корень.
Скарлетт изумилась.
— Но ведь ты нарушишь обещание!
— Тише, — сказал Геркулес, прикладывая указательный палец к своим влажным, очень красным на фоне темного лица губам, — я покажу, где растет этот корень.
Больше, как ни допытывалась Скарлетт, Геркулес ей ничего не сказал. Она понимала, что тот задумал какую-то хитрость, но девочке все-таки стало легче.
Вся ответственность теперь перекладывалась с нее на Геркулеса.
Когда настал назначенный мистером О’Хара час, Геркулес поднялся в гостиную.
За столом сидели доктор Фонтейн и хозяин Тары.
— Я покажу вам корень, сэр, — бесстрастным голосом сказал Геркулес.
Мистер О’Хара и доктор Фонтейн переглянулись, на лице мужчин появились довольные улыбки. Джеральд словно бы говорил доктору, «я же с самого начала знал, что все сложится хорошо». А доктор Фонтейн беззвучно взглядом отвечал ему: «Но эти черномазые такие хитрые».
— Идем, — сказал Джеральд О’Хара, — поднимаясь из-за стола. — Это далеко?
— Не знаю, я буду искать, сэр, как только увижу корень, сразу же покажу его вам.