Читать интересную книгу Отчий дом - Ян Винецкий

Петр Николаевич представил, какие чувства борются в душе Данилы и какого мужества требует от него жизнь…

Через три недели рано утром в дом Нестеровых постучали. Петр Николаевич работал у себя в кабинете над расчетами петли. Он вышел в сени, открыл дверь.

У входа стоял Данила Георгиевич, в сюртуке, без погон, с непокрытой головой, на которой слиплись темные пряди волос. На Петра глядели черные, растерянные глаза с покрасневшими, воспаленными веками.

В глазах Данилы он увидел, нет, скорее почувствовал, глубоко запрятанную невыплаканную слезу, ту слезу, что остается долгим напоминанием о неизбывном горе.

— Лену… — хрипло произнес Данила, чувствуя как немеют губы, — …арестовали!.. Ее предают военному суду по пункту первому сто второй статьи… за попытку… ниспровергнуть царский строй.

Петр Николаевич схватил Данилу за плечи и бережно повел к себе в кабинет. Наденька спала и Петр плотнее прикрыл дверь спальни.

— Это не все… — продолжал Данила. — Меня вызвали в штаб и объявили резолюцию государя о лишении меня офицерского звания как супруга… государственной преступницы…

Данила умолк. Он выложил своему другу все и теперь молчал, низко опустив плечи.

Потом, среди тягостного молчания, он вдруг сказал:

— А Лена на сносях… Последние дни… — и всхлипнул, зажав лицо большой дрожащей пятерней.

Петр Николаевич стоял, борясь со спазмой в горле…

Много обид вынес Данила в детстве, Петр был свидетелем и часто заступником его. Но такой большой обиды еще не выпадало на долю Данилы. И самым тягостным для Петра было то, что он теперь не мог заступиться.

— Данила… — сказал Петр Николаевич, глотая соленые слезы и чувствуя, как больно сжимается сердце, словно тисками. — Родной мой… Судьба нас обоих не баловала с малых лет… Но мы выросли, возмужали! Вот и сейчас… надо выстоять, Данила! Представь себе отчий дом — милое, теплое, радостное гнездо наше. Каждый камень нам дорог, каждое деревце в саду — далекое и вечно близкое ласковое воспоминание… И вот, представь, поселился в милом отчем доме злой отчим — тупой, жестокий. И трудно нам, детям, неслыханно трудно с зверюгой-отчимом. Но мы должны выстоять. За нами будущее. Время свершит свой приговор. Отчим уйдет, а отчий дом будет стоять вечно!..

Данила молча слушал, не отнимая руки от лица.

— Понял ты меня, Данила? Ведь Русь, Родина наша — что отчий дом. А злой отчим уйдет!

Данила слушал сдавленный болью голос друга и плечи его постепенно выпрямлялись. «Ах, Петя, Петр Николаевич! Если бы не ты, не Лена, разуверился бы я в людях, ожесточился бы на жизнь лютой, нечеловеческой злобою!..»

Вошла Наденька, увидала Данилу Георгиевича — горестного, потемневшего, будто опалило его раскаленным ветром, и все поняла.

Прислонилась к стене, совсем по-бабьи скрестила руки на груди и залилась слезами…

12

Готовясь к мертвой петле, Петр Николаевич перечитал все старые русские и иностранные авиационные журналы. В них печатались сообщения о первых успехах людей, дерзнувших состязаться с птицами, подробно описывались трагические обстоятельства катастроф и аварий.

Три года назад два французских военных летчика Биассон и Таррон погибли в результате того, что слабосильные их аэропланы были опрокинуты ветром.

Внимание Петра Николаевича привлекла схема траектории, непроизвольно проделанной аэропланом в воздухе при аварийном случае с летчиком Морелем. В прошлом году, спускаясь с остановленным мотором, он был сброшен со своего сиденья при неожиданном и очень крутом крене аэроплана. Однако пилот сумел уцепиться за фюзеляж руками и ногами и так держался все время, пока аэроплан, никем не управляемый, перешел к пике, а потом, перевернувшись на спину, стал скользить вверх колесами.

Вися вниз головой, летчик подобрался перед землей к своему сиденью и уцелел, так как удар был воспринят одним крылом.

«Ловко! — удивился Петр Николаевич. — Выходит, аэроплан сам описывает кривую!»

А вот совсем свежее сообщение:

«Весною 1913 года аэроплан капитана Обри был брошен ветром носом вниз. При пикировании с высоты семисот метров пилот безуспешно пытался создать аэроплану нормальное положение. Скоро аэроплан перевернулся колесами вверх.

