Неужели это был сон? Но какой же реалистичный… Губы до сих пор хранили вкус тех поцелуев. Тоже игра воображения? Аллен теперь чувствовал себя опустошенным и разбитым. Пошатываясь, он вернулся к кровати, рухнул на нее лицом вниз и накрыл голову руками.
Кажется, он действительно сходит с ума…
Глава 10
Весь полет до Эгирина я пребывала в расстроенных чувствах. Переживания за Аллена отодвинули в сторону все остальные мысли и тревоги. Неизвестность мучила и пугала, хотелось узнать, как он, пришел ли в себя, оправился ли? На него опять кто‑то пытался напасть, использовал запретную магию. И сейчас я была солидарна с Мелани: как Аллен мог не надеть амулет? Ведь я просила его, столько раз напоминала, и он ведь обещал…
Ну да, обещал. Я горько усмехнулась. Теперь Аллен не должен помнить о моих просьбах, мои волнения его уже не касаются… Только для меня ничего не поменялось, и я буду продолжать за него тревожиться, где бы и с кем бы ни был он, так же как и где бы и с кем ни была я.
Я закрыла глаза, вспоминая наш танец. Как же восхитительно было вновь ощущать его рядом с собой, находиться в его объятиях, ловить его взгляд… Иллюзия счастья.
– Извини, что был резок с тобой, – сказал Бертон, когда мы уже очутились в его дворце. – Мне просто показалось, что я потерял контроль над ситуацией. Испугался за тебя.
– Ничего, все в порядке. Забыли, – ответила я, при этом несколько покривила душой: мне до сих пор было не по себе от внезапной вспышки злости Бертона. Словно его подменили в тот момент. Впрочем, с кем не бывает… Мы же не из железа сделаны.
– Ты уже жалеешь, что решила сходить на этот бал? – спросил он в следующую минуту.
– Нет! – излишне быстро отозвалась я. И тут же устыдилась всплеска своих эмоций.
Бертон на это только усмехнулся.
– Но я очень волнуюсь за Аллена, – призналась я. – Как он там? Тебя самого это не тревожит?
– С ним все будет в порядке, – и вновь его взгляд стал непривычно жестким.
– Откуда такая уверенность? – мне была неприятна его реакция. – Аллена снова пытались убить запрещенными заклинаниями, разве не так?
– Ты так говоришь, будто что‑то знаешь о запретной магии, – Бертон криво улыбнулся.
– А ты? – я внезапно сама разозлилась. – Ты ведь знаешь. Помню, ты говорил, что использовал ее, когда спасал меня из тюрьмы.
– О ней знают все обладатели Высшей крови, – Бертона, похоже, слегка уязвил мой вызывающий тон. – И пользоваться тоже умеют, особенно по мелочи, только никто этого не делает, поскольку эта магия «за‑прет‑на‑я», – последняя фраза прозвучала несколько снисходительно, словно он ребенку неразумному объясняет. – А я рискнул. Ради твоего спасения.
А вот теперь во мне снова ненавязчиво попытались вызвать чувство вины, и не безуспешно. Я стушевалась и не нашлась, что еще сказать.
– Хорошо, я сейчас же пошлю к Мелани пигриона, чтобы узнать, как там брат, – заговорил Бертон уже более примирительно. – Если он вернется не поздно, я сообщу тебе.
– Я не буду ложиться спать, пока он не прилетит обратно, – заверила я Изумрудного Короля, – поэтому приходи в любой час.
Время в ожидании известий из Рубиновых Скал тянулось медленно. Коротать его с Бертоном не хотелось, поэтому я закрылась в своей комнате и пыталась упорядочить свои мысли и чувства. Потом позвала Таису и попросила ее найти для меня какую‑нибудь тетрадь или блокнот. Помню, в юности я вела дневник, спасаясь таким образом от одиночества и тоски. Эмоции, облаченные в слова и записанные на бумагу, теряли свою остроту, да и размышления становились более трезвыми и спокойными. А это именно то, в чем я сейчас нуждалась. Вдруг средство десятилетней давности окажется действенным и сегодня?
Таиса выполнила поручение быстро, и вскоре я уже изливала душу на белой плотной бумаге с королевскими тесненными вензелями по периметру. Обложка у блокнота тоже оказалась шикарная: натуральная лиловая (странно, что не зеленая) замша и золотая гравировка в виде какого‑то цветка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Бертон навестил меня уже за полночь.
