Они углубились в лес.
— Смотри, Стас, — прошептала она, и порыв легкого ветра унес ее шепот куда-то далеко-далеко. Закат красил ее рыжие волосы в фиолетовые тона, и получался изумительный оттенок — что-то теплое, воздушное и неповторимое. — Их здесь много…
Перед ними было древнее заброшенное кладбище.
Ржавые, рассыпающиеся при прикосновении прутья оград, истлевшие кресты и поваленные, обросшие мхом и лишайником надгробия. Гулкая тишина стояла здесь, ничем не нарушаемая тишина вечного покоя.
Она пошла едва угадываемой тропой вдоль бугорков просевших, забытых потомками могил, легко касаясь рукой то столбика бывшей ограды, то изъеденного временами и ржавчиной креста, то вывернутого из земли основания поверженного памятника. Кое-где еще сохранились имена и даты, хоть и с трудом, но можно было прочитать.
— «Анна Громова, 1947–2000-й год… Громов Алик — 11 лет». Стас, куда забирают детей?
Он вздрогнул на странный, жутковатый вопрос, осторожно перевел дыхание. Он не любил кладбищ. Не потому, что боялся смерти. Жизнь скоротечна, финал неизбежен, но… Еще в юности страх смерти довольно долго изводил его. Просыпался среди ночи, задыхаясь, придерживая рукой готовое вылететь из груди сердце, обливаясь потом. Врачи говорят, такое состояние в юности естественно для переходного возраста. Но он никак не мог забыть, как однажды сиганул со второго этажа интерната, доведенный до отчаяния и паники кошмаром приближающегося конца.
Мария вслух читала имена, даты, надгробные надписи, шла вдоль нескончаемых рядов, сворачивала, пробиралась между нагромождениями из обломков оград, памятников, крестов, высохших стволов деревьев.
— Стас!
Ее крик буквально заставил подпрыгнуть его. Одним прыжком он оказался рядом, схватил протянутую руку, вглядываясь в ее лицо!
— Смотри!
— «Мария Долина — 1989–2014 гг.», — прочитал он тихо, внутренне ужасаясь, на лице его ничего не отразилось. — Ну и что?
— Так не бывает…
Мария с надеждой взглянула ему в глаза.
— Ей было двадцать пять, как и мне, Стас.
— Пойдем отсюда! — Он чуть повысил голос, напряг все силы, чтобы не сорваться. Ему хотелось схватить ее на руки и бежать, бежать отсюда!
— Подожди.
Мария присела на корточки, провела ладонью по полустертой, когда-то крытой позолотой надписи. Чтобы услышать ее, ему пришлось тоже присесть рядом, испытывая странное чувство сопричастности какой-то тайне. Руки ее бережно оглаживали выщербленные грани когда-то белоснежной, а теперь грязно-серой известняковой плиты.
— Дай нож.
Он пристально посмотрел на нее, но вытащил из-за пояса свой десантный нож, не без колебаний протянул ей. Мария потрогала сверкающее лезвие, улыбнулась.
— Знаешь, как древние выпрашивали у Богов милости?
Он покачал головой, следил напряженно за каждым ее движением, ожидая всего чего угодно… Слишком лихорадочно блестели ее прекрасные глаза, губы сводила судорога, так что кривился рот на сторону — жалко и печально.
— Они делали жертвоприношение. У нас нечего принести в жертву, кроме самих себя… — Она повернулась к нему, поймала его взгляд и тихо рассмеялась. — Глупый, ты решил, что я сошла с ума? Я еще так никогда не хотела жить, как сейчас. Мы прольем кровь, любимый мой! На этой плите, под которой… Там лежит та, чью жизнь я доживаю! Она носила мое имя, ей было двадцать пять. Меня подняли из мертвых, потому что это было бы несправедливо — две Марии, две Долиной ушли бы из этого мира, не испив до конца чашу его горестей, так?
— Она умерла больше ста лет назад, — отозвался он глухо.
Мария покачала головой.
— Какая разница… Она была. КТО-ТО выделил ей долю под этим небом, СВОЮ ДОЛЮ, которой она не успела воспользоваться. Значит, КТО-ТО должен дожить часть ее жизни, чтобы ей ТАМ не было горько и тяжело. Делай, как я.
Она быстро, так, что он не успел и ахнуть, полоснула острым лезвием по тыльной стороне ладони, наискось, по мякоти. Кровь хлынула густо, весело, частыми каплями падая с руки на плиту этой… древней Марии. Она тут же передала ему нож.
И сразу рухнула стена странного отчуждения и страха, что все эти минуты «воздвигалась» в душе его. Все встало на свои места. ТАК И ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ. Она предлагала ему какой-то обряд. Что это? Клятва? Мистическое таинство? Он не знал. НО ТАК ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ. Покой и вера в то, что она все ДЕЛАЕТ ПРАВИЛЬНО, — пришли к нему.
Она приложила свою ладонь к его ладони, так что кровь, смешиваясь, стекала к его запястью, оттуда капала вниз. И она заговорила:
— Венчаются Раб Божий Станислав и Раба Божия Мария на царствие Земное! И быть им отныне мужем и женой не по закону проклятому а по ВОЛЕ ЛЮБВИ. На крови клянутся они, что отныне есть они одно ЦЕЛОЕ, потому и милость БОЖИЯ да не минет их, дарованная за все беды, горе и грехи в их прошлой жизни! Аминь, родненький!
— Аминь!
— И клянутся они нарожать столько себе подобных, что все обалдеют!
Стас крякнул и покосился на нее, последнее слово не вписывалось в ту торжественность, что испытывал он в эту минуту.
— Да-да! — она словно поняла его недоумение. — Обалдеют и лопнут от зависти! Прими, Боже, кровь детей своих, нет у нас больше ничего и не предвидится. А жить нам долго-долго! Аминь, родненький!
— Аминь! — Он кивнул истово, с полной верой в святость происходящего.
— А теперь целуй, — она закрыла глаза и подставила губы.
Он поцеловал их бережно, едва дотронулся.
Она тут же вскинула брови, открыла глаза, смотрела на него недоверчиво, исподлобья.
— Что это ты так целуешь?
— Как? — опешил он.
— Слюняво, вот как! Здоровый лоб, а целуешься, как студент!
Стас разозлился. Покосился на залитую кровью плиту, на руку Марии, она сжала ее в кулачок, останавливая кровь.
— Дура, вот ты кто! Нашла место.
— Подожди! — она придвинула к нему лицо с расширившимися зрачками темных глаз. — Думаешь, ОНИ НАС НЕ СЛЫШАТ?
— Кто «они»? — вздрогнул он.
Мария многозначительно ткнула пальцем вниз.
— Слушай…
Она встала, вытянула руку, сжатую в кулак, к плите с надписью «Мария Долина…», потом спросила:
— ЛЕЖАЩАЯ ТАМ, ТЫ БЛАГОСЛОВЛЯЕШЬ НАС?
В ту же секунду Стас подумал, что он сходит с ума! Волосы зашевелились на его голове — известковая плита треснула посредине и РАСПАЛАСЬ на две ровные половины, разделив имя, фамилию и даты рождения и смерти неведомой Марии Долиной, умершей более ста лет назад.
Возвращались молча.
Мария тихо и счастливо улыбалась. Стас блуждал по сторонам глазами, то и дело проводил ладонью по мокрому от пота лицу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});