Летчик бросил управление и ухватился за свое сиденье, чтобы не выпасть. Но через несколько секунд аэроплан сам перешел в пике, и тогда пилот вновь взялся за управление. Он сумел выправить аэроплан, когда до земли оставалось менее ста метров».

«Стало быть, аэроплан способен возвращаться в нормальное положение даже без помощи пилота!» — думал Петр Николаевич. Эти случаи еще раз подтверждали правильность его расчетов.

«Теперь нужно найти тот наименьший радиус мертвой петли, при котором отталкивающая вверх центробежная сила сумеет уравновешивать силу тяжести самого аппарата и находящегося в нем летчика… Черт возьми! Найти… Но ведь это далеко не так просто!..»

Петр Николаевич занимался своими обычными делами исполняющего обязанности командира отряда — наставлял летчиков перед полетом, проверял техническую готовность аэропланов, справлялся у Нелидова, получена ли партия запасных частей к моторам, завезен ли бензин и касторка, но все видели: необычно задумчив и озабочен командир. И все знали, что думает он о мертвой петле.

Если бы Нестеров не был так захвачен своими мыслями, он заметил бы, как терзались за него все летчики и мотористы отряда.

Передков чертил, уж верно, сотую схему мертвой петли и в отчаянии ерошил волосы. «Тут нужна высшая математика, а я в ней не очень горазд…»

Кто-то посоветовал Передкову обратиться к известному киевскому профессору Зарембе.

Миша Передков в тот же вечер влетел в тихую квартиру профессора, начертил ему на бумаге схему мертвой петли и умолял его сделать теоретические расчеты с помощью высшей математики.

— Понимаете, господин профессор, речь идет о жизни одного человека. И какого человека, профессор!

Старик-профессор ничего не понял из горячей, сбивчивой речи Передкова, принял его за помешанного на всяких там воздушных трюках юношу и мягко, но энергично, с помощью прислуги и двух сыновей выпроводил его за дверь…

Нелидов наблюдал за тем, как Нестеров, сидя в тени под крылом аэроплана, считал на логарифмической линейке, испещрял листки бумаги длинными колонками цифр, чертил схемы мертвой петли, иногда перечеркивал написанное и бросал карандаш, задумывался…

Нелидов вздыхал, не мог ничем заняться, хоть и работы было по горло: все валилось из рук.

«Ох, Пётра, Пётра!.. Чем кончится все это..?»

Сложные теоретические выкладки уводили все дальше и дальше Петра Николаевича от цели. По утрам он работал дома, на аэродроме оставался после полетов и чертил, считал, пересчитывал… Наконец Нестеров решил сделать ряд упрощений и притом в невыгодную для него сторону…

Однажды утром летчики застали своего командира у аэроплана, который Нелидов готовил к полету. По взволнованному черноусому лицу моториста офицеры поняли, что Нестеров закончил свои расчеты.

— Ну, что, Петр? — не выдержав официального тона, метнулся к нему Передков. Офицеры обступили командира.

— Я нашел, что мертвую петлю вполне безопасно можно описать по кругу радиусом в двадцать пять-тридцать метров, — сказал Петр Николаевич.

— Вы только послушайте: «Вполне безопасно…» Сумасшедший! — шепнул штабс-капитан Самойло одному из летчиков.

— При большем радиусе, — продолжал Нестеров, — отталкивающая центробежная сила окажется меньше силы тяжести, и аппарат должен будет упасть вниз и не выполнит полного круга.

— Вот-вот-вот! — воскликнул Самойло.

Все рассмеялись.

— При меньшем чем в двадцать пять метров радиусе центробежная сила окажется больше силы тяжести, и опрокинутый аппарат вполне надежно может оставаться некоторое время в воздухе и затем перейти в нормальное положение.

Миша Передков слушал Нестерова и думал: «Все-таки надо быть одержимым, чтобы столько усилий тратить на это рискованное дело…» Он вспомнил Вачнадзе и его восторженный возглас на аэродроме в Варшаве: «Прекрасно быть одержимым!»

— В состоянии ли вообще аэроплан описать в воздухе такой небольшой круг? — озабоченно спросил Передков.

— А это мы и должны будем проверить! — улыбнулся Петр Николаевич.

Нелидов установил на летном поле два пилона на расстоянии сорока пяти метров один от другого. Петр Николаевич взлетел на «Ньюпоре» и стал описывать круг между пилонами.

Он летал долго. Аэроплан кренился все круче, радиус круга становился все короче. Нелидов и Передков по тени аэроплана производили замеры.

После посадки Нестеров вместе с друзьями занялся подсчетами. Результат оказался превосходным: вместо требуемого радиуса в двадцать пять метров описанный круг имел радиус всего в двадцать два с половиною метра…