плененных дружинников Беломысла — всех в темные казематы побросали, и не есть, не пить им не давали.
И пили дружинники в казематах дождевую воду, что туда стекала, а ели друг дружку.
И остался через год живым только один дружинник в подземельях, самый тощий. Его не скушали, потому что прятался он в подземных кавернах, коими были стены каземата богаты.
А сам он никого не съел, потому что был тощ, а тощие люди дольше без еды живут.
И остался Тощий один-одиношенек среди костей товарищей. И возопил к богам:
— Один я во тьме! И нет у меня ни пищи, ни друга!
Но боги небес не услышали гласа Тощего, ибо не имеют они власти над подземным миром, глухи они к мольбам тех, кто Солнца не видит.
Но услыхали молитвы Тощего другие боги — подземные, да лютые.
И сжалились они над Тощим за то, что он людоедством себя не запятнал и товарищей своих не ел.
И послали ему друзей. И были те друзья одновременно и пищей.
И были друзья мохнаты, писклявы, да длиннохвосты… Открыл Тощий глаза — да узрел их в полумраке, серые полчища своих ДРУЗЕЙ.
И так с ними сдружился, что стали самки ДРУЗЕЙ от Тощего потомство рожать — полукрысят-полулюдей.
И разрослось то потомство до многих-многих тысяч. И прогрызло потомство путь из каземата наверх — прямо в кремль, где Полоцкий князь Бёдольф пировал с дружиной и родичами.
И что стало потом с Бёдольфом и его семейством — того не сказываю, ибо каждый раз как подумаю — глаза слезами наливаются, и не могу от горя руны сказа резать.
Вот только ни в одной летописи Бёдольф не упомянут, ибо вымаран из человеческой истории, настолько жуткой была смерть его…»
Неоконченный родовой сказ неизвестного русского клана,
Запись из Ватиканского архива, датируется XVII веком
Гермодвери безжалостно раскрылись, открыв взору Тани станцию Жаросветовскую. Впрочем, самой станции Таня не увидела. Она только ощутила вонь, как будто прямо у неё перед носом вдруг вывалили самосвал дохлых и мокрых псов. Вот только воняли здесь отнюдь не псы…
За гермодверями оказалась толпа — мохнатая и серая. Таня не поверила своим глазам… Крысы! Несколько сотен, все крупные, размером с пятилетнего ребёнка. Но самым пугающим были даже не размеры зверей, и даже не их количество, а то что крысы стояли на задних лапах. Черные глаза зверей матово блестели, носики дергались, длинные усики трепетали, шерстка топорщилась…
Таня готова была поклясться, что некоторые крысы были одеты — в основном в оранжевую униформу метростроевцев, из распоротых в районе зада штанов торчали длинные и голые хвосты тварей. Одна крыса вроде была в синем полицейском мундире, а другая вообще в сюртуке и цилиндре, но без штанов.
Но большая часть крыс была голой, их тела прикрывала лишь облезлая серая шерстка. Однако оружие было у всех крыс — автоматы Карле, винтовки, дробовики, одна из тварей даже тащила гранотомёт, а другая вся замоталась пулемётными лентами, как матрос времен Второй Османской войны.
Несколько сотен тварей молча глядели на людей, попискивая и принюхиваясь, толпа крыс молчала, но из неё исходили постоянные попискивания, шорохи и странные шелесты. Таню почему-то поразило, насколько эта молчаливая толпа зверей шумная…
А потом Таня разглядела в центре этого странного воинства громадную трехголовую крысу, державшую в лапищах два револьвера, от этого зрелища девушку затошнило.
Люди полковника Резакова, стоявшие ближе других к гермодверям, тем временем заругались, заахали, кто-то даже попытался отступить обратно в тоннель, напирая на собственных товарищей. Один из мотоциклистов завёл мотор, и явно не для того, чтобы прорваться вперёд на станцию сквозь крысиную толпу…
Крысы подняли оружие, все разом.
Таня пыталась мучительно соображать и видела, что силы стороны примерно равны. У Тани и полковника людей столько же, сколько крыс за гермодверями…
Вот только из тоннелей, ведших вправо и влево, уже послышались шорохи и писки. Там заметались хвосты и мордочки, заблестели металлические стволы автоматов. Крысы перли сразу с двух сторон из обоих тоннелей. Те, что надвигались справа, были почему-то все в старой и рваной казачьей униформе, висевшей на тощих низкорослых зверьках, подобно мешкам. Крысы, набежавшие слева, со стороны депо, были преимущественно голыми, зато некоторые из них тащили снайперские винтовки и гранаты.
Вот теперь зверьков было штук пятьсот, вдвое больше, чем людей у Тани и полковника Резакова.
— Что там сзади? — заорал Резаков в тоннель позади себя.
— Чисто, — ответил в громкоговоритель мотоциклист, видимо, замыкавший процессию.
Значит, с тыла крысы их не подперли, и то слава Богу. Но все остальные пути были перерезаны.
Сигурд все еще стояла, приставив кинжал к горлу «инженера Копая», которого она повалила на колени. Вот только Копай не боялся, он хищно ухмылялся, сейчас его остроносая рожа была особенно похожа на крысиную…
Крысы не атаковали, но пользоваться оружием явно умели. Некоторые твари щелкали затворами, другие снимали автоматы с предохранителей.
Таня на всякий случай отбежала назад, поближе к полковнику Резакову, здраво рассудив, что если начнется заварушка — бойцы Резакова будут в первую очередь защищать своего командира.
— Ну ладно, я не Копай, — признался «инженер Копай», — Копай сдох еще тридцать лет назад. А я просто взял его документы. Просто розыгрыш, дамы и господа! Ха-ха!
Голос у «Копая» теперь изменился, он стал таким писклявым, что резал уши. Казалось, что хихикая, «Копай» вообще перешёл на ультразвук.
— Ну и кто ты такой? — мрачно осведомился полковник Резаков.
Глаза у Резакова налились кровью, как у быка. Полковник явно был из тех людей, кто ненавидит быть неправым, и тут же приходит в ярость, когда его разводят, как лоха. А «Копай» именно это с полковником и проделал. Рот Резакова скривился, уже готовый отдать приказ открыть огонь по крысам…
— Да стойте вы! — закричала Таня, — Или не помните, что сказал Самосборов? Здесь нельзя стрелять. Если устроим бойню — все погибнем!
Перепуганный Самосборов закивал, подтверждая слова Тани.
Это придало девушке уверенности, и она продолжила:
— И крысы тоже стрелять не будут! Они просто пытаются нас запугать. Это психологическая атака. А в рукопашную мы их всех порвём. Вот!
— О, вы не знаете моих крыс… — захихикал было «Копай».
Но лейб-стражница Сигурд прервала это хихиканье, чуть вдавив кинжал «Копаю» в горло. Лезвие кинжала оросилось кровью, несколько капель упали в воду, покрывавшую пол тоннеля.
Крысы отреагировали на это немедленно, серая толпа заметалась, запищала, хвосты зверьков