комсомольцы — это кровь и плоть нашей армии, и будущее нашей страны. Комсомол — это великая сила, питающая все части огромного организма, да и нас с вами. Поэтому я поднимаю бокал за вооружённые силы Советского Союза и за Комсомол. Наше праздничное заседание объявляю открытым! С праздником, товарищи!
— За Комсомол! — кричат все и радостно чокаются.
Лена Иванова выпивает довольно большой бокал коньяка и вдруг начинает петь:
— Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Жила бы страна родная,
И нету других забот!
И все подхватывают:
— И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт.
Меня моё сердце
В тревожную даль зовёт.
А второй секретарь Стрункин, оправдывая свою фамилию, берёт гитару и уверенно аккомпанирует. Я тоже пою от души вместе со всеми. Почему бы не спеть красивую песню. Ну а потом все набрасываются на еду. И на выпивку, разумеется.
Изрядно захмелев и перепев все комсомольские песни, народ начинает танцевать. Появляется магнитофон и власть над умами, вернее, над телами безраздельно переходит к мелодиям и ритмам зарубежной эстрады.
«Ра, Ра, Распутин, лавер оф зе Рашн Квин…» — поёт «Бони М».
Все самозабвенно отплясывают, а я примеряю текст песни на себя.
— Так, Брагин, ты почему не танцуешь? — строго спрашивает Новицкая, подходя ко мне.
— Так я же трезвый, Ирина Викторовна, — отвечаю я с улыбкой.
— Вот и хорошо, что трезвый, — кивает она. — Пойдём-ка со мной, я тебе покажу наброски статьи для общегородского комсомольского собрания.
— Сейчас? — удивляюсь я.
— Сейчас, — злится она. — Тебе что, одни развлечения подавай. И так вон сколько было. Можно и поработать немного. Не переломишься.
— Да поработать я не против, — киваю я. — И переломиться не боюсь. Причём столько раз, сколько потребуется.
Она чуть щурится и кивает, глядя мне в глаза.
— Ну, пошли тогда, — отвечает она совсем другим, низким, животным голосом.
И будь ты хоть тысячу раз Казанова, от такого голоса и у тебя пробежит дрожь по телу, застучит сердце и в груди станет чуть горячее.
Мы поднимаемся на второй этаж, проходим по коридору и останавливаемся у двери её номера. Она достаёт ключ из кармана и, не сразу попав в скважину, дважды его поворачивает. Мы входим внутрь.
Это номер «Люкс». Он состоит из гостиной и спальни. Мы оказываемся в гостиной. На письменном столе горит лампа. Всё подготовлено заранее. На столе лежат бумаги. Рядом диван, тонущий в полумраке комнаты.
Оглядевшись, я поворачиваюсь к Ирине и подхожу к ней вплотную. Её волосы ещё влажные после неожиданного купания. Я провожу по ним рукой. В её глазах вспыхивает огонь. Необузданный, бешеный, голодный. Она облизывает яркие алые губы и внимательно рассматривает моё лицо — глаза, нос, рот. Она смотрит на мой рот с жадностью и желанием.
Я кладу руку ей на затылок и притягиваю к себе. Наши губы встречаются и в этот самый момент за дверью раздаются негромкие шаги и приглушенные голоса. Я отскакиваю от Ирины и шепчу:
— Ударь меня!
— Что?! — не понимает она и хлопает глазами.
— Пощёчину! Со всей силы! Залепи мне пощёчину! Ну же! Да скорее ты!
24. Не перехитрить бы самого себя
Я думал, её не придётся упрашивать, но она всё ещё колеблется.
— Тебе понравится! Давай!
Она зажмуривается и… хрясь! В ушах раздаётся звон, а из глаз сыплются искры. Как в мультиках рисуют. Выходит очень эффектно. Дверь открывается, а тут такое… хлёсткое и жёсткое.
В комнату вваливаются двое джентльменов в штатском, похожие на агентов Смитов, администратор с ключами и ещё какая-то тётушка из персонала. Загорается верхний свет, делающий явным и постыдным всё происходящее.
Так-так-так… и где же состав преступления? Что это тут у нас? Мальчишка, возомнивший о себе не весть что, со следами помады вокруг губ и пылающим следом пятерни на щеке. Его позвали поработать над докладом, вот бумаги на столе, кстати, а он полез целоваться к первому секретарю горкома? Да за такое надо из Комсомола под зад коленом!
Как Медуза Горгона, разгневанная Новицкая обращает ворвавшихся в её номер-люкс блюстителей нравственности в неподвижные статуи. Надо отдать им должное, агенты Смиты быстро оценив обстановку, просят прощения и покидают апартаменты, закрыв за собой дверь.
— Это что за хренотень? — грозным шёпотом спрашивает Ирина.
— Сейчас ты должна заорать с нотами праведного гнева и прогнать меня прочь, — так же шёпотом отвечаю я. — Я спущусь по центральной лестнице и, после того, как отвечу на их вопросы, пройду в свою комнату номер тринадцать. Буду ждать тебя там. А ты, если ещё не потеряешь настрой, минут через сорок пройдёшь до конца коридора и спустишься по запасной лестнице прямо в мои объятия.
— Ах, ты!!! — кричит она в полном соответствии с моими рекомендациями. — Я тебе покажу настрой! А ну пошёл вон! Совсем обнаглел! Мерзавец малолетний! Пошёл, я сказала!!!
Я, как пробка вылетаю из её номера и не глядя по сторонам несусь вниз по центральной лестнице.
— Егор Андреевич, — окликают меня агенты Смиты. — Не уделите нам пару минут?
— Отчего же не уделить, сколько угодно, — отвечаю я. — Пройдёмте, граждане, в фойе.
— Давайте лучше в ваш номер. Там нам никто не помешает.
Мы идём по коридору под звуки «Баккары», доносящиеся со стороны оздоровительного центра. «Йес, сэр, ай кэн буги», — поют испанки зажигая горячие сердца комсомольцев.
Входим в тринадцатый номер. Обстановка здесь довольно аскетичная. Умывальник в углу, две деревянные кровати, стул, платяной шкаф и, собственно, всё. Тюлевые шторы закрывают большое, во всю стену окно, выходящее на заснеженные ели.
— Располагайтесь, — предлагаю я, указывая на одну из кроватей.
Они опускаются на краешек, я усаживаюсь напротив.
— Ну, и как это понимать? — спрашивает один из Смитов.
— Ложная предпосылка, — пожимаю я плечами. — Из-за этого весь ваш план полетел в тартарары.
— Объясните.
— Да чего объяснять… Вы думали, что Новицкая ведёт меня в номер ради секса. Вы были в этом просто уверены, хотя я до сих пор не понимаю почему, никаких признаков влечения ко мне она не проявляла.
— Ну, это вам так кажется в силу вашей неопытности.
— Допустим, — усмехаюсь я. — Тем не менее, она хотела, чтобы я поработал над