как рукопись отдать в набор. Прошло несколько дней. Редакторша-2 мне позвонила:
– Пожалуйста, приезжайте немедленно! Я получила рукопись из корректорской. То, что корректор натворила, это ужасно…
Да, все-таки здорово, что я с юности тренировал свое сердце и нервы физическими упражнениями и поездками на природу. Хорошо, что и сексуальную программу выполнял-таки худо-бедно – нормальный секс способствует устойчивости нервной системы…
В рукописи, которая пришла из корректорской, было еще больше правки, чем у редактора. Какие там «опечатки-ошибки»! Корректор (я тотчас выяснил, что это – «женщина довольно молодая, с высшим гуманитарным образованием») отнеслась к моему тексту как к своему: разбивала и объединяла фразы, переставляла слова, меняла знаки препинания – восклицательные знаки на вопросительные, точки на запятые. Или наоборот. И она редактировала по-своему даже цитаты!
Это был уже настоящий дурдом. Для интереса я посчитал, сколько было «поправок» именно стилистических. Больше двухсот!
– Где она? – спросил я Редакторшу-2.
– В комнате на втором этаже, – робко ответила та, видя, очевидно, что со мной происходит.
– Как зовут?
Она сказала.
Я тотчас пошел, захватив с собой рукопись.
Когда вошел в небольшую комнату корректорской, миловидная разбойница была в одиночестве.
Я только сказал:
– Я Аракчеев. Это моя рукопись…
Видимо, вид у меня был такой, что она как-то съежилась, протянула руку, взяла рукопись и… тотчас начала стирать ластиком всю свою «правку».
– Я хотела как лучше, – сказала только, не поднимая головы. – У вас же много неграмотных оборотов…
Я молчал, но, взглянув на меня, она осеклась. И лихорадочно продолжала стирать…
Рукопись, наконец, сдали в набор, слайды для иллюстраций (естественно, тоже «узкие» и на пленке «Орвохром» и «Орвоколор») в типографии (московской) все-таки приняли, но прежде, чем книга вышла, пришлось испытать еще несколько стрессов. Во-первых, бумагу для «будущего советского Гржимека» определили очень плохую, газетную. Меловую же, да и то не финскую или немецкую, а нашу и не самую качественную дали только для цветных вкладок. Когда я удивленно спросил, почему так, мне сказали: «Вашу книгу купят и так. А на хорошей бумаге мы печатаем исключительно политические, социальные книги…». Во-вторых, переплет решили делать не картонный, а тонкий, брошюровку страниц на клею, без сшивки (так что книга потом очень быстро начала рассыпаться). В-третьих, напечатали слайды некоторые неплохо, а некоторые плохо совсем. Но тут пошли мне навстречу: пустили на два часа в типографию, чтобы я вместе с ретушером-печатником кое-где откорректировал цвет: несколько изображений удалось спасти.
А предисловие написал Николай Николаевич Дроздов, причем очень хорошее.
И вот обе книги вышли. Сначала «Луна над пустыней» – в 1980-м, а потом и «Джунгли во дворе» – в 1981-м. Первая через 7 лет после написания, вторая через 8. Обе имели успех, о них неоднократно писали в прессе. Главный редактор рассказал однажды, что видел, как «Джунгли» продавали с лотка в курортном городе Ялте:
– Как горячие пирожки покупали! Приятно смотреть… Будем, будем делать из Вас советского Гржимека!
Призрак успеха
Приблизительно в это же время вышло еще несколько рассказов в разных журналах – нашла свое пристанище «Вестница» (тиражом около трех миллионов экземпляров в журнале «Юность»), «Сверкающая гора окуней» (там же), «Норок – по-молдавски везение» (под названием «Бабочка») и «Бегство» – в «Дружбе народов», «Фантазер» (тоже в «Юности»)… Выходили статьи в журналах «Знание-сила», «Турист», «Наука и религия», «Наука и жизнь», «Юный натуралист», а также еще несколько маленьких книжечек в издательстве «Малыш». Я вошел уже фактически официально в обойму «молодых и перспективных», «сорокалетних», в журналах и газетах появлялись рецензии. Все – положительные…
Но, конечно, до настоящего успеха было далеко очень. Суть, как оказалось, не в том, что именно публикуется, а в том – когда, где и как. «Бронетранспортер Судьбы» останавливался у моих дверей к этому времени уже трижды – когда чуть-чуть не вышел «Переполох» в «Новом мире» Твардовского, когда могла, но так и не появилась «Высшая мера» в 3-х-4-х номерах «Литгазеты» и – когда после трех опубликованных очерков меня пригласили постоянно сотрудничать в «Правде» (пригласил, кстати, заведующий Сельхозотделом Валерий Иванович Болдин – тот самый, который 15 лет спустя, в августе 91-го, стал одним из лидеров ГКЧП). В первых двух случаях бронетранспортер так и укатил, не взяв меня на борт, в третьем я не захотел взбираться на него сам.
Ощущения успеха не было даже близко. Во-первых, рассказы все равно безжалостно редактировались. Во-вторых, самые лучшие – «Непонятное», «Дебют», «Ему было доступно все» и другие – из журналов и газет возвращали, как и прежде. Никто не собирался печатать роман «Обязательно завтра», повести «Высшая мера», «Зажечь свечу», «Путешествие» (целиком). Постоянно ощущался жесткий непроходимый барьер. Меня по-прежнему принимали не за того, кем я на самом деле был. Литературные начальники и «раскрученные» снисходительно похлопывали по плечу и сочувственно улыбались, радуясь, что я как будто бы все больше переключаюсь на «бабочек и букашек» и, слава Богу, не лезу больше со своими «Переполохами» и «документальными повестями».
Это удивительно, однако в 77-м, через 9 лет после того, как был зарублен «Переполох» в «Новом мире» (хотя и через 3 после выхода сборника «Листья»), ко мне прибыл с визитом молодой режиссер с Киевской киностудии им. Довженко. Он прочитал мой «Переполох» в «Листьях» и убедительно просил, чтобы я написал киносценарий, фильм по которому он будет снимать. Почему же не написать? Я согласился, и был приглашен в Киев, где со мной заключили договор и даже выплатили аванс. Сценарий я написал. Но вскоре выяснилось, что взрослые дяди и тети из сценарной коллегии – точно так же, как А.И.Кондратович когда-то, – прочитали мою повесть вовсе не так, как она написана. В очередной раз в своей жизни я был потрясен, когда прочитал в отрицательном заключении на свой сценарий следующее:
«В декабре 1977 года писатель Ю.С.Аракчеев обратился на студию с заявкой на сценарий художественного фильма по мотивам своей повести «Переполох». Повесть рассказывала о судьбе инструктора райкома партии Нефедова – человека скромного, честного и принципиального. Войдя в состав комиссии, проверявшей работу треста по озеленению, столкнувшись с очковтирательством, приписками и показухой, в атмосфере протекционизма и попустительства проявил высокие моральные качества партийного работника и коммуниста, опираясь на поддержку и помощь других членов комиссии, сумел вскрыть недостатки в хозяйственных делах треста, установить их причины…
Ныне рассмотренный вариант сценария по содержанию резко отличается от своего первоисточника – повести «Переполох»… Изменилась художественная трактовка образа Нефедова, он пассивен, нечеток в своих поступках и действиях…
…Предлагаем Вам доработать сценарий, приблизив его к повести «Переполох», художественно ярче и полнее показав образ партийного