Читать интересную книгу Солнце над рекой Сангань - Дин Лин

Во дворах был установлен строгий порядок: председатели групп проверяли талоны с указанием предмета и двора, где он находится. Для выноса вещей требовался пропуск с печатью и подписью. На церемонию раздачи вещей собралась вся бригада, комиссия по переделу и все активисты, у которых теперь находилось больше свободного времени, так как план передела земли уже был готов. Они тоже относили домой свои вещи и помогали переносить другим.

Особенно усердно трудились Ян Лян и Ху Ли-гун.

— А что еще перенести? — то и дело спрашивали они.

Большой двор был переполнен, казалось, что людей не становится меньше. При выходе, где проверялись пропуска, образовался затор.

Женщины столпились у сложенных грудами одеял, платьев, кухонной утвари. Когда одной из них попадалось на глаза платье, нравившееся ей больше, чем то, которое полагалось ей по талону, она начинала кричать:

— Неправильно! Мне нужно не это, а вон то, получше!

Платья женщины примеряли тут же. Те, кому досталась хорошая одежда, сияли от радости. А когда попадалось старинное платье из тяжелого шелка с вышивкой, да еще красное — свадебное, женщины смеялись; шутили и зрители.

Больше всего недоразумений возникало среди женщин, поэтому к ним назначили двух грамотных председателей групп и одну женщину — Чжоу Юэ-ин. В рваной соломенной шляпе и белой мужской безрукавке, она энергично распоряжалась, размахивая длинной гаоляновой хворостиной. Как всегда, она была впереди всех. Во время суда над Цянь Вэнь-гуем она первая из женщин ворвалась в толпу и, размахнувшись, ударила Цянь Вэнь-гуя по лицу.

Эта женская рука, которая знала только очаг да котел, которая выгребала навоз из хлева, которая огрубела от воды и земли, от зноя и ветра, теперь высоко взметнулась и нанесла удар помещику-людоеду. Общая радость преобразила и ее. Она стала мягче, реже сердилась, меньше придиралась к мужу-пастуху. А муж в ожидании раздела земли теперь чаще бывал дома. Чжоу Юэ-ин и другие женщины принимали самое деятельное участие в распределении вещей.

Жене Чжао Дэ-лу достались два длинных платья; одно синее, хорошо сидевшее на ней, она тут же надела, а другое, белое, она держала в руках вместе с куском материи в клетку и, поглаживая блестящую гладкую ткань, говорила окружающим:

— Ну и материя! Смотрите, какая тонкая и шелковистая!

Чэн Жэнь обошел все дворы, где происходила раздача. Он толкался в толпе, радовался, глядя, как крестьяне уносят к себе награбленное помещиками добро. Ему самому достались кое-какие инструменты и зерно. Ли Чан помог ему отнести все это домой, а сам вернулся за своими вещами. Теперь он вприпрыжку бежал по улице с четырьмя большими цветочными вазами в руках.

— Зачем они тебе? — спросил его Ху Ли-гун, попавшийся ему навстречу.

— Да никто их не берет, — ответил ему с широкой улыбкой на веснушчатом лице Ли Чан, — вот я и взял себе.

— Ха-ха, брат Ли Чан, — засмеялись в толпе. — Что ж ты не взял пестрого платьица для своей малютки? Пригодилось бы ей, когда сядет зимой в паланкин[46].— Ли Чан покраснел и, ничего не ответив, будто не расслышал вопроса, побежал дальше.

— Что это за малютка? — спросил Ху Ли-гун.

— Будущая его жена, которая воспитывается у них в доме. Уж очень она маленького роста. Ха-ха!

Мать Гу Чан-шэна ковыляла по улице, прижимая к груди двух кур. Ей не терпелось поделиться впечатлениями с кем-нибудь, и, завидя Вэнь Цая, она бросилась к нему:

— Вот уж вы о нас позаботились, товарищ! Обо всем-то вы подумали! Теперь каждый получит то, в чем нуждается.

— А у тебя, видно, кур не было, вот тебе и дали парочку! — засмеялся Вэнь Цай.

— Кур-то у меня своих достаточно, так ведь те я за деньги покупала, а эти куры особенные, освобожденные… хэ-хэ…

Кругом засмеялись.

— А больше тебе ничего не дали? — спросил Вэнь Цай.

— Разве меня могли обойти? — ухмыляясь, сказала старуха. — Ведь у меня сын фронтовик, вот я и получила пять доу зерна. Зерно-то у меня есть, я в нем не терплю недостатка. Вот урожай скоро соберу. Но, начальник Вэнь, ведь мне все равно причитается! Из уважения! Как матери фронтовика, верно?

— Иди, тетка, домой! Да хорошенько корми своих новых кур, освобожденных! — крикнул Ян Лян, стоявший поодаль.

