Песнь двадцать четвертая
Круг шестой (окончание) 1
Ход не мешал речам, и речи — ходу;И мы вперед спешили, как спешитКорабль под ветром в добрую погоду.
4
А тени, дважды мертвые на вид,Провалы глаз уставив на живого,Являли ясно, как он их дивит.
7
Я, продолжая начатое слово,Сказал: «Она, быть может, к вышинеИдет медлительней из-за другого.
10
Но где Пиккарда,[901] — скажешь ли ты мне?А здесь — кого бы вспомнить полагалосьИз тех, кто мне дивится в тишине?»
13
«Моя сестра, чьей красоте равняласьЕе лишь благость, радостным венцомНа высотах Олимпа[902] увенчалась».
16
Так он сказал сначала; и потом:«Ничье прозванье здесь не под запретом;Ведь каждый облик выдоен постом.
19
Вот Бонаджунта Луккский,[903] — и при этомОн пальцем указал, — а тот, щедрей,Чем прочие, расшитый темным цветом,[904]
22
Святую церковь звал женой своей;Он был из Тура; искупает гладомБольсенских, сваренных в вине, угрей».[905]
25
Еще он назвал многих, шедших рядом;И не был недоволен ни один:Я никого не видел с мрачным взглядом.
28
Там грыз впустую пильский Убальдин[906]И Бонифаций, посохом РавенныПремногих пасший длинный ряд годин.[907]
31
Там был мессер Маркезе;[908] в век свой бренныйОн мог в Форли, не иссыхая, пить,Но жаждой мучился ежемгновенной.
34
Как тот, кто смотрит, чтобы оценить,Я, посмотрев, избрал поэта Лукки,Который явно жаждал говорить.
37
Сквозь шепот, имя словно бы ДжентуккиЯ чуял там,[909] где сам он чуял знойНиспосланной ему язвящей муки.
40
«Дух, если хочешь говорить со мной, —Сказал я, — сделай так, чтоб речь звучалаИ нам обоим принесла покой».
43
«Есть женщина, еще без покрывала,[910] —Сказал он. — С ней отрадным ты найдешьМой город, хоть его бранят немало.
46
Ты это предсказанье унесешьИ, если понял шепот мой превратно,Потом увидишь, что оно не ложь.[911]
49
Но ты ли тот, кто миру спел так внятноПеснь, чье начало я произношу:«Вы, жены, те, кому любовь понятна?»
52
И я: «Когда любовью я дышу,То я внимателен; ей только надоМне подсказать слова, и я пишу».[912]
55
И он: «Я вижу, в чем для нас преграда,Чем я, Гвиттон, Нотарий[913] далекиОт нового пленительного лада.
58
Я вижу, как послушно на листкиНаносят ваши перья[914] смысл внушенный,Что нам, конечно, было не с руки.
61
Вот все, на взгляд хоть самый изощренный,Чем разнятся и тот и этот лад».И он умолк, казалось — утоленный.
64
Как в воздухе сгрудившийся отрядПроворных птиц, зимующих вдоль Нила,[915]Порой спешит, вытягиваясь в ряд,
67
Так вся толпа вдруг лица отвратилаИ быстрым шагом дальше понеслась,От худобы и воли легкокрыла.
70
И словно тот, кто, бегом утомясь,Из спутников рад пропустить любого,Чтоб отдышаться, медленно пройдясь,
73
Так здесь, отстав от сонмища святого,Форезе шел со мной, нетороплив,И молвил: «Скоро ль встретимся мы снова?»
76
И я: «Не знаю, сколько буду жив;Пусть даже близок берег, но желаньеК нему летит, меня опередив;
79
Затем что край, мне данный в обитанье,[916]Что день — скуднее доблестью одетИ скорбное предвидит увяданье».
82
И он: «Иди. Зачинщика всех бедЗвериный хвост, — мне это въяве зримо, —Влачит к ущелью, где пощады нет.
85
Зверь мчится все быстрей, неудержимо,И тот уже растерзан, и на срамОставлен труп, простертый недвижимо.
88
Не много раз вращаться тем кругам(Он вверх взглянул), чтобы ты понял ясноТо, что ясней не вымолвлю я сам.[917]
91
Теперь простимся; время здесь всевластно,А, идя равной поступью с тобой,Я принужден терять его напрасно».
94
Как, отделясь от едущих гурьбой,Наездник мчит коня насколько можно,Чтоб, ради славы, первым встретить бой,
97
Так, торопясь, он зашагал тревожно;И вновь со мной остались эти два,Чье имя в мире было столь вельможно.
100
Уже его я различал едва,И он не больше был доступен взгляду,Чем были разуму его слова,
103
Когда живую, всю в плодах, громадуДругого древа я увидел вдруг,Крутого склона обогнув преграду.
106
Я видел — люди, вскинув кисти рук,Взывали к листьям, веющим широко,Как просит детвора, теснясь вокруг,
109
А окруженный не дает до срока,Но, чтобы зуд желания возрос,Приманку держит на виду высоко.
112
Потом ушли, как пробудясь от грез.Мы подступили, приближаясь слева,К стволу, не внемлющему просьб и слез.
115
«Идите мимо! Это отпрыск древа,Которое растет на высотахИ от которого вкусила Ева».[918]
118
Так чей-то голос говорил в листах;И мы, теснясь, запретные пределыВдоль кручи обогнули второпях.
121
«Припомните, — он говорил, — НефелыПроклятый род, когда он, сыт и пьян,На бой с Тезеем ринулся, двутелый;[919]
124
И как вольготно пил еврейский стан,За что и был отвергнут Гедеоном,Когда с холмов он шел на Мадиан».[920]
127
Так, стороною, под нависшим склоном,Мы шли и слушали про грех обжор,Сопровожденный горестным уроном.
130
Потом, все трое, вышли на просторИ так прошли в раздумье, молчаливы,За тысячу шагов, потупя взор.
133
«О чем бы так задуматься могли вы?» —Нежданный голос громко прозвучал,Так что я вздрогнул, словно зверь пугливый.
136
Я поднял взгляд; вовеки не блисталНастолько ослепительно и алоВ горниле сплав стекла или металл,
139
Как тот блистал, чье слово нас встречало:«Чтобы подняться на гору, здесь вход;Идущим к миру — здесь идти пристало».
142
Мой взор затмился, встретив облик тот;И я пошел вослед за мудрецами,Как человек, когда на слух идет.
145
И как перед рассветными лучамиБлагоухает майский ветерок,Травою напоенный и цветами,
148
Так легкий ветер мне чело облек,И я почуял перьев мановенье,Распространявших амврозийный ток,
151
И услыхал: «Блажен, чье озареньеСтоль благодатно, что ему чуждаУслада уст и вкуса вожделенье,
154
Чтоб не алкать сверх меры никогда».
Песнь двадцать пятая