служить новобранец. Если призывник казался «ненадежным», его отправляли вглубь страны. Надежным доверяли службу на границе с капиталистической ФРГ, на передовой холодной войны.
Некоторое время советский посол сохранял влияние на генерального секретаря. В выходные дни Петр Абрасимов приезжал к Хонеккеру на его двухэтажную дачу в поселке Вандлиц. Хонеккер сам открывал гостю калитку, его жена Марго угощала чаем.
Хонеккер научился выступать и вести переговоры без шпаргалки, непринужденно, казался открытым, компетентным и убежденным в своих идеях. За ним была репутация отважного борца с нацизмом, человека, сидевшего в концлагере. С годами Хонеккер становился все более самоуверенным. Ему докладывали о потрясающих успехах экономики ГДР, и он верил.
Советские дипломаты и разведчики знали, что руководитель братского государства Вальтер Ульбрихт вел себя очень уверенно и безжалостно. Если советский дипломат делал или говорил нечто, что ему не нравилось, он добивался отправки советского товарища домой. Эрих Хонеккер был еще жестче. Тогдашний советский посол в ФРГ Валентин Фалин пишет, как после его несколько критических замечаний в адрес линии Хонеккера, за ним установили слежку спецслужбы ГДР. Генерал Фадейкин предупреждал Фалина: будь поаккуратнее, помни, что находишься под прицелом.
«Существование в изоляции, — считает Валентин Фалин, — обострило у властей ГДР комплекс неполноценности. И невольно влечет к жестким выражениям».
Министерство госбезопасности ГДР возглавлял Эрих Мильке, его считали преданным Ульбрихту. В реальности он был служакой, который верно служит хозяину — пока он не меняется. Когда Ульбрихт был руководителем партии, Мильке второму секретарю ЦК Хонеккеру ничего не докладывал. Министр госбезопасности вообще долгое время скептически относился к Хонеккеру, себя считал более значительным деятелем рабочего движения. А жену Хонеккера Марго просто ненавидел.
Министр госбезопасности на всех собирал материалы. В частности, Мильке пытался выяснить, при каких обстоятельствах в нацистские времена Хонеккер бежал из Бранденбургской тюрьмы — не означает ли это, что он был завербован гестапо? Когда надо было произнести тост в честь генерального секретаря, Мильке первоначально имя Хонеккера опускал, потом привык и верно служил новому хозяину.
Спецслужбы ГДР сломали карьеру канцлера ФРГ Вилли Брандта, которому Восточная Германия была столь многим обязана. Брандт вынужден был уйти в отставку, когда выяснилось, что его личный референт Гюнтер Гийом вместе со своей женой много лет работали на разведку ГДР. Вот так в результате успешной работы восточногерманской разведки новым канцлером стал Гельмут Шмидт, занявший более жесткую позицию в отношении Советского Союза и ГДР. В годы Второй мировой обер-лейтенант вермахта Шмидт воевал на Восточном фронте. Его танковая дивизия пыталась взять Ленинград. Ему повезло, он остался жив.
Гельмут Шмидт в августе 1945 года был отпущен из британского лагеря для военнопленных. Ему было двадцать шесть лет, из них восемь он прослужил в вермахте:
— Я ничего не знал о мире, — вспоминал он много позже, — я не слышал слова «демократия». В конце войны я сказал своему командиру: «Мы делаем глупость. Нам надо сдерживать Советы и позволить американцам продвинуться как можно дальше». Командир ответил: «Шмидт, я сделаю вид, что ничего не слышал». Я никогда не воспринимал американцев и англичан как врагов, хотя я из Гамбурга, где за неделю англичане убили тридцать тысяч человек. Но гамбуржцы — англофилы со времени Наполеоновских войн и возмущались не только англичанами, сколько Герингом, который не сумел их защитить.
В Социал-демократической партии Гельмут Шмидт считался экспертом по военным вопросам и три года был министром обороны. Он и стал бить тревогу по поводу новых советских ракет средней дальности, нацеленных на Западную Европу.
Советские военные хотели разместить «Пионеры» еще и на Чукотке, чтобы под ударом оказалась территория Соединенных Штатов. Но там вечная мерзлота, необжитая территория. На такие непосильные для страны расходы все же не пошли. А вот установка «Пионеров» вдоль западных границ шла стремительными темпами. Американцы фиксировали, что каждую неделю появляются две новые ракеты. Всего было поставлено на вооружение шестьсот пятьдесят ракет. У каждой три боеголовки.
Начальник Генштаба маршал Ахромеев показал дипломату Юлию Квицинскому карту объектов НАТО в Европе, по которым должен быть нанесен ядерный удар; на ней значилось девятьсот с лишним целей. На каждую цель для верности было наведено несколько ядерных боезарядов.
Канцлер Шмидт просил Москву прекратить развертывание СС-20. Он пытался объяснить советскому руководству, что они играют в опасную игру:
— Целью ваших новых ракет может быть только ФРГ, и я обязан предпринять какие-то меры. Эти ракеты нарушают баланс сил в Европе. Если вы будете продолжать установку ракет, я потребую от американцев принять меры.
Советские руководители пропустили слова канцлера мимо ушей. Шмидт вспоминал:
— Я спрашивал потом Михаила Горбачева: «Разве вы не были членом политбюро, когда размещали ракеты СС-20? Каждая несла три боеголовки индивидуального наведения. Одной ракетой вы могли стереть с лица земли три немецких города — Гамбург, Бремен Ганновер. Зачем вам нужно было нам угрожать?» Горбачев ответил — и у меня нет оснований сомневаться в его словах: «Политбюро этого не решало. Старик сделал это сам вместе с армией». Старик — это Брежнев. Новые советские ракеты средней дальности меняли баланс сил, большинство из них были нацелены на ФРГ.
— Вы боялись, что русские пустят их в ход? — спрашивали журналисты Шмидта.
— При Брежневе, скорее всего, это бы не произошло. Я знал, что он действительно боялся войны. Но я понимал, что при другом советском руководителе события могут пойти иначе. Особенно если учесть крайне нервное состояние немецкого населения, которое может не выдержать давления и выбросить лозунг: «Лучше был красным, чем мертвым».
Гельмут Шмидт проявил настойчивость, и в декабре 1979 года НАТО сделало ответный ход: приняло решение разместить в Западной Европе четыреста шестьдесят четыре новые крылатые ракеты наземного базирования «Томагавк» и заменить сто восемь устаревших ракет «Першинг» модернизированными ракетами «Першинг-2».
В Москве очень рассчитывали на антивоенное движение, надеялись настроить общественное мнение Западной Европы против Соединенных Штатов. Предупреждали, что в случае войны Советскому Союзу придется нанести удар по густонаселенной Европе, которая неразумно разрешает американцам размещать у себя новые ракеты. Но это только породило всплеск антисоветских чувств. И страх.
Вновь, как и в пятидесятые годы, заговорили о том, можно ли спастись от ядерной бомбы, каковы возможности гражданской обороны. Военные всегда исходят из того, что способны выиграть любую войну, в том числе ядерную. Развитая система гражданской обороны спасет население и сохранит промышленный потенциал, надо лишь научить людей вести себя правильно.
Впрочем, более трезвые голоса звучали пессимистично:
— Какая гражданская оборона может защитить от взрыва шести тысяч ядерных боеголовок? Выбор здесь только один — погибнуть на открытом месте