старик успокаивающе улыбнулся:
— Тут ты сам виноват.
Мое удивление возросло:
— Это в чем же?
— Рановато ты в этом году в наших краях — пояснил Часир и многое сразу встало на свои места.
— Меня не ждали — понял я.
— Не так рано — кивнул горец — Ты же вдруг явился неожиданно, как северный ветер. Дней десять назад меня навещал один старый друг. Он спрашивал о тебе. Хотел узнать, когда тебя ждать. И я ответил, что обычно ты являешься незадолго до первого снега. Еще он расспрашивал о тебе. И ему была интересна каждая мелочь…
— Нехорошо — медленно произнес я — Даже пугающе…
Сильга с недоумением переводила взгляд с меня на старика, но молчала, предпочитая слушать.
— Пугаться тут нечему — возразил Часир — Тебе ничего не грозило, Рург. Мой старый друг человек могущественный. Его слово многое решает. Немало горцев с великой радостью выполнят любой его приказ. Но еще он чтит старые традиции и без великой нужды никогда не запятнает себя греховным деянием. Наша боги куда суровей вашей Лоссы и Раффадулла. И за каждый грех спросят с великой строгостью. А ему, как и мне, не так уж долго осталось бродить по зеленым лугам Трорна и последний суд уж близок.
— Ты крепок телом и бодр духом, добрый Часир — улыбнулся я — Нужно ли уже задумываться о последнем суде?
Оставив мою лесть без внимания, старик провел ладонями по бороде, наморщил лоб и наконец продолжил:
— Что ж… раз уж мы заговорили об этом… Насколько мне известно, тебя бы встретили еще на подходе к предгорьям. Один, может двое горцев. Уже взрослые мужи с сединой в бородах.
— И они?
— Поговорили бы — успокаивающе улыбнулся старик — Для начала…
— Для начала — тихо повторила Анутта.
— Для начала — кивнул Часир — Они бы воззвали к твоим великодушию и благоразумности. А уж я, поверь мне, уверил старого друга в том, что тебе свойственны эти душевные украшения. Еще я написал письмо. Его бы передали тебе до беседы. В том послании я прошу тебя проявить немного терпения и позволить встречающим угостить тебя ужином в любом из придорожных трактиров.
— О чем бы они попросили меня за ужином?
Ответ я уже знал. Вздохнув, Часир ответил и я убедился в своей правоте:
— Не приезжать в Сноувэрг этой осенью.
— Дабы некому было казнить приговоренного — обронил я, сквозь просвет между деревьями глядя на залитый солнцем горный луг.
— Воистину так — согласился старый горец.
— Но я в Сноувэрге…
— Да… Прошу тебя, Рург… не спрашивай меня об этом деле. По возвращению в город ты встретишься с тем, кто расскажет тебе все честь по чести. А я… я просто старик, что отправился проведать родовую гробницу на мирном склоне родной горы…
— Да будет так — кивнул я, переводя взгляд на согнувшуюся над страницами девушку — Госпожа Анутта… прошу тебя — не записывай услышанное.
— Но…
— Это была беседа тайная — мирно улыбнулся я сильге — А путешествие у нас опасное. Ведаешь ли ты в чьи руки может попасть твоя книга с записями? Кто может прочесть эти строки? И что за беда может обрушиться на ни в чем неповинную семью приютившего нас Часира? Не все услышанное следует доверять бумаге…
Окинув меня задумчивым взглядом, девушка глянула на непроницаемое лицо старого горца и… отвела перо от страницы. Едва заметно тряхнула запястьем и с кончика пеоа сорвалась на землю тягучая капля чернил. Что ж… ответ получен. Благодарно кивнув, я запрокинул голову, взглянул в шелестящие кроны склонившихся над нами вековых деревьев и пробормотал:
— Что ж за путешествие у меня такое… а ведь дорога едва началась…
* * *
Удивленный и испуганный вскрик едущего впереди молодого горца заставил меня пришпорить лошадь и, обогнув нагромождение камней, она вынесла меня на край пологого каменистого склона. Подавшись вперед, уже вытаскивая оружие, я глянул… и пораженно выпрямился в седле.
Громкий горестный крик юноши повторился. Почти упав с лошади, он рухнул на колени и застыл в неподвижности, глядя перед собой.
— Светлая Лосса — пробормотал я и имя светлого долинного божества прозвучало в этой высоте удивительно хрипло и неуверенно.
Предки ныне живущих на склонах Трорна горцев сделали мудрый выбор, решив расположить древнее кладбище в этом месте. Над горным лугом, на высоте, где частые пятна белоснежного снега и льда перемежались с упрямой сероватой травой, где никогда не утихавший холодный ветер тоскливо завывал среди камней, а далеко внизу клубился пройденный нами пояс белесого стылого тумана, почти впритык друг к другу разместилось немало высоких каменных курганов. Сложенные из массивных камней, обросшие черным лишайником, могильные курганы неровными рядами вытянулись поперек горного склона и казалось, что это укутавшиеся в меховые одеяния древние старики великаны мрачно смотрят на раскинувшее внизу разноцветье лесов и долин.
Я впервые здесь. Но мне хватило одного взгляда и вот я уже знал где находится родовая гробница Часира…
В теле каждого кургана имелась испещренная рунами большая квадратная плита. Старый и возможно забытый уже самими горцами язык. В третьем от нас холме эта плита была разбита беспощадными ударами. Она устояла, но в ее середке зияла большая дыра, а куски плиты лежали среди камней жалкими обломками. А еще там же лежали сломанные кости, расплющенные реберные остовы… Стыдливо прикрывшиеся снежной порошею раздавленные черепа глядели на нас сквозь покачивающиеся стебли травы с немым вопросом…
Древняя гробница была осквернена.
Услышав торопливый стук лошадей, я не стал оборачиваться и невольно съежился, понимая, что предстоит испытать сейчас старому горцу, что помимо предков похоронил здесь и жену с сыновьями…
— О-о-о-о-о… — старый горец не закричал. Он завыл, падая с седла и закрывая лицо ладонями — О-о-о-о…
Даже удар о каменистую землю не прервал этого преисполненного яростью и горем крика. А насмешливый ветер подхватил хриплый крик и унес его к подножию бесстрастного Трорна…
— Проклятье — выдохнул я, высвобождая сапоги из стремян и спрыгивая — Проклятье…
Я сделал шаг… и замер.
Спешиться спешился, а что делать дальше — не знаю.
Выбросив руку, поймал и притянул к себе заспешившую к разоренной гробнице сильгу. Она негодующе рванулась, стараясь высвободить руку, но я сжал пальцы чуть сильнее и торопливо пробормотал:
— Обожди… могилы священны и запретны для чужаков. Подожди!
— Там может обретаться…
— Нет там никого — убежденно выдохнул я и невольно вздрогнул, когда опровергая мои слова из темного зева варварски вскрытой гробницы вдруг порскнула испуганная шумом птица.
Переведя дух, я