точно там, за этими дверями, была все та же каменная, глухая поверхность стены.
«Выходит, я пленник», — уныло подумал Степаныч, но вдруг обнаружил рядом с одной дверью в стене правильный матовый четырехугольник экрана, и только было Степаныч задумался, к чему бы в глухой стене возник этот экран, как на экране вспыхнула надпись:
«Тест на сообразительность. Условия задачи: дано… Система уравнений…»
Степаныч крякнул:
— Экспериментаторы! Я им что — школьник? — однако после некоторых размышлений попытался все же осилить задачу. Минут за десять ему удалось разобраться в математических построениях и найти правильный ответ.
На экране вспыхнула надпись:
«Ответ верный, но вы не уложились в отведенное время, не засчитано. Предлагаем другую задачу…»
Степаныч посинел от злости, но выхода не было. Пришлось решать. И опять он не успел решить в заданное время.
Задачи на экране появлялись одна за другой. Степаныч, мысленно мобилизовав все свои знания в области математики, решал их — и не успевал по времени, а порою и ошибался в ответах. Пот лил с него градом. Появилось чувство голода, а проклятый экран все выдавал новые и новые тесты, задачки, уравнения. И Степаныч, чертыхаясь, учился быстрее соображать… И вот, после трехчасовых усилий, почти отупев от мелькания цифр и данных на экране, он решил очередную задачку правильно и за положенное время.
Металлическая дверь с тихим гудением распахнулась, и обрадованный Степаныч вошел в новое просторное помещение, где стоял прекрасно сервированный стол с различными, наиболее излюбленными нашим героем, деликатесами.
«Ну, так еще жить можно, хоть что-то…» — подумал Степаныч и облизнулся, созерцая яблочный пирог, порцию домашних пельменей, блины с медом, большую жаровню с гусем, тушенным с картофелем и черносливом, и многое, многое другое, чем уже очень давно не баловал Степаныча ленивый Копачка.
Поудобнее устроившись в большом мягком кресле, Степаныч плотоядно потер ладони и протянул руку, чтобы придвинуть к себе жаровню с гусем, однако не тут-то было, жаровня взмыла со стола, точно тяжелый истребитель-бомбардировщик вертикального взлета, а вслед за ней упорхнули из-под рук Степаныча и все остальные деликатесы. Они разлетелись по всей комнате, точно стайка воробьев, в которую бросили камень.
Это уже ни в какие ворота не лезло. Степаныч сразу почувствовал просто зверский голод и чуть не заплакал от обиды.
— Ах, вы так! Издеваться решили! — вскричал он, все больше зверея от голода и чувствуя какое-то внутреннее остервенение. Быстро сняв с себя куртку, Степаныч попытался накрыть ей один особенно нахальный пирог, порхающий перед самым его носом и источающий ни с чем не сравнимый, восхитительный запах домашней сдобы. Однако уловить пирог оказалось не так-то легко. Пришлось-таки побегать, попрыгать по комнате и даже проявить определенную охотничью смекалку. С тем большим аппетитом, впрочем, загулявший пирог был съеден, после чего взор Степаныча остановился на жаровне с гусем, летавшей где-то в четырех метрах от пола. Поразмыслив, Степаныч снял ботинки и, взвесив на ладони, прикинул, как лучше сбить жаровню. Осуществить задуманное удалось только после сорок третьей попытки. Гусь был съеден. На Степаныча при этом страшно было смотреть, на его ботинки тоже.
После еды Степаныч почувствовал себя таким усталым и измученным, что заснул тут же в кресле.
Мы не знаем, что снилось нашему герою, какие математические и гастрономические кошмары его мучили, только проснулся он от холода и какого-то животного ужаса, охватившего все закоулки сознания.
В первое мгновенье пробуждения Степаныч не сообразил, что произошло. Затем почувствовал, лежит уже не в кресле, а в достаточно жесткой и густой траве. Вокруг сумрачно, едва различались могучие, уходящие в небо стволы деревьев. Где-то вдали слышался волчий вой. Вот этот-то вой и всколыхнул сознание Степаныча, заставил вскочить на ноги и в три минуты, обдирая в кровь кожу рук и ног, цепляясь за сучья и ветки, вскарабкаться на ближайшее дерево.
Если бы Степанычу еще неделю назад кто-нибудь заявил, что он способен лазить по деревьям, Степаныч бы рассмеялся в лицо этому чудаку, однако жизнь всему научит…
И потянулись дни, полные трудов, упражнений на сообразительность, на выносливость и на выживание.
То Степанычу приходилось часами искать выход из каких-то немыслимых каменных лабиринтов, то решать все усложняющиеся задачки по математике, физике, химии, инженерному делу и еще очень многим другим областям знаний. То неведомые силы заставляли его тренировать память и запоминать на скорость тексты, мелькающие на экранах. То приходилось гоняться за тарелкой с манной кашей, правда, Степаныч быстро сообразил, что каждую калорию пищи надо отрабатывать двигательными упражнениями, а сообразив, больше в жареных гусей ботинками не кидался, а просто, сосредоточив взгляд на каком-либо лакомом блюде, возникшем перед ним в очередном помещении на столике, спокойно начинал заниматься гимнастикой, например, приседать. После пятидесяти, а обычно, сотни приседаний пищевые продукты от него уже не убегали. Зато самому Степанычу то и дело приходилось удирать от различных зверюг, которых на него напускал ИУКД, очевидно, с чисто тренировочными целями.
Однако ужас при виде какой-нибудь пумы или львицы Степаныч испытывал в первые дни самый настоящий и развивал всегда максимальную для него скорость в беге и лазании по скалам и деревьям.
А с каждым прожитым днем испытания, выпадающие на долю Степаныча, усложнялись. Из лабиринтов все труднее становилось выбираться, все больше усилий, приседаний приходилось затрачивать для получения пищи, а сама пища становилась все грубее и жестче. Все быстрее, на пределе возможностей, требовалось убегать от хищников, и вот ведь, что странно, Степанычу удавалось выстоять, спастись, не умереть с голоду, его силы, сноровка, сообразительность с каждым днем росли.
Поначалу он не понимал, как все возрастающие нагрузки, стрессы выдерживает его несчастная, загнанная вконец, нервная система, как он не получает от всей этой беготни, лазаний и подпрыгиваний какой-нибудь инфаркт или инсульт? Ведь каждый день, каждый час на пределе сил и возможностей!
Но нет, не только не умирал, организм, кажется, становился закаленнее, крепче. В тканях тела происходили какие-то изменения, метаморфозы. Что это за изменения?
Степаныч чувствовал, дело нечисто. По ночам, во время сна, с его организмом что-то творилось, тело получало не только отдых, но и какие-то стимуляторы, витамины… Кто-то неизвестный внимательнейшим образом следил за всеми физическими характеристиками Степаныча, опекал его, тщательно проверял все внутренние органы…
А с пробуждением вновь начинались испытания, бег с препятствиями, дабы не быть съеденным, и бег за пищевыми продуктами, чтобы хоть немного насытить себя.
Обстановка же с каждым днем вокруг Степаныча менялась совсем не в лучшую сторону. Если первые дни и ночи были летними, теплыми, почти тропическими, то постепенно температура и