посмотрел на меня, я понял, что обычные дозы излучения теперь на него не действуют. Он освободился и не желал вновь попадать в чувственное рабство.
Я уговаривал Юсти часа два, он только презрительно улыбался.
Затем объявили посадку, и он направился к выходу, Тогда я уже совсем рассвирепел. Мне казалось невозможным, что этот кретин, которого обожает, боготворит такая женщина, уходит, сбегает от ее любви… А я… Я, который готов для нее на все… Для меня… Словом, я вытащил из кармана пульт управления и стал поднимать напряженность биополя. Я смотрел, как он в толпе других пассажиров садится в автобус. Смотрел, как автобус везет его на стартовую площадку. Смотрел, как далеко — у самого горизонта — автобус останавливается перед звездолетом… Уже ничего не соображая, крутил и крутил ручку усилителя.
Не знаю, что переживал Юсти в эти минуты, какую титаническую борьбу с воздействием поля вел его мозг? Развязка наступила уже в салоне корабля. Я еще ни о чем не догадывался, когда взревела сирена и на взлетное поле выехала машина «скорой помощи».
Конечно, я навел справки. Пытался выяснить у врачей, что случилось с Юсти. Мне ведь надо было потом что-то говорить Марии. Врачи, правда, сами ничего не понимали еще. Мне лишь оставили адрес клиники, куда его увезут, а на мои вопросы отвечать отказались. Впрочем, их ответы мне и не были нужны. В случившемся я разбирался значительно лучше, чем кто-либо другой. Ни один человеческий мозг не мог выдержать такую напряженность биополя. Я одержал победу, добился своего, теперь он снова любил ее, только ее и никого больше. Мир исчез для Юсти, вселенной не стало. Осталась Мария и ослепляющая любовь к ней, и больше ничего, все остальные воспоминания, эмоции, знания были стерты, подавлены этим одним чудовищным чувством.
Сев за руль автомобиля, я выключил генератор поля, теперь он уже был не нужен. Я знал, Юсти и без подстегиваний биоволнами будет любить образ Марии весь остаток жизни, других чувств он уже не узнает. Вот и вся история.
— Вильгельм Крюгер на должности Мефистофеля. Гм! А что было дальше? — я посмотрел на часы — пора было возвращаться на корабль.
— Дальше? Его так и не вылечили. Она уехала, а я остался со своими мышами. Видно, с годами у меня стал портиться характер, и, чтобы не натворить еще больших бед, я уничтожил свои аппараты и удрал сюда на окраину галактики. Планета Цеб — очень тихое место. Осень здесь чудесная. Когда я смотрю на увядающие цветы, в душе наступает умиротворение. Для себя я называю это чувство опустошением души.
ЕВДОКИЯ
Из цикла: «Проблемы XXV века»
«Дальнейшее наше совместное существование не представляется мне возможным. Я улетаю, возможно, на другую планету, не ищи меня, прощай!
Уже не твоя Евдокия».
Федор тупо еще раз пробежал глазами записку и в задумчивости почесал в затылке пятерней. Все яснее вырисовывалась неприглядная перспектива унылого холостяцкого обитания.
— Нет, не понимаю, — пробормотал он, с тоской оглядывая квартиру, ставшую вдруг такой пустой и неуютной. — Просто не в силах понять, чего ей от меня еще было нужно? Я ли не семьянин? Домосед… Не пью, не курю, образ жизни веду самый благонамеренный. Каких только усовершенствований домашнего быта для нее не делал! Один кухонный комбайн «Мечта Лукулла» чего стоит! А мои роботы! Они же за нее все по хозяйству делали, пылинки сдували! И вот тебе… Черная неблагодарность! Не ищи! Ха! Ну, есть, конечно, и у меня маленькие слабости… Как говорится, и я человек… Допускаю, что бывал невнимательным… рассеянным… Моя работа, мои изобретения… Слишком мало времени уделял ей… Но нельзя же так сразу… Ухожу!
Федор поморщился и устало опустился в кресло перед своим рабочим столом:
— Эй! Эф-два! Немедленно ко мне!
На зов хозяина из мастерской появился несколько потрепанный пластикокибернетический робот — по внешнему виду, походке и модуляциям голоса почти точная имитация самого Федора, его двойник, помощник и, как считал сам Федор, его вторая «железная натура».
— Эф-два по вашему приказанию прибыл!
— Понятно, что прибыл, — проворчал Федор. — Когда я тебя отучу от этой казарменной привычки докладывать о пустяках? Лучше расскажи, что здесь произошло в мое отсутствие? Жена, видимо, догадалась, что ты — это не я? Так?
— Не знаю, хозяин. Я делал все, как вы приказывали — сидел за столом и перепаивал контакты четвертого блока вычислителя. Вы же сами говорили, что к вечеру установка должна работать, даже если у меня перегорят все предохранители.
— Правильно, говорил. Надеюсь, ты собрал все намеченные на сегодня узлы?
— Собрал, конечно.
— Отлично! Будем испытывать! А почему Евдокия Взбеленилась? Рассказывай, как было дело?
— Она пришла, как и предполагалось по программе, в семнадцать сорок пять. Увидев меня в мастерской, вздохнула и сказала: «Уже пришел из института, умница! И все работаешь, Федя?»
— Ага! — довольно потер ладони Федор. — Значит, иллюзия мужа была полной. Она ничего не заметила! Продолжай!
— Я на ее реплику, согласно программе, ответил: «Тружусь, кисонька, тружусь! Ты бы сообразила чего-нибудь пожевать, а то мне некогда…»
— Правильно, а что же она?
— Она ушла на кухню. Семь с половиной минут щелкала клавишами комбайна, затем вновь вернулась в мастерскую и стала жаловаться на свою жизнь. Она сказала, что я, то есть вы, хозяин, ее не любите и никогда не любили, что вам наплевать, чем она живет и какие у нее чувства в данный момент. Она сказала, что уже скоро год, как вы, хозяин, обещали сходить с ней в театр…
— Как год? Разве на прошлой неделе ты не выводил ее в оперу?
— Хозяин, вы же сами отменили свое распоряжение относительно театра и приказали мне помогать вам ремонтировать усилитель к портативному исполнителю тривиальных желаний. Я был вынужден подчиниться.
— Хаа! Да, запамятовал. Что она еще говорила?
— Еще она сказала, что уже три года вы вместе с ней не были в кино, что вы обещали поехать с ней в отпуск к морю, но уже четвертый год все свои отпуска торчите в институте со своими железками. Еще она сказала, что ее мама была права, когда советовала ей выходить замуж за Типунова, он, по крайней мере, женой бы дорожил больше, чем своими установками… Еще она сообщила, что вы погубили ее молодость…
— Стоп! Дальше я знаю. Сколько времени продолжался этот монолог?
— Хозяин, Евдокия Александровна