очередь, занимаюсь детьми и домашним хозяйством. Так что культурной программой, учебой, родительскими собраниями полностью заправляю я. Однако, я все же скучаю по тем временам, когда хоть мы и жили в недостатке, но у нас было время для общения друг с другом, для выражения чувств.
Мы с мужем достаточно набожные люди, часто ходим в церковь, но никогда не ставим цели попасть именно в армянскую церковь, что на Яна Полуяна. Куда ближе, туда и ходим. Особенно полюбился Екатерининский собор. Там мы покрестили нашего старшего мальчика, армянская церковь тогда только строилась.
Перспективы нашего спокойного проживания здесь в некотором смысле были пересмотрены в связи с безобразиями на Славянском кладбище в апреле этого года [2003 г.]. Но теперь, после всех этих дискуссий по местному телевидению, в прессе, как мне кажется, ясно, что люди в своей массе не заражены этими кошмарными настроениями и готовы рассматривать человека просто как человека, не заостряя внимания на его национальности и на том, кто откуда приехал и когда. Я верю, что каждый может найти свое место в нашем обществе, если приложить определенные усилия, если трудиться на благо этого общества, если стараться сделать его лучше на деле и каждый день».
Приложение 3
Доктор Гаспарян
Врач, герой Нагорного Карабаха. 24.01.2001.(транскрипция записи на аудиокассете)
«Работаю в Мартуни 18 лет. В 1971 году уехал из НК, поступил в Саратовский мединститут, на лечфак, в 1977 окончил. Отработал в Ульяновской области 4 года, потом поступил на клинординатуру в Самарский мединститут, в 1983 закончил. Вернулся на старое место работы и через несколько месяцев уехал в НК, потому что родители мои жили в Шуше до известных событий. Они были преклонного возраста, одни и, как у армян, кавказцев принято, я в семье младший был, поэтому и вернулся сюда. Жена моя первая была русская, Светлана Федоровна. Приехали, только старший сын был. Ему сейчас 18-й год.
Поработали до 1988 года, до известных событий. Естественно, тогда первое желание было увести детей подальше от войны и с моего согласия жена забрала детей и поехала туда к своим, г. Майна, Ульяновской области. Это был 1991-й декабрь, когда она уехала с детьми. Потом эти военные действия, от которых невозможно было отрываться. Я понял, что от меня зависит слишком много в деле спасения наших ребят. Больницу разбомбило наш. Мы работали напротив, в детском садике. В подвальных помещениях, без санитарно-гигиенических условий, без норм, без света, без газа, без водоснабжения — в любой войне такие последствия бывают. Мы выдержали… Спасли около полторы тысячи раненых, как бойцов, наших ребят, так и детей, гражданское население.
Детей я наведывал в России. Потом кончилась война, в 94-м объявили перемирие. Жена, естественно, не захотела вернуться сюда: страх: бытовые неурядицы, экономические трудности и плюс бесперспективность. Она видела, что это движение здесь бесперспективно, никакого решения не будет, никакого согласия не будет. Поэтому она осталась там с детьми. Потом в 94 г. я забрал старшего сына сюда, он год здесь жил, учился в этой школе. В 95-м она приехала и вновь отказалась оставаться здесь. Потихоньку мы расстались. У меня связи с детьми очень тесные, я им помогаю, звоню раз в неделю туда. Раз в год навещаю их, старший сын Саша в этом году поступил в Ульяновский госуниверситет на факультет правоведения. Поступил своим умом, своими силами. Средний у меня тоже хорошо учится, Артем. Младший Сергей еще маленький в 7 классе.
У меня естественно появилась вторая жена, Анжела, она работала вместе со мной медсестрой, анестезисткой (1970 г.р.). Вместе прошли войну. Сейчас у нас двое детей, дочь и сын, она уже снова работает. … Меня сдерживало тут, не смог тогда оставить их, уехать — гражданское население, карабахцев, моих пациентов. Я бы себя проклинал всю жизнь, если б уехал в трудное время. А после войны я в принципе уже так привык, что сам не захотел уехать. Мать умерла в 1994 в январе в с. Шош около Степанакерта, там мой отец теперь остался. Я его наведываю раз в неделю, а то и чаще. Сюда ехать не хочет, дом свой не хочет оставлять.
Потом после войны создали госпиталь, в начале 1994 г. Мы еще перебивались в садике, когда возникла идея создания госпиталя. Прежний райкомовский дом гостей, который в годы войны был штабом сил самообороны, потом отдали под госпиталь. Мы его подремонтировали, приспособили под больницу. Сейчас он обслуживает военнослужащих, начиная от Гадрута и кончая Аскераном, всю эту зону. Костяк тамошних специалистов прошел через войну, опытные, свою задачу знают. В 1997 году меня назначили руководить одновременно гражданским здравоохранением, вот уже 4 года, как я на двух должностях. Это очень тяжелая ноша. Я, честно говоря, хотел уйти от военной службы, но меня пока удерживают, говорят, еще нужен. В месяц до десяти раз бываю в Степанакерте: совещания, проверки, тяжелобольные. Это все изнуряет просто физически. И не только напряженность, а больше бумаготворчество. С мирной жизнью приходят и свои законы. После этих всех передряг, событий, войны район покинула определенная часть населения… Примерно половина. Насчет общего уровня — этот уровень очень низок, безработица, чувство безысходности у определенной части населения. Те программы и реформы, которые проводятся, протекают очень медленно и не видны в нашем районе. За 18 лет моей работы здесь я не вижу изменений, ничего не изменилось кроме этих лавок и магазинов.
Послевоенный синдром, есть такое у здешнего населения. Что это? Те, кто воевали, рассчитывали на нормальную жизнь, почет и уважение после войны, но не получили ничего. Это не только у нас, афганский синдром, у нас вот карабахский — это так и должно быть. Все это, плюс безработица побуждают к выезду. Та реформа, что у нас была проведена в колхозах, по-моему, преждевременна. Ликвидировали колхозы и раздали земли в собственность. Базы под это не было создано. Может, многоукладность можно было бы оставить. Надо было оставить колхозы как есть и предоставить возможность завести личное хозяйство и на деле доказать, что это результативнее. Ну а те, что создали за эти годы потенциал, естественно не согласятся в общий котел положить все. Так что восстановить прежнее коллективное хозяйство невозможно, все распродано, растаскано. Отсюда из экономики и ненормальное психическое состояние населения, неврозы, авитаминозы. Женщины нормально не могут родить сейчас, их надо или оперировать, или помогать. К примеру, конкретно кесарево сечение до войны вообще почти не делались, во время войны один или два случая в