Тропа была заброшенной, почти заросшей, но вела по-прежнему на юг, и, радуясь отсутствию жилья вокруг, они не пытались искать другую.
Верда остановилась первой. Дорожка, выбегавшая из-под деревьев, круто поворачивала и заканчивалась возле каких-то развалин.
– Что это такое?
– Это? – он подошел к развалинам. На заброшенный дом непохоже – странно круглый, и поля вокруг никогда не были возделаны. Кай шагнул внутрь через то, что когда-то было входом. Сквозь стыки пятиугольных каменных плит проросла трава и молодые деревья. Стены разрушены не временем… и не бушевавшим некогда пожаром. Взгляд Кая остановился на возвышении в центре – и вдруг он понял. Почти забытым жестом поднял руку ко лбу и, осторожно ступая, будто опасаясь кого-то разбудить, покинул развалины. Верда стояла снаружи, спрятав руки в широкие рукава.
– Святилище Матери Всех Богов, – сказал он. Верда молчала, и он подумал, что девушка могла о такой и не слышать. Оглянулся, окидывая взглядом кольцо развалин. – Самая древняя и сильная вера. Вера, примиряющая все остальные. Видишь, что от нее осталось? А раньше сам король и шагу не мог ступить, не посоветовавшись со жрицей Матери…
Монахиня не сводила глаз с разрушенной каменной кладки.
– И что случилось… потом?
– Они выступали против войны. И короля. Гварди был просто безумец. Он обвинил служителей Матери в предательстве… в сговоре с врагом. – Кай криво усмехнулся. – Казалось, страна тоже рехнулась вместе с ним. Святилища были разрушены, служители распяты… Разрушить веру казалось так легко: поднеси факел, брось камень – и ты свободен от запретов.
– В детстве… да и потом… я любил приходить… слушать жриц… просто сидеть… Каждый камень тогда пел и разговаривал со мной. Теперь они молчат. – Он кивнул на заброшенную дорогу. – Тут давно никто не ходит. Мы будем в безопасности до самого Крегга. Переночуем здесь?
Верда пошла вокруг развалин, касаясь камней ладонью. Сказала отвлеченно:
– Да. Здесь.
Кай жевал травинку. Он был рад, что Верда, против обыкновения, решила остановиться еще засветло. Пусть сил наберется… Приподнялся на локте. Девушка по-прежнему сидела у развалин святилища, не пытаясь войти внутрь. Просто смотрела и смотрела на них, словно ожидая чего-то…
Он очнулся от сна – столь же сладкого, сколь и мучительного. Сел, тяжело переводя дыхание. Тело пылало, и его не могла охладить покрывающая все вокруг ночная роса. Ни Верды, ни даже ее плаща рядом не было. Кай сидел, пытаясь успокоиться, пока не понял, что кровь в его венах пульсирует, подчиняясь далекому ритму… песне… зову?… доносящемуся снизу, от святилища. Он тяжело поднялся и, спотыкаясь о невидимые в темноте корни и кочки, пошел вниз. Еще издали он услышал этот звук… увидел мерцающие огни…
Кай остановился – вернее, заставил себя остановиться, – дрожа от холода и возбуждения. Она стояла на возвышении посреди развалин, медленно, задумчиво поворачиваясь, словно любуясь огненной рекой, плывущей по древним камням. Вскинула руку и вновь запела – сильным, низким голосом, таким неожиданным в холодновато-сдержанной монахине, голосом страстной, призывающей женщины. Огни загорались и гасли в такт, и Кай ощутил странную вибрацию, звук, идущий то ли от пылающих камней, то ли изнутри, от кипящей в напряженном теле крови… Он шагнул вперед. Выдохнул:
– Перестань…
Верда пела. Огни загорались и гасли, загорались и гасли, выхватывая из темноты ее лицо, делая его неузнаваемым и даже пугающим.
Оборвался последний звук странной песни… заклинания? И внутри него тоже словно что-то оборвалось – он смог вздохнуть и войти в святилище. Верда обернулась, улыбаясь устало и радостно, протянула руку – и Кай вздрогнул, словно она его уже коснулась.
– Я пробудила это! – ликующе воскликнула Верда. – Я смогла! Понимаешь? Они ответили мне! Я смогла!
Кай тяжело смотрел на нее. Сердце рвалось из груди вместе с дыханием – резкими, горячими, срывающимися толчками…
– Прекрати это… – выдавил он. – Перестань… что ты со мной делаешь!
Верда смотрела на него, и торжествующая улыбка сползала с ее лица – оно становилось испуганно-виноватым, как у нашкодившего ребенка.
– Прости… я… – пробормотала девушка. – Я не думала… Не договорив, резко повернулась, махнула рукой, словно накрывая взлетевшим плащом все мерцающие огни разом, – темнота опустилась на Кая, наконец-то охлаждая, успокаивая, укрощая… Он глубоко, жадно хватал ртом холодный воздух. Только сейчас он заметил, что светит луна, обрисовывая серебром темные камни и неподвижную фигуру посреди развалин…
Она была так счастлива, так горда, когда ей подчинились древние силы, что совсем забыла про своего спутника, не защищенного долгими годами учения. Зов любви – самый яркий и могущественный зов, – кто мог противостоять ему? А ведь она только попробовала… это заклинание почему-то первым пришло ей на ум.
Она должна быть наказана. Она уже сама себя наказала, лишившись его улыбки, поддержки твердой руки, незамысловатых шуток и удивительных рассказов… Кай теперь уходил далеко вперед, поджидая ее у поворота, кидал пару слов и вновь уходил, оставляя в одиночестве, которое она раньше никогда не ощущала.
– До Агды рукой подать, – сказал Кай, разводивший костер. Едва не вздрогнув, Верда посмотрела на него. Кай сосредоточенно подсовывал неохотно разгоравшемуся огню сухие поломанные ветки. – Где ты думаешь остановиться?
– Где-нибудь… – пробормотала Верда.
– У тебя есть знакомые в Агде?
– Я никогда там не была. Кай потянулся за новой веткой.
– Люди твоей веры?
– Н-нет… навряд ли.
Он кивнул, словно и не ожидал ничего другого. Поужинали в молчании. Ковыряясь в миске, Верда беспомощно поглядывала на спутника, не решаясь начать разговор. Когда он поднялся, чтобы уйти по недавнему обыкновению ночевать подальше от костра, у нее вырвалось:
– Кай!
Он остановился, но не обернулся. Глядя в его широкую спину, Верда сказала ломким голосом:
– Потом… когда все кончится… мне подскажут, как снять заклятье…
Кай постоял, потом медленно повернулся – на его лице появилась такая же медленная, кривоватая усмешка.
– Я тоже знаю способ снять заклятье. Прямо сейчас. Очень действенный и очень приятный… способ. Наверняка сразу он не поможет, но мы будем пытаться – снова и снова. Мы будем стараться. Да, хозяйка?
Он смотрел на нее через костер – монахиня горбилась, сжималась под своим плащом, словно пытаясь спрятать молодое гибкое тело… Так просто – шагнуть, сломать, взять ее – столько, сколько он захочет… Ее страх и растерянность принесли ему облегчение – но лишь на миг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});