Толпился народ и у больших чанов. Кто был помоложе да посильнее, подымал чан один и сам взваливал его себе на плечи, иные уносили чан вдвоем. Какой-то старик все примерялся к чану, но поднять не хватало сил. Чэн Жэнь хотел было помочь ему, как вдруг услышал знакомый голос:

— А нам еще и таз полагается, дядя, смотри, какой хороший! Белый, фарфоровый!

Чэн Жэнь сразу остановился. Сквозь толпу пробиралась Хэйни, не замечая его, она спешила к дяде, высоко подняв таз над головой, а Цянь Вэнь-фу залился счастливым смехом и радостно закивал головой:

— Ведь мы думали, Хэйни, что чан маленький, и не взяли с собой веревку. Как же нам его унести?

— Я понесу на спине, а ты возьмешь таз, — весело ответила Хэйни, берясь за чан. — А знаешь, дядя, ведь это наш чан, Цянь Вэнь-гуй купил его в уезде. Он еще очень хороший, смотри, какой толстый слой глазури.

— Нет, нет, Хэйни, я сам понесу, ты только подыми мне его на плечи.

— Нет, я понесу, тебе не поднять, дядя!

Увидев Хэйни, Чэн Жэнь растерялся. Слишком неожиданна была встреча. «Какое у нее счастливое лицо», — удивился он, и тут же, точно очнувшись от сна, вдруг понял, как смешны были все его опасения. «Почему же ей не быть счастливой? Ведь она сирота, жила у Цянь Вэнь-гуя из милости. Победа над Цянь Вэнь-гуем освободила всех, кого он угнетал, а значит, и ее. Она, конечно, не могла сочувствовать Цянь Вэнь-гую». И точно скинув с себя тяжелый груз, Чэн Жэнь бросился к Цянь Вэнь-фу.

— Дай-ка я снесу, дядя, — громко крикнул он, и, не ожидая ответа, взвалил чан себе на плечо.

Цянь Вэнь-фу только развел руками и не нашелся, что сказать, а Хэйни отвернулась, словно от чужого. Старик поплелся следом за Чэн Жэнем, бормоча под нос:

— Эх, хэ-хэ!

Хэйни со строгим выражением лица молча шла позади.

Вскоре раздача вещей закончилась. Дворы опустели. Имущество помещиков перешло в глинобитные фанзы к новым владельцам. И оттого, что вся эта красивая посуда, красная лакированная мебель очутилась в домах у крестьян, сна выглядела еще наряднее, еще праздничнее. Улицы и переулки были полны веселыми, счастливыми людьми.

ГЛАВА LVI

Новые задачи

Вечером, во время собрания Крестьянского союза, старый Дун вернулся из района. Несмотря на то, что уже стояли осенние дни, он был весь в поту. Не дожидаясь конца собрания, он вызвал Вэнь Цая, передал ему письма и сообщил новость: Восьмая армия отошла от Датуна.

Все было готово к штурму, и через несколько дней город должен был пасть, но на помощь гоминдановцам из провинции Суйюань подоспел Фу Цзо-и.

Часть их армии, говорилось в письме, уничтожили в Чжоцзышане, другую — целую дивизию — под Фынчжэнем, но этот сукин сын Фу Цзо-и со своими кавалеристами захватил Фынчжэнь, и Калган снова оказался с двух сторон под огнем. Чтобы сдержать продвижение врага у Цинлунцяо, пришлось перебросить главные силы на восток. У нас хватит сил, чтобы отбить таких бандитов, как Фу Цзо-и. Наши бойцы рвутся в бой. Те, кому не пришлось сразиться под Датуном, клянутся: «Я не я буду, если не захвачу десяток-другой американских винтовок». Под Яньцином у нас надежные укрепления, но теперь необходимо поднять народ на строительство укреплений в Хуайлае. Задание это срочное. Мобилизованные должны выступить завтра. Да, ведь завтра праздник Середины осени, но о празднике теперь нечего и думать.

Хотя члены бригады были люди стойкие, все же внезапная новость ошеломила их. Почти месяц прожили они в этой глухой деревни, куда газеты приходили на третьи сутки, и о положении на фронтах мало что было известно.

Изменение военной обстановки заставило бригаду серьезно подумать о том, как пойдет работа в деревне после ее ухода. Старый Дун привез для них из района приказ: закончить работу по проведению земельной реформы и, не возвращаясь в город, отправиться в восьмой район уезда Чжолу для выполнения нового задания. Какого — они еще не знали, но Теплые Воды им предстояло оставить немедленно. Работа здесь подходила к концу, и в дальнейшем можно было вполне положиться на деревенские власти и активистов. Членов бригады заботило лишь одно: как бы враги не подняли снова голову и не нагнали бы страху на крестьян, распространяя клевету о скором возврате к старым порядкам.

Собрание, между тем, продолжалось. Оживленно прошло обсуждение спора о земельном участке между Чжао Цюань-гуном и Цянь Вэнь-ху. Чжао Цюань-гун не сдавался и сердито кричал:

— Что вы там рассказываете, будто мне выделили землю? Ведь я ничего не получил, а вы еще меня ругаете!