– Все‑таки не спишь? – спросил с полуулыбкой.
– Конечно, я ведь говорила, – я тоже улыбнулась и незаметно спрятала блокнот под подушку. – Есть новости?
Бертон кивнул:
– С Алленом все в порядке. Завтра уже будет в полном здравии. Поэтому можешь расслабиться и наконец поспать.
– Спасибо, – поблагодарила я его и еще мысленно вознесла хвалу местным богам. – Теперь действительно смогу заснуть спокойно.
Утром я долго не могла проснуться, было странное чувство разбитости, будто с перепоя. Но вчера я едва ли пару глотков вина сделала, а мутило так, словно несколько бутылок осушила.
– Может, отравились чем‑то, госпожа? – обеспокоенно предположила Таиса, когда я не смогла проглотить и кусочка из принесенного ею завтрака. – Давайте позовем лекаря?
– Нет, не стоит, – замотала я головой. – Точно желудок шалит. У меня такое нередко, слабое место. Посижу немного на диете, и все пройдет.
Я, и вправду, порой страдала с желудком, но то было мое родное тело… Получается, у Линэль схожая проблема. И все же, интересно, что я такого съела нехорошего? Не припоминаю даже… А, может, это на нервной почве? Как тут организму не расстроиться, когда чувства не в ладах с разумом?
Однако к обеду самочувствие порядком улучшилось, и я почти забыла об утреннем недомогании. К тому же Бертон снова успел побывать в Рубиновых Скалах и узнать, что Аллен уже полностью выздоровел. Это известие подняло мне настроение, и я даже согласилась с Изумрудным Королем прогуляться по парку. Сегодня мы вели непринужденные беседы о всякой ерунде. Бертон рассказывал мне о детстве и своих проделках, иногда в его историях появлялся Аллен, и тогда мой интерес многократно возрастал.
– Ваше Величество, – гвардеец нагнал нас у пруда, где мы собирались немного задержаться и полюбоваться на редкие голубые кувшинки. – У ворот некая женщина просит встречи с госпожой… Линэль, – он бросил растерянный взгляд на меня.
– С Линэль? – Бертон насторожился, и я вместе с ним. – Что за она?
– Мы сейчас пытаемся это выяснить. Сперва хотели ее прогнать, сказали, что таких сент во дворце у Его Величества не гостит, однако она продолжала настаивать и требовать встречи с госпожой. Говорит, что знает, что госпожа Линэль здесь, и что ей срочно нужно с ней увидеться. Тогда мы взяли ее под стражу, а она попросила передать госпоже Линэль вот это… – и он протянул сложенный, местами помятый лист бумаги.
– Да это же мое письмо! – узнала я сразу и выхватила его из рук гвардейца.
Откуда оно? И что за женщина его принесла? В первый миг я подумала о Мишель, поскольку была уверена, что это она нашла тогда письмо, однако когда я попыталась развернуть лист, из него выпала крошечная записка. Бертон успел подхватить ее и подать мне. В записке было всего одно предложение, от которого однако у меня едва не выскочило сердце, а на глаза навернулись слезы: «Алиночка, это я, твоя мама».
– Пустите ее ко мне, – почти беззвучно прошептала я.
– Что? – переспросил Бертон, ощупывая меня взволнованным взглядом. – Что случилось?
И я повторила, сорвавшись на крик:
– Пустите ее ко мне! Немедленно!
Бертон молча кивнул гвардейцу и обнял меня:
– Сейчас ее приведут. Идем во дворец, там тебе будет спокойней. Ты уверена, что можешь доверять этой женщине? Знаешь ее?
– Давай обсудим это потом, Бертон, – мой голос дрожал от волнения, как и каждая клеточка тела. Меня словно лихорадило, и зуб на зуб не попадал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Я буду присутствовать при вашем разговоре, – сказал Бертон, закрывая за мной дверь моей комнаты.
– Нет.
Он не ожидал такой резкости и твердости от меня, даже замер на мгновение, опешив.
– Мне надо поговорить с этой женщиной наедине, – пояснила я несколько раздраженно. Сейчас мне было не до вежливости и деликатности.
– Алина, в твоем положении нужно быть осторожной с незнакомцами, – голос Бертона стал вкрадчивым. – Лучше, если кто‑то будет присутствовать при этом разговоре, для твоей же безопасности, понимаешь?