забора. Только это не участок, а настоящее поле. Соток сорок, если не больше. Бегу, а вернее, пробиваюсь по колено, а где и глубже, проваливаясь в снег. С той дальней стороны соседей нет. Там заболоченный пустырь. Он тянется через всю деревню, я его помню, бывал здесь раньше. Или позже.
Наконец добираюсь до той части, где находится баня. Хотя, может и не баня. В общем, вторая изба. Вокруг никого. «Москвичёнок» стоит здесь. Значит можно проехать от ворот. Оглядевшись, я подтягиваюсь и, вскарабкавшись наверх, прыгаю вниз. Мягко приземляюсь на корточки, и начав подниматься, замираю, потому что встречаюсь взглядом с довольно крупным псом.
Голова опущена, уши прижаты, а шерсть на загривке стоит дыбом. Он скалится, показывая крепкие белые зубы и рычит. Ну твою же за ногу! Я медленно выпрямляюсь и, стараясь не делать резких движений, вытаскиваю из брюк толстый широкий кожаный ремень.
— Хороший пёс, хороший, — тихо, но уверенно говорю я, наматывая ремень на запястье левой руки. — Иди сюда, не бойся.
Я делаю шаг навстречу. Пёс начинает пятиться. Надо его либо прогнуть, либо победить, чтобы он не напал. Наше медленное противостояние продолжается какое-то время, он отступает как вдруг, уперевшись в снежный ком, нервно оглядывается и залаяв внезапно и резко бросается на меня.
Он делает бросок, целясь мне в горло, но я подставляю замотанное ремнём запястье, и его клыки смыкаются на моей руке.
— А! — вскрикиваю я и в тот же миг обрушиваю свободный кулак ему на голову.
Я бью его, с силой молотя по переносице и глазам и пиная по рёбрам. Обрушиваю на него целый шквал ударов. Не ожидая такого, пёс воет от боли и, разомкнув челюсти, стремглав бежит прочь. Каков хозяин, такова и собака. Надеюсь, он мне руку не сломал.
Проверить я не успеваю, потому что слышу позади себя заливистый смех.
— А-ха-ха! Каха, я же говорил, они в паре работают!
Я поворачиваюсь и вижу Рыжего. В руке он сжимает пистолет.
— Ты будь аккуратнее, — киваю я. — Палец себе не отстрели.
Из-за угла бани появляется Каха. Он серьёзный и даже немного испуганный. Кажется, понимает, что полюбовно мы не разойдёмся.
— Бабки отдай! — бросает он. — Тогда девку получишь.
— Схера ли я вам бабки должен отдавать? Что заработали, то и получили. А это мой выигрыш. И девка моя. Давай её сюда.
— Да ты, бл*дь, не вкуриваешь по ходу, — заявляет Рыжий и его улыбка превращается в злобную гримасу. — Вы уже всё. Обои.
— Прям обои? — уточняю я.
— Земли у меня видишь сколько? — кивает он на поле. — Сейчас закопаем и тебя, и бабу твою конченную. Только сначала поразвлечёмся с ней.
— Ну это ясно. Шикарный план. Не сомневаюсь, ты придумал, да, гений? Не понятно только, чего тебе больше хочется, развлечений или денег.
— А про деньги ты сейчас нам так и так расскажешь, — ухмыляется он. — А потом просить будешь, чтобы тебя кончили. Э, братва, тащите его внутрь!
Из-за угла появляются Конь и ещё двое парней. Узнав меня, Конь останавливается.
— Чё ты встал, — отвешивает ему пендаль Рыжий. — Тащите его, я сказал!
Я стою спокойно, не двигаюсь. Стрелять он, скорее всего не будет. Конь и Каха ко мне не полезут, да и Рыжий сам тоже. Остаются двое новичков. Ну что же, давайте. Будем пробовать. Где там этот Артюшкин? Он эстонец, наверное, судя по скорости.
Новички начинают обходить меня с флангов. Один ещё пацан, а другой мужик здоровый и немолодой. Это и есть, наверное, водила. Я пячусь назад.
— Давай скорее! — нетерпеливо прикрикивает Рыжий. — Конь, чё ты стоишь?!
И в этот момент раздаётся короткий вскрик сирены, а затем голос, усиленный репродукторами объявляет:
— Каховский, Анкудинов и остальные! Вы окружены. Анкудинов, бросай оружие! Руки за голову!
Картина ясная, неновая, но яркая и всегда впечатляющая. Испуганный и обескураженный вид врага лично мне даёт силы и бодрость. Я могу смотреть на это снова и снова и никогда не испытаю пресыщение.
Рыжий, Каха и остальные, чуть приседают и нервно озираются по сторонам. То, что они видят, их не радует. Это уж точно. Со стороны ворот к нам приближаются два «Уазика» — «козёл» и «буханка» в сопровождении легионеров в милицейской форме. Они, как древние римские легионеры, правда вооружённые «калашами», неспешно движутся в нашу сторону.
Сереющий февральский воздух расцвечивается яркими синими всполохами, делая картину торжественной и практически красивой. А из-за забора, того самого, через который несколько минут назад появился я сам, теперь появляются милиционеры-автоматчики. Прелесть, что за картина.
— Ствол брось, дурачок, — напоминаю я Рыжему, открывшему рот. — Сейчас снайпера начнут работать.
Он доверчиво бросает пистолет мне под ноги. Я осторожно беру его через рукав свитера и иду в дом. Да, это баня. Вот же патриции, твою мать. Все проблемы решают в банях.
— Лида! — кричу я, — ты здесь?
— Здесь — раздаётся в ответ её голос. — Здесь я!
Она оказывается запертой. В двери, из-за которой доносится её голос торчит ключ. Всё бы решалось так просто. Я захожу в маленькую комнатку, чулан и вижу бледную, испуганную Лиду.
— Всё, Лидок, — говорю я. — Всё закончилось. Ты цела? Они тебе ничего не сделали?
— Ничего, один раз только по морде дали. Но, вроде, не сильно.
— Ты молодец. Иди ко мне.
Я обнимаю её и она вдруг начинает реветь.
— Так и знала, что что-то не так пойдёт! Нельзя было тебе верить! А если бы они меня убили?
— Ну я же тебя спас!
— Меня за это время знаешь сколько раз могли того… — всхлипывает она.
— Ну а зачем ты в машину села, дурочка?
— Сам ты дурачок, он мне нож приставил, вот и села.
— Ну всё-всё, потом поговорим. Теперь всё будет хорошо. Теперь точно. Я тебе обещаю.
— Ты и в тот раз обещал.
— Пойдём, покажешь того кто тебя обидел.
— Вот этот, — показывает она на Коня, когда мы выходим из бани.
Вся шайка стоит здесь. Их обыскивают под пристальным контролем Артюшкина.
— Конь, — говорю я. — Ну что же ты за сука такая? Зачем девушку по лицу ударил, тварь? Чего молчишь-то?
Проявляя мужество перед лицом своих товарищей, он сплёвывает мне под ноги.