меньше ядерного оружия, чем у Соединенных Штатов, все равно советские ядерные арсеналы способны парализовать Америку. Американцы говорят, что не бросят Европу в беде, и, возможно, сами в это верят. Вдруг в Вашингтоне испугаются? А войну с применением обычного оружия Европа проиграет. Поэтому Франция создает собственное ядерное оружие — как средство сдерживания. Тогда СССР будет знать, что Европа в любом случае сможет ответить ударом на удар.
Де Голль еще раз повторил, что Франция должна стать ядерной державой:
— Для нашей страны — это единственное средство обеспечить такое положение, чтобы никто не мог попытаться уничтожить нас, не опасаясь погибнуть сам.
Кеннеди продолжал уговаривать французского президента, но де Голль к нему не прислушался. Во-первых, из соображений национальной гордости — де Голль хотел, чтобы Франция обрела атрибуты великой державы. Во-вторых, его не устраивало, что американское ядерное оружие могло быть применено лишь по приказу американского президента. Но каждые четыре года в США к власти приходит новый человек. Вдруг очередной президент не захочет рисковать своей страной ради Европы?
— Конечно, — вновь и вновь объяснял де Голль, — Франция не хочет и не может создать атомную мощь, которая могла бы в количественном отношении конкурировать с американской или советской. Но количество при сдерживании, пожалуй, не является существенным. Кто обладает ядерной мощью, тот может оказать влияние на моральное состояние противника, ибо атомные бомбы несут с собой разрушение и уничтожение, на которые не может пойти ни одно государство. Поэтому Франции нужна собственная сдерживающая мощь.
Французский президент не верил в партнерство и в союзы и считал, что каждое государство должно позаботиться о себе. Заполучив бомбу, Шарль де Голль исполнился уверенностью в собственных силах. Он давно искал повода выйти из Североатлантического блока. Еще 14 сентября 1958 года он отправил президенту США и британскому премьер-министру письма, в которых говорилось, что участие Франции в военной организации Североатлантического договора не соответствует интересам страны.
3 ноября 1959 года де Голль, выступая в высшей военной школе, заявил, что с военной интеграцией покончено. После этого ушел в отставку премьер-министр Антуан Пинэ, который сказал де Голлю, что французский народ чувствует себя в безопасности, лишь сознавая, что американцы рядом и нападение Советского Союза на Западную Европу означает агрессию против Соединенных Штатов. Таким образом, в случае нападения не придется, как во время Второй мировой, ждать три-четыре года, пока французов освободят, потому что американцы немедленно вмешаются…
В мае 1959 года французский флот в Средиземном море перестал подчиняться командованию НАТО. В июне де Голль запретил американцам ввозить на территорию Франции ядерное оружие и переподчинил себе систему противовоздушной обороны.
Зато он поладил с недавними заклятыми врагами и установил партнерские отношения с Западной Германией. Де Голль говорил об отношениях с немцами:
— Мы и немцы многое пережили вместе. Мы прошли сквозь чащобы, полные диких зверей. Мы прошагали обожженные солнцем пустыни. Мы взбирались на покрытые снегом горные пики в постоянных поисках скрытых сокровищ — обычно соперничая, а в последнее время сотрудничая друг с другом. И теперь мы узнали, что никаких скрытых сокровищ нет и что нам остается одна только дружба.
29 июля 1960 года президент де Голль сказал прибывшему в Париж канцлеру ФРГ Конраду Аденауэру:
— НАТО — это филиал Америки на нашем континенте. Никто не может предсказать действия американцев на случай возникновения опасности. Соединенным Штатам отданы все права по защите Европы, и при этом нет даже уверенности, захочет ли Америка сразу защищать Европу. Когда народы уверены, что ответственность за оборону лежит на американском генерале, они равнодушны к обороне, а это плохо.
Чтобы вновь стать великой державой, считал президент, Франция не должна питать сомнений в своей способности обеспечить собственную оборону.
В марте 1966 года правительство Франции отправило памятные записки всем странам — членам НАТО, в которых сообщало, что с 1 июля 1967 года восстанавливает национальное командование над своими вооруженными силами. Для Москвы эти слова звучали как сладкая музыка. Французского президента пригласили в Советский Союз.
Шарль де Голль старался балансировать между Америкой и Россией, которую неизменно включал в число европейских держав. 12 ноября 1953 года он впервые употребил выражение «Европа от Атлантики до Урала», прочно вошедшее в лексикон политиков и журналистов. Правда, в первый раз оно прозвучало как «Европа от Гибралтара до Урала». Ровно через шесть лет, в ноябре 1959 года, де Голль, крайне не одобрявший гегемонистские устремления США, заявил:
— Именно Европа — вся Европа, от Атлантики до Урала, — определяет судьбы мира!
А позже генерал употребил это выражение в контексте долгосрочного политического прогноза: «Когда-нибудь Европа будет единой — от Атлантики до Уральских гор».
Однажды эта формула попалась на глаза Хрущеву. Никита Сергеевич не оценил широты взглядов французского президента, а воспринял его слова как покушение на территориальную целостность Советского Союза: куда же делась вторая половина страны — от Уральских гор до Тихого океана? Он возмутился и позвонил первому заместителю министра иностранных дел Василию Васильевичу Кузнецову. Эту историю рассказал Юрий Владимирович Дубинин, бывший посол во Франции (см. журнал «Новая и новейшая история», № 2/2008).
Василий Кузнецов вызвал Дубинина:
— Хрущев возмущен высказываниями де Голля насчет создания какой-то «Европы от Атлантики до Урала». Дал указание срочно выяснить у французов, что имеет в виду их президент, выступая с такими идеями, и не помышляет ли он расчленить Советский Союз.
Французскому послу в Москве вручили памятную записку, в которой говорилось:
«Подобные рассуждения не могут не вызывать аналогии, не напоминать о печальном прошлом, когда в гитлеровской Германии тоже говорилось о планах организации Европы от Атлантического океана до Урала».
Впоследствии Дубинину объяснили, что де Голль не имел в виду отрезать от Советского Союза половину территории, он просто плохо знал географию и считал, что Уралом Россия и заканчивается.
Никита Хрущев, встретившись с французским президентом, пытался переманить его на свою сторону. Он убеждал де Голля: Россия и Франция дважды в этом столетии вместе воевали против Германии. Сейчас Западная Германию угрожает России, а потом будет угрожать так же Франции! Нельзя позволять Германии создавать собственную армию и возрождать свою мощь. Президент де Голль холодно ответил, что ФРГ не угрожает ни Франции, ни России…
— Де Голль — это наибольший противник, — раздраженно рассуждал Хрущев. — Это человек, который живет, так сказать, как промотавшийся барин, какой-нибудь граф или князь. Он привык так жить, чтобы лакеи его окружали, чтобы земли у него были, чтобы на охоту со сворой выезжать. А теперь и своры нет, и землю промотал, но живет воображением старого