Только один раз новости заставили задуматься и даже напугали. Она ни разу не встречала Фолэнта после стычки в коридоре жилого корпуса. Данное обстоятельство невероятно радовало Марису. Затем Келена, пересказывая последние сплетни Академии, небрежно бросила:
— Красавчик Фолэнт в лазарете!
Между практикумами они сидели в чайной, и Мариса тут же отставила чашку с горячим взваром, пользующимся популярностью в холодное время года. Как наяву перед глазами пронеслись разговор с Лироем, её жёсткий отпор и перекошенное от боли лицо стихийника.
— И что с ним? — как можно безразличнее поинтересовалась Мариса.
— Версий много. Кто-то считает, что его сглазила отвергнутая любовница. Некоторые говорят, что Фолэнта побил менее удачливый соперник. Есть мнение, что на практикуме он сам неосторожно обращался с чарами. В итоге этот высокородный индюк захромал. Ступню разнесло чуть ли ни в два раза. Брат прислал семейного лекаря и, кажется, не одного.
— А что Лирой сам говорит? — в глазах потемнело.
— Не знаю, — Келена беспечно повела плечами. — Ты-то, чего всполошилась?
— Тебе показалось. Уж до Фолэнта мне точно нет никакого дела.
Задавать новые вопросы Мариса побоялась. Похоже, что обретение смелости вышло ей боком. Кто-нибудь из эмпатов, занимающихся исцелением сиятельного брата советника, может догадаться об амарантовой игле. Мариса не представляла, оставляют ли заклинания креаторов ощутимые следы. И Лирой способен вывернуть историю взаимоотношений с первокурсницей так, чтобы обвинить её в нанесении увечий магией. Начнётся разбирательство, которое приведёт к разоблачению Марисы. У магов всех Ковенантов множество защит от вреда со стороны собратьев, но, насколько она помнила, магия иллюзий способна перебороть их все. Отчасти поэтому более ста лет назад и уничтожили адептов четвёртого Ковенанта.
Позже Мариса осторожно спросила Северина, возможно ли обнаружить следы амарантовой силы спустя какое-то время. Брума вопрос не удивил. Они нередко обсуждали теорию, с которой маг был знаком намного лучше ученицы.
— На вещах остаётся след вместе с нанесёнными заклинаниями. Я, как ментал, могу его уничтожить. Помнишь твой куб на практикуме?
— Как забыть?! — Мариса покраснела. — Всё ещё стыдно, что не контролировала себя.
— Тебе повезло, что занятие вёл я, — Северин искренне улыбнулся и склонился над записями, в сотый раз сверяя схему ритуала.
— Мне повезло, что ты рядом, — не удержавшись, Мариса подошла к столу, за которым сидел Брум, обняла его сзади скрестив руки, коснулась поцелуем тёмных волос. — Иногда думаю, что ты вернул мне меня же. Я и не жила прежде.
Он поцеловал её тонкую кисть и обратил всё внимание на бумаги.
— А следы на теле человека? Или… внутри тела, — тяжело было подобрать верные слова, чтобы оставить в тайне истинный интерес.
— Живое тело не сохраняет фрагменты чуждой магии. Маленькие дозы легко поглощаются. Огромные оседают на коже, волосах и могут быть видимыми первое время. Негативное воздействие, как мы говорили, имеет только сила из Зала Иллюзий.
— Из-за смертей магов она поменяла полярность, — повторила Мариса слова, услышанные на берегу моря.
— Именно! В нашем случае не нужно опасаться. Да, мы можем постоянно создавать чуждую энергию, но твой амарантовый цветок почти достиг совершенства и находится под контролем. Никто не увидит внутри тебя чуждую магию. Кристаллы, показывающие дар, есть только в лаборатории.
— Я чуть не попалась в первый день. Там был Арвел, магистерс Астрид, кураторы и первокурсники. На мне хотели проверить работу кристалла. Если бы не появление Вистианы и возникшая паника…
— Знаешь, что самое сложное? — Северин откинулся назад, вглядываясь в лицо любимой. — Высокое мастерство — использовать запретную магию вместе с природной, чтобы имитировать заклинание или силу чужого Ковенанта, а потом стереть все истинные следы. Я обучу тебя, чтобы обмануть ворота на входе и любой из кристаллов.
