Угу, щас. Не с такими новостями ко двору.
— Ну? Ежа проглотил?
— Все, как я сказал, батько, — прогудел полукровка. — Нашу Ирейн, дочурку Молчуна Ликоффа...
Михал бросил на придурка мрачный взгляд. Шорх икнул и быстро поправился:
— ... то есть, прошу простить, княгиню драконью будущую. Её того... этого.
— Я тебя сам сейчас сначала того, а потом — этого. Изъясняйся быстро, внятно и словами через рот. Ты меня понял?
— Да, батько, — Шорх втянул голову в плечи. — Княгиня чуть не утопла.
— Вот как, значит. А ты, помёт олений, где в это время был?
— Так она там с драконами. Что ей угрожать могло? Я и отошёл, у меня того, булочки...
Михал посмотрел на подчинённого со значением.
— Выясни, что можешь. Буду через пару часов, — и провёл по артефакту, позволяя магии погаснуть.
— С кем приходится работать, — скривился Чеба. — Вот при всем уважении, шпионы из твоих сородичей...
— Как из твоих — воины, — отрубил Михал. — Но тут ты прав, конечно — ситуация. Ещё и на нашей территории, сейчас, когда договор на поставку древесины висит на волоске... Вот ведь гадство! Прав ты, надо было к девице этой приставить хорошую охрану сразу же, а не щадить драконьи чувства. Ясно же, князёнок молоденький совсем, такой хоть бы за собой уследил! И вот как теперь отмыться? Ох, не просто так княгиня будущая поплавать решила.
Чеба только вздохнул понимающе, молчаливо выражая поддержку. Но Михал и так знал — воспитанник сделает, что можно (а если надо, и что нельзя), лишь бы подписать-таки договор и сгладить ситуацию.
Парень был из Зайцев, клана кочевого да малочисленного. Земель своих у ушастых не было, а вот врагов — просто навалом. Характеры у них, как на подбор, непоседливые, наглые, пронырливые да любопытные, любливые к тому же — сверх всякой меры. Оно вроде как и не порок, но часто из-за этого проблемы были с заячьей малышнёй: слишком много их плодилось, а матерям нянчиться вроде как недосуг. Так оно и уравновешивалось: рождалось зайчат, как водится, много, но вырастало мало.
Вот и Чебу Михал поймал за руку, когда тот, тощий, мелкий да чумазый, попытался Главе Медведей в карман влезть. И вроде надо было руки переломать воришке, чтобы другим неповадно было, да как-то и жаль его стало. Мысли о несправедливости накатили: кому-то и одного не дано, а кому так с излишком, что на улицу выбрасывают... Вот и забрал Михал зверёныша к себе. Знал, враги и даже некоторые союзники смеялись, мол, совсем умом после неудачного обретения Глава тронулся. Ему в лицо, конечно, сказать такое дураков нет, а вот малого доставали... поперву. Потом замолчали: ни ума, ни целеустремленности, ни мстительности зайчишке было не занимать, а уж за своего названного отца он был готов кому угодно горло перегрызть — как показали некоторые события, не только фигурально.
Так оно и вышло, что Чеба стал его правой рукой — золотые мозги мальчишки, огранённые нанятыми учителями, в сочетании с заячьей энергичностью и скоростью реакции сделали своё дело. Парень даже организовал несколько заячьих общин на землях Медвежьего Клана. Михал не возражал — мелкие, быстрые и юркие, они оказались полезны во многих сферах.
— Ускорьтесь! — рявкнул Глава, и несколько самоходных машин (Лес забери эти приличия, не позволяющие являться на деловые переговоры в зверином обличье!) тут же принялись быстрее переставлять свои железные лапы, повинуясь воле ведущего колдуна.
— Пытаюсь понять, кому выгодна смерть княгини. Твоё мнение? — уточнил Михал, откидываясь на сиденье.
— Ставлю голову — как минимум чью-нибудь — что князя попытались достать свои же, — криво улыбнулся Чеба. — Очень уж момент удобный, не придерёшься: убили несчастную злобные вороги за много лиг от драконьего края... Я прямо предчувствую слезливую балладу на этот счет.
Глава Медведей хмыкнул:
— Эт да, знаменитые драконьи слёзы... Мы — венец творения, это у вас, дикарей, всякие психи бегают и пар княжеских убивают. Но ты прав, это самый очевидный вариант — слишком уж многим Бирюзовый мальчишка поперёк глотки встал.
— Все проблемы от этих пар, — скривился Чеба. — Мне остается только благодарить Лесного Короля, что у травоядных такого нет!
— Во-первых, всё же есть, и ты сам это знаешь. Просто не так ярко выражено. Во-вторых, обрести пару — это счастье.
Мальчишку перекосило, и очень основательно. Он явно порывался сказать что-то вроде «По тебе заметно», но сдержался — взрослеет, паршивец! Михал только покачал головой: мальчик развлекался с десятком постоянных любовниц, среди которых была даже лиса, но к самой идее Предназначения относился с отвращением. Главу Медведей это огорчало — он подспудно надеялся, что парень встретит истинную среди медведиц. Хищное наследие всегда превалирует, и дети у такой пары получились бы медведями. При таком раскладе спустя несколько столетий Клан с чистой совестью можно было бы передать в руки внука — пусть не по крови, но по духу. Большинство родов не сопротивлялось бы, по крайней мере, теперь: деловую хватку Чебы, равно как и его рьяную преданность, успели оценить, и с Михалом уже вели осторожные разговоры отцы дочерей, чьи запахи были хоть на гран совместимы с ароматом зайца. Только вот частичная совместимость — не истинность, увы, нет. А принуждать ребёнка к политическому браку — да упаси Лесной Король, они же не люди какие-нибудь!
— Я уже воображаю, как осветит эта отмороженная су... то бишь, Ми Ледяная это всё на международном уровне. Как же, покушение на княгиню — это на медвежьей-то территории! — сказал Чеба, явно не желая продолжать разговор об истинных. — Надо сразу продумать нашу позицию по этому поводу. Потому что я чуть не прослезился, когда прочёл официальную драконью ноту, касающуюся этого съезда. «Мы всегда были против человеческой войны и ратовали за мир...» Ну-ну, конечно. Помнишь, как мы отправили князю и этому змею, его первому советнику, предложение вмешаться и совместными санкциями прекратить кровавую баню? Никогда не забуду то велеречивое дерьмописьмо, которое мы получили в ответ. Оформлено-то красиво, но, если свести эти три страницы к единому краткому эпилогу, получилось бы что-то вроде: «Это не наше дело, и вообще, меньше людей — меньше проблем». А теперь гляди ты — чешуйчатые пресвятые ящерицы, великие миротворцы и гуманисты... Тьху, аж тошно.