— Тогда надо пожелать лишиться глаза.
— Мы уже лишились его.
Конклав стоял на берегу светового окияна. Теперь эти воды были дымно-темными и бурными. Искорки все еще перебегали внутри него, как фонарики рыб-удильщиков, но сразу же гасли.
— К сожалению, я не смогу помочь вам в дальнейшем, — сказал Светлый Император. Он походил на человека, в руке которого ослепительный меч. — Я должен идти на бой с Чи-Ю. Если мой демон подомнет Заморье, то станет следующим избранником-завоевателем. Его темная суть слишком крепка, чтобы даже знание правды отвратило от искушения.
— Это твой выбор, брат.
Человек с мечом сел на лазурного коня о четырех крыльях — так показалось бы смертному, хотя на самом деле, конечно, никакого коня не было. Светлый Император вступил в бушующие клубы дыма, скрывавшие далеко под собой царство Син. Его свет медленно нисходил, пока не исчез из виду.
— Если мы окончательно не вскроем этот нарыв, войне не будет конца. — Голос Светлого Кшатрия был полон безнадежности.
— Но тогда мир навсегда изменится, — возразил Светлый Рыцарь. — А он к этому еще не готов.
— Что может быть действеннее, чем лишить противника его ударной силы? Я пожертвую своей работой, ведь, в конечном итоге, она была не зря. Риск велик, но шанс тоже велик. В том сила хаоса — он дает шанс.
— Ударная сила давно уже другая, — сказал Светлый Конунг. — Это именно тот самый хаос, которым наши враги быстро учатся управлять. Сделать очередной шаг прямо к ним в пасть? Я не согласен на это. .
— Но что тогда нам делать? — спросил Кшатрий.
— Выступать, — ответил Князь. — Игре должен прийти конец.
Финист был помазан на царство. Те, у кого оставались возражения, теперь молчали. К новому царю шли поклониться даже берендеи, которых Финист обложил огромной данью. Собрав уцелевшие рати, маршал двинул их на запад. Король Фридрих к тому времени бежал из Аламаннского королевства и укрылся где-то в Залесье. Авалонцы взяли столицу, но нигде не могли укрепиться из-за ополчения, бившего их нещадно: Скимену удалось высвободить несколько щупалец.
Баюн попросил Финиста дозваться хоть кого-нибудь из богатырок, но выяснилось, что все они погибли, когда джинн разорял юг Тридевятого. Яблочко Ягжаль оставалось у Раваны. Рысь велел Ингвару его забрать. На том месте, где пала княжна вольных девиц, поставили резной столбик. Под ним зарыли яблочко с блюдцем и прочие вещи Ягжаль, что она не взяла в Лукоморье — мониста, серьги, шитая блестящей нитью накидка, под которую она прибирала волосы в своем городе-стане. Украшения были зелеными от старости: их надевало не одно поколение ее рода. Белогрива не нашли. Равана рассказал, что в ту ночь волшебный жеребец вырвался из конюшни и сбежал.
— Не печалься, Баюн, — сказал Емеля. — Сделанного не воротишь. Ты живешь-то сейчас все в тереме царском, али как?
В Тридевятом начиналось лето. Болеть Емеля перестал. Застать его дома тоже становилось все труднее: он уходил из города в поля и бродил там. Навы чего только не злословили про это прогулки. А сам Емеля говорил — он припадает к духам травы, воды и ветра. И Баюна призывал их увидеть. Рысь честно пытался, но для такого надо быть Емелей.
— В тереме, — сказал Баюн. — Мне трудно место менять туда-сюда, привыкать, отвыкать. А жизнь успокоилась вроде как. Война далеко где-то.
— Я тебе, помнишь, про друга рассказывал своего? Он о тебе спрашивает. Хочешь, к нему в гости приходи сегодня. Там и Федот будет, и еще кое-кто.
— Так а что за друг-то у тебя?
— Калин Калинович его звать. Купеческого звания был раньше. Сейчас живет просто, не торгует, не промышляет. Ох и умный человек! Он мне все-все растолковал. И про демона твоего, и про Князя Всеслава, и про пекельные царства, и про небесные. Ты вот не обижайся, Баюн, но когда мне ты объяснял, у тебя не сходилось. А Калин Калинович рассказывает как по писаному. Он и тебе рассказать может.
— Говоришь, Калин этот тебя спас?
— Да, в доме своем укрыл, когда мартышки появились. Я от них отбиться не смог, бежать пустился, израненный. В калитку одну забежал, схоронился, взмолился у чернавки — не гоните, пока не пролетят. Калин Калинович тут из дома вышел, меня выслушал и сказал: никто тебя не гонит, хочешь — оставайся. Так меня у себя и оставил до самого возвращения Финиста.
— А к нему что же, обезьяны не врывались?
— А зачем? Калин Калинович человек маленький, мухи не обидит. Дом на отшибе у него. Змиева улица. Пойдешь?
— Можно и прийти...
Баюн понятия не имел, какие у Емели могут быть лучшие друзья. Ему думалось, что Калин этот — такой же любитель ходить босиком да зелень грызть, как заяц. Однако ж дом у бывшего купца оказался чистый, светлый. Стол накрыт по всем правилам. Баюна ждали, мяса приготовили и кусок пирога с осетриной. Сам хозяин человек и вправду маленький — Емеле по плечо. Бороденка как у козла. Толстоватый, но не видный, не дородный, а как будто из сырого теста слепленный. Голос мягкий.
— Здрав будь, Баюн, — говорит. — Садись, не стесняйся.
А в числе гостей — и Емеля, и Федот, и Илейка, после войны на ноги увечный, и еще какой-то люд простой, и окольничий Ставр, которого Баюн в Думе видал, и Марья-искусница, цеховая, вдовая. Самый разный народ.
Как наелись немного, браги выпили, Калин Калинович поманил Баюна: иди, подсядь. Рысь подошел, вскочил на лавку. С хозяином рядом жена должна сидеть, а жены у него нет. И не похоже, чтобы была когда-то.
— Я о тебе много слышал, — сказал Калин Калинович. — Ты у Финиста вроде как талисман.
— Ничей я не талисман, — скривился Баюн.
— А еще — что в пекельные царства ты спускался и вышел живым оттуда.
— Было дело.
— И что видел демонов воочию.
У Баюна аж шерсть встала дыбом. Он начал озираться. Засмеялся Калин:
— Тут все знают, от меня да от Емели.
— Зачем? Зачем народ мутить?
— Не мутить, а просвещать. Нельзя такие вещи держать в тайне. Ты и не знаешь, поди, за что заступаешься.
— Но я их видел. А вы не видели.
— И я видел, — сказал Калин Калинович. — Смутно, неблизко. Но зло сразу почувствовал. Ты счастливец, раз им не попался.
Баюн хотел объяснить, как все на самом деле было, но решил почему-то, что лучше не надо.
— Какое зло? — спросил он. — То есть... ну да, недобрые они. Но нам-то какой вред? Что про них знаешь, что не знаешь, суть-то не меняется.
— Это ты, Баюн, ошибаешься. Знаешь, чем питаются демоны?
— Да жижей какой-то. У меня от нее чародейские сны были.
Калин Калинович скорбно покачал головой.
— Жижей... Это не просто жижа. Я уж и не знаю, как тебе сказать, раз ты пил ее.
— Почему?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});