— Словно заклинания делал не ментал или креатор, а, например, сензитив?
— Или эмпат искусств, — маг задумчиво прищурился. — Только магия иллюзий позволяет проделать подобный трюк.
— И ты смог?
— Надеюсь, что да.
+++
— Не надоело лицезреть эти постные рожи? — заложив руки за спину, Грэмис Фолэнт медленно вышагивал по Залу Совета.
— Ты о толкователях? — Делвин методично перекладывал аккуратно написанные листы в папке.
Секретаря, который подал документы на подпись, он отпустил, чтобы свободно поговорить с Грэмисом. Как всегда, тот не желал немедленно переходить к делу, а изматывал Брума мелкими придирками или ничего не значащими замечаниями.
— О портретах, — Фолэнт дёрнул подбородком в сторону картины с изображением старого короля. — Твой отец и теперь смотрит на меня с ненавистью, — крупные яркие черты исказила насмешка. — Только я жив в отличие от него. И это меня несказанно радует.
Он прошёл немного дальше, заполняя своей внутренней силой и неистовостью Фолэнтов пространство зала. Остановился, окинув взглядом другой портрет в тёмной изысканной раме.
— Валентайн… Любопытно, он действительно был таким идеалистом и добрячком, каким хотел казаться?
— Отец был не прочь передать ему власть, — Делвин захлопнул папку, чувствуя, что Фолэнту удалось расковырять старые раны в его душе. — Если бы не дар эмпата.
Грэмис до невозможности обожал залезать в самое сокровенное, перебирая слабости и страхи собеседника, вытаскивая на свет неприглядные мысли или факты.
— Вовремя умереть — большое искусство, — посмеявшись, он обернулся к верховному толкователю. — Жалеешь, что с печатью так сложилось? Страдаешь от угрызений… этой, как её там!? Совесть — рудимент, не нужный менталу. Тем более тому, кто желает быть единоличным властителем в королевстве.
— Тебя ничто не проймёт, — проворчал Делвин.
— Душевные страдания такая скука. Предпочитаю получать удовольствие, не тратя время на сомнения. То, как я изменил структуру печати на Зале Иллюзий, до сих пор является предметом моей гордости, а не моральных мучений, — он насмешливо скривил губы.
Желая сказать что-то ещё, Фолэнт, однако, замолчал, замерев перед полками со статуэтками и прочими безделицами, украшавшими комнату. Его вопрос прозвучал неожиданно, но с тягучей вкрадчивостью.
— Дел, насколько хорошо проверяют слуг, допущенных в Зал Совета?
— В чём дело? — нехотя поднявшись, толкователь Брум обошёл стол и встал рядом с приятелем.
— Как думаешь? Что лишнее на полках?
— Мне некогда решать твои загадки, Грэм.
Дэлвин продолжал думать о кипе бумаг на столе и необходимости спуститься в лабораторию. Последняя иллюзия Вистианы снова не вернулась на место. Каким-то чудом Северин продолжал избегать смертельного касания амарантовой копии сестры. Племянник оставался жив, что с каждым днём тяготило толкователя всё сильнее. По ночам, кроме образа брата Валентайна, к нему стал приходить и отец. Взгляд старого короля обвинял Делвина, напоминая о последней воле.
— То есть это ты разбрасываешься зачарованными артефактами? — крупный палец мага ткнул прямо в маленький куб, затерявшийся между фарфоровой русалкой и жемчужиной на мягкой бархатной подушечке.
Молча Делвин прошёл до дверей, резко распахнул створку, прорычав:
— Принести отражающий кристалл в Зал Совета, немедленно!
Поблёскивая круглыми очками, секретарь с неподходящей случаю торжественностью внёс подставку с кристаллом. Обычно тот хранился под стеклянным колпаком в приёмной, выполняя роль дополнительного барьера при проверке посетителей. В давние времена таким образом отлавливали магов, практикующих запрещённое учение. В первые годы находились смельчаки даже из приближённых к королю, кто пытался получить в руки силу креаторов.
— На стол, — коротко приказал Делвин. — Ждите в приёмной.
Фолэнт стоял рядом, скрестив руки и засунув пальцы подмышки, точно сдерживал желание немедленно применить одну из магических формул. Куб со сложной золотистой вязью чар лежал точно по центру овального стола Совета.