— Фра Роберто, ты пьян.
— Ты разбудил меня, чтоб сообщить эту новость?
— Я разбудил тебя по другой причине.
— Любая причина подождет. — Священник остался лежать с закрытыми глазами. — Я сейчас пребываю в месте удивительной красоты.
— Где правит твой громогласный храп.
— Не смейся над моим стремлением обрести покой.
— Который ты обретаешь лишь в пекле битвы.
— Ты тоже. — Фра Роберто приоткрыл один глаз. — Знаешь, что я видел сегодня утром? Коня без седока, гнедого скакуна, который прекрасным стремительным галопом промчался по побережью Биргу.
— Это одна из твоих притч?
— Лишь пересказываю увиденное. Перепуганный зверь бежал от шума сражения и на краю утеса прыгнул вниз навстречу гибели. Как видишь, нас покидают не только крысы и европейские монархи.
— Они решили, что мы обречены.
— Я их не упрекаю. Но порицаю тебя за то, что ты лишил меня сладких сновидений и настойчивых объятий госпожи-выпивки.
— На то есть причина.
— Ты ее озвучишь, или мне придется переломать ту ногу, что разбудила меня?.. Ты нашел предателя?
— Мы продолжаем поиски.
— Это де Понтье или его обрюзгший испанский сообщник приор Гарза? Или надменный адмирал Пьетро дель Монте? Прославленный командующий кавалерией Копье? Кроткий и застенчивый Филиппо Пилли, приор Капуи? Возможно, ученый наперсник и латинский секретарь магистра сэр Оливер Старки? Благородный воин Луи Дюпон или задиристый бейлиф Эгльский? Их союзники, Джон де Монтегю и Матео Ферер?
— Пока что я не знаю.
— Пока что мне плевать. — Фра Роберто развернулся и основательно улегся на бок. — Найди мотив — и, быть может, отыщешь предателя.
— Мне нужно твое участие, фра Роберто.
— Если его можно дать, ты его получишь.
— Я хочу жениться на леди Марии.
Священник уже сидел.
— Жениться? На леди Марии? Тебе не пережить свадебной церемонии.
— Еще одна причина, по которой мы спешим обвенчаться.
— Ты заручился согласием ее отца?
— Мы сбежали от него.
— А благословение магистра получил?
— Мы поженимся тайно.
— Ты дворянского происхождения? У тебя есть земли? Будущее при дворе какого-либо монарха?
— Все, что уготовила нам судьба, мы разделим на двоих.
— Это противоречит всем догматам ордена и несовместимо с правилами наследования и титулованной кровью.
— Иисус был плотником, фра Роберто.
— А ты пират, Кристиан. Мятежник, обольститель, бродяга и наемник, чей кошелек набит золотом, снятым с вражеских трупов.
— Так вы освятите наш союз?
— Без единого колебания и задержки. — Священник шумно выпустил газы. — Если вы и дальше будете жить вместе так же, как деретесь на стенах форта, немногие сумеют разлучить вас.
— Никто!
— Иди готовься. Ты и Мария из Мдины станете мужем и женой.
К тому моменту как Гарди покинул тлеющий флигель дворца епископа, фра Роберто вновь провалился в глубокий безмятежный сон.
Зрелище было не для малодушных. На дальнем берегу Большой гавани над руинами разгромленного Сент-Эльмо все еще торчали на копьях обуглившиеся и изуродованные головы защитников форта. Ла Валетт рассматривал их некоторое время из окна зала для аудиенций. Какая утрата, какая жертва!.. Их разделяло расстояние в тысячу ярдов и более чем тридцать дней. Сердце гроссмейстера отяжелело, а глаза затуманили нахлынувшие воспоминания и печаль. Он пришел сюда, чтобы отдать дань памяти павшим, попрощаться с ними как друг и предводитель, сорок восьмой и, возможно, последний великий магистр благородного и древнего ордена святого Иоанна. Завтра или неделю спустя и его голова может закончить дни свои на копье, а тело — закованным в цепи. Ибо Мустафа-паша не собирался отступать, и османская армия стояла у самых ворот. Если он, Жан Паризо де Ла Валетт, победит, только тогда он вновь сможет взглянуть в это окно, прийти сюда, на крышу цитадели Сент-Анджело. Теперь его домом стал Биргу.
Магистр повернулся и бесшумно двинулся по опустевшим покоям бывшей резиденции. Как много произошло событий, как много было споров, как долго ему приходилось льстить и упрашивать послов и эмиссаров, выступавших от имени монарших дворов Европы! Все оказалось тщетным и привело к войне. Ла Валетт остановился у входа в Зал совета, обвел взором гобелены, гербы, деревянно-кирпичный потолок. Знакомые места, призрачные фрагменты минувших дискуссий. Магистр кивнул самому себе. За последние месяцы наиболее частыми его спутниками стали сомнение и отчаяние, близкое к безысходности.
Летний зной и грохот пушек ударили в лицо, когда Ла Валетт сошел на каменные плиты внутреннего дворика. Здесь, в закрытом от посторонних глаз саду, наедине со своими мыслями он когда-то обретал утешение и покой. Позади оставалось все — вопросы, приказы, постановления. Кроме болезни. Магистр медлил, осматривая сад — место былой тишины, где стало невозможным передохнуть, и былой отрады, ныне загубленное войной. Даже нимфеум, прохладный грот, что давал убежище от полуденного солнца, превратился в склад для пушечных ядер. Во дворе на расположенные по периметру платформы втащили орудия, а там, где росли деревья, разбили лагерь. Все вокруг изменилось. Всему пришел конец.
Часовня Святого Богоявления. Здесь таилась душа Ла Валетта, само сердце веры. Мрачное, темное место. Великий магистр де Лилль-Адам построил часовню в 1530 году, когда привел рыцарей на Мальту, — останки покойного старика погребены под мраморной плитой перед алтарем. Другой старик может не удостоиться подобной чести, подумал гроссмейстер. Он сопровождал де Лилль-Адама, когда началось отступление с Родоса, и теперь вновь стоял рядом с ним. Не будет больше бегства, не будет исхода в Землю обетованную, на новый Родос, другую Мальту. Его госпитальеры, его орден, основанный в 1099 году благословенным Жераром[26] и ставший воинским по воле папы Пасхалия[27], выстрадал и претерпел невозможное. Им и раньше угрожали, и не раз они раскачивались на краю пропасти. В 1291 году лишь семерым рыцарям святого Иоанна, в их числе и великому магистру, удалось избежать гибели в кровавом побоище у стен Акры и вернуться из Святой Земли. Сражение было их плотью и кровью, а умение выживать — их наследством. И он его не растратит.
Ла Валетт благоговейно опустился на колени и поцеловал могилу предшественника. Затем поднялся и коснулся губами ног позолоченной фигурки распятого Спасителя. Страдания Христа помогали переносить собственные муки. Гроссмейстера тошнило. Кашлянув, он сплюнул кровь в сжатый кулак и, потеряв равновесие, прислонился плечом к колонне из розового гранита. Эти камни разделяли с магистром историю ордена, ведь они тоже прибыли с Родоса. Но и с ними придется распрощаться.