можно ожидать в будущем, полагаю, вы и сами, Петр Данилович, пока не знаете. Что же касается первого вопроса, то существуют методики прогнозов, формулы, таблицы. И, сами знаете, если есть исходные данные системы, то есть и возможность прогнозировать ее поведение на будущее. Кстати, кое-какие успехи в этой области имеются.
— Хорошо, — согласился я. — Последний вопрос. Как вы определили, что прошла уже половина моей жизни. Кстати, на какой день приходится завершение этой первой половины жизни?
Незнакомец улыбнулся:
— Если считать наш прогноз достаточно точным, то условная половина вашей жизни закончилась сегодня днем. Расчеты делались на новейшей модели ЭВМ нашей фирмы. Правда, есть одна тонкость. Вы, конечно, заметили, Петр Данилович, я несколько раз повторил, что закончилась первая условная половина вашей жизни. Обратили внимание?
— Обратил. И что же?
— Наша машина для вашего случая выдала два варианта предполагаемой судьбы. Если первый вариант совпадает с расчетным временем половины вашей жизни и обещает вам, Петр Данилович, еще почти тридцать лет счастливого существования, то второй вариант утверждает, что вполне возможно, что ровно через три года и восемьдесят четыре дня вас не станет…
— Вы только для того и пришли, чтобы сообщить мне это роковое предсказание? — спросил я со злостью.
— Нет. Мы понимаем, что знание возможной даты смерти травмирует психику человека. Это своего рода врачебная тайна, но вам, Петр Данилович, надо все же знать обе даты!
— Почему? Почему вы решили, что я поверю в ваши гадания? Кто вас уполномочил портить мне сегодня настроение, портить мне жизнь? Кто?
— Успокойтесь. Успокойтесь. Поразмышляв немного после моего ухода, вы сами поймете, что знать кое-что о своем будущем полезно. Возможно, в этом случае вы, милейший Петр Данилович, более бережно, что ли, более разумно распорядитесь драгоценнейшим временем своей оставшейся половины жизни. Да, эта, оставшаяся, половина жизни может оказаться значительно короче той, прошедшей, первой половины, но ведь это не главное. Это не главное, Петр Данилович. Вспомните, мы приходим далеко не ко всем, а только к некоторым людям, от коих человечество вправе ожидать нечто значительное… Скажем, крупное открытие в области высшей математики или… Над чем вы сейчас работаете?
Незнакомец улыбнулся, неторопливо сложил свою амбарную книгу в портфель, застегнул его на обе пряжки, поклонился и направился к выходу из квартиры. Уже на пороге, перед тем как окончательно исчезнуть из моей жизни, он обернулся и тихо произнес:
— Главное, не унывайте, милейший Петр Данилович, Помните, что, как писал несколько столетий назад один мудрый француз, мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы ее использовали. Прощайте.
И он ушел, оставив меня одного с дурацким уведомлением об итогах моей деятельности за первую условную половину жизни и с мыслями о том, что, возможно, через три года с небольшим меня уже не будет в живых. Веселого, как видите, Леня, было маловато.
— Теперь понимаю, почему вы спросили о чувствах приговоренного к смерти. Да, если визит, о котором вы рассказали, был розыгрышем ваших знакомых, то шутка оказалась весьма неудачной.
— Неудачной? Это с какой стороны посмотреть. Впрочем, не думаю, что появление незнакомца с пророчествами — шутка. Все достаточно серьезно. Главное же, я поверил и его прогнозу и его уведомлению. Это здорово меня встряхнуло. Произошла, наверное, какая-то психологическая перестройка сознания. Время для меня вдруг обрело цвет и запах, стало зримым, выпуклым, шероховатым. Я стал учиться использовать свое время. И знаете, Леня, за следующие четыре года мне удалось сделать больше, чем за всю, как выразился незнакомец, условную первую половину моей жизни. Да, в те годы были сделаны почти все мои основные открытия, созданы и разработаны известные вам теории… Словом, я спешил жить и работать, создавать и претворять в жизнь свои идеи. Приближалась роковая дата. Я был готов к худшему, но ничего страшного не случилось, за работой я даже не заметил, что опасный день проскочил. К этому моменту я уже научился управлять своим временем, своими научными поисками…
— Выходит, визит вашего предсказателя судьбы все же был розыгрышем?
— Я и сам с годами стал так думать — очень утешительная мысль, правда? Розыгрыш или психологический эксперимент. Словом, шуточка. А вот кто со мной сыграл эту шутку, этого я так и не узнал. Впрочем, шутка оказалась для меня полезной… Наверное, благодаря этому случаю я прожил лучшую половину своей жизни.
— Да… Поучительная история.
Веселов поморщился и покачал головой:
— Эх, молодежь! История-то еще не совсем закончилась, Леня. Согласно другому варианту прогноза завершение второй, условной, половины моей драгоценнейшей биографии намечается в следующий понедельник — одиннадцатого апреля. Меньше недели остается, а дел намечено у меня еще много. Впрочем, я должен успеть.
— Петр Данилович! Вы серьезно? Вы же сами признались, что считаете визит незнакомца шуткой, причем довольно глупой.
— Шутки шутками, а дела делами. Помните мой вопрос об ощущениях приговоренного? Впрочем, вы, Леонид, еще молоды, вам это, наверное, незнакомо. А между тем, все мы приговорены природой к смерти, только большинству, как правило, неизвестна точная дата приведения приговора в исполнение.
— Это старая истина.
— Конечно, однако давность закона, кажется, не делает его менее убедительным. А поэтому, Леня, не упускайте главное, пользуйтесь отсрочкой. Думайте, работайте над главным, ищите свое, значительное. Чем черт не шутит, вдруг и от вас человечество кое-чего ожидает более заметного, чем легкомысленно растраченная на пустяки жизнь.
Через неделю, одиннадцатого апреля, мне сообщили о смерти профессора Веселова. Старика обнаружили уже поздно вечером на его рабочем месте, за письменным столом.
Петр Данилович таки успел завершить свою последнюю монографию «О структурах и механизмах времени» — не правда ли, весьма прозаическое наименование? Впрочем, как я уже упоминал, у старикана были свои странности — и по части наименований тоже.
СИЛЬНОЕ ЧУВСТВО
Позади остался серый бетон космодрома, исчезли в сизой дымке громады звездолетов. Забылась сутолока и огни космопорта. Я не оглядывался. Сухие листья шуршали под ногами, постанывали под подошвами магнитных ботинок. Идти по твердой почве планеты после долгого перелета было тяжеловато, непривычно, меня слегка покачивало. Сжимая в руке свой чемоданчик, я поднялся по старым деревянным ступенькам на веранду маленького двухэтажного ресторанчика, уселся за свободный столик у открытого окна и осмотрелся: робота-официанта куда-то унесло, кроме меня, на веранде за столиками сидело несколько парочек и в дальнем углу сутулый, сильно заросший парень сосредоточенно ковырял вилкой в блюдце, что стояло перед ним.
Я задвинул чемоданчик под стол, расстегнул куртку и с наслаждением развалился в кресле, вспоминая тяготы перелета и с любопытством поглядывая