лесные пейзажи, пролетающие за окном. Добравшись до Москвы, я направляюсь на хорошо знакомую мне улицу, отследив по геолокации телефона, что Коваль находится там.
В нашем искусственно созданном мире.
И когда он едет туда один без предупреждения, я знаю, что это всегда немое приглашение. Он будет меня ждать. Возможно, его сердце уже учащенно бьется, когда он видит приближающуюся к нему точку на карте, отслеживая меня в специальном приложении.
Я захожу в квартиру и скидываю пальто с плеч прямо на пол. Мой взгляд падает на мягкий и удобный диван, на котором Коваль расположился в вальяжной позе. Этакий царь, отдыхающий в своих покоях после тяжелого дня. Он явно недавно вышел после душа, его халат распахнут, ноги широко расставлены. Мой взор скользит по его вздыбленному члену и нижнему прессу, на котором высыхают влажные капли воды.
— Ты явно приготовился к моему приходу, — щебечу я, направляясь к мужчине летящей походкой. Он обволакивает меня своим взглядом, жадно пожирая то, как плавно танцуют и двигаются мои бедра. Слегка облизнув губы, он коротким взглядом приглашает меня на свой член, и я не собираюсь отказывать нам обоим в совместном горячем удовольствии.
Я пришла сюда именно за этим.
Я пришла сюда, чтобы ощутить себя живой…
Только с ним это всегда сто процентов жизни, чувственности и открытости.
Секс — лишь путь, чтобы забрать это. И сегодня я не готова отдать ему сердце.
— Так быстро? — выдыхает он в мои губы, когда я забираюсь на него, раздвигаю ноги, как шлюшка по вызову, и, отодвигая полоску стрингов в сторону, медленно опускаюсь на его член. Обхватывая его за шею, замираю, позволяя себе полностью прочувствовать его внутри, объять, сжать внутренними мышцами. Чертовски приятно, да. Он прикрывает веки от удовольствия, бросая шепотом:
— Ты такая тесная, девочка, — хрипит Дима, слегка толкаясь в меня.
— Молчи и не двигайся. Сегодня я тебя поимею, Коваль, — яростно шепчу в его губы, затыкая дерзким поцелуем. — Мне хорошо знакома поза наездницы, — усмехаясь, я ускоряю движения бедрами на его члене, прыгая на нем до тех пор, пока мы синхронно не кончаем, издавая горловые, пошлые звуки, сбитые тяжелым дыханием.
Черт… это уже не секс, это какой-то дикий и быстрый животный трах. Но с ним даже это безумие не что иное для меня, как проявление любви.
Достигнув наивысшей точки удовольствия, я просто встаю с расслабленного любовника, вытираю губы ладонью, бросая на него намерено презрительный взгляд. Он едва дышит, все еще не в силах отойти от оргазма, и смотрит на меня пламенным, но твердым взглядом, считывающим мои эмоции, как открытую книгу.
Он знает, для чего я так делаю. Он знает обо мне больше, чем я сама о себе знаю.
— Спасибо, Дим, — бросаю небрежным тоном, завязывая пояс своего пальто, и лениво направляюсь в прихожую. — Я еще на «горячую йогу» успею… Пожалуй, нам стоит перевести наши встречи в такой формат. Никаких разговоров, только секс. Рано или поздно нам обоим это приестся, и мы отпустим друг друга. Обойдемся без лишнего мозгоправства.
— Если ты так хочешь, то без проблем, Эля. Боюсь только, что ты ошибаешься.
— В чем же?
— Нам никогда это не надоест, — бросает напоследок Дима, на что я молча закрываю дверь снаружи.
Глава 18
Мила: «Когда сидели вечером у костра, он не отлипал от нее ни на минуту. Эта девица все притворялась, что ей холодно. Он ей и руки зацелует, и толстовку свою отдаст. Раньше всех в палатку ушли, и всю ночь оттуда, сама понимаешь, какие звуки доносились… Прости дорогая, ты сама просила тебе все рассказать».
Читаю сообщение от Милы, ощущая, как сердце проваливается в пятки. Руки слегка дрожат, когда листаю фотографии, что подруга отправила мне вместе со своим длинным сообщением. А я всего лишь спросила у нее, как она на охоту с Ладогиным съездила. Разговор зашел не в то русло, как только Милка поведала мне о том, что компанию им составили Ваня Спиридонов со спутницей и Коваль с Лейлой.
Должна признать, что без косметики и в спортивной одежде эта сучка выглядит куда милее и уязвимее, а такое сочетание может цеплять Диму еще больше. Вот он и разнежился с ней у костра, а может, знал, что Мила мне все расскажет, и позлить решил. Если это то, чего он добивался, то ему это великолепно удалось.
Как всегда, черт подери… Знает, за какие ниточки во мне нужно дергать.
Последние две недели мы почти не разговариваем, даже когда трахаемся. Похоже, наша великая любовь сводится к банальному сексу, а взаимный холодок весьма обещающе предсказывает нам конец десятилетнего романа.
С нетерпением жду, когда мне окончательно станет плевать на Коваля, и, кажется, намеренно блокирую чувства. И у меня это получается. Отлично получается. Да только после таких фоток взвыть дикой волчицей хочется. Нервно кусаю губы, стараясь не думать о том, что происходило в палатке между этими двумя голубками, и как ни в чем не бывало пишу Миле:
«Ничего, мне плевать, Мил. Лучше расскажи, поймали кого? Не страшно было?» — набираю сообщение и кидаю телефон на другой конец дивана, в расстройствах обнимая колени руками. Еще чуть-чуть и всхлипывать на весь дом начну. Оглядевшись по сторонам, я понимаю, что дома никого нет, и уткнувшись носом в проем между коленками, даю волю тихим слезам.
— Ну что такое, детка. К чему слезы, солнце мое? — голос мамы пробивается сквозь пелену противоречивых эмоций, захвативших в плен мое тело. Меня слегка потряхивает, и я слабыми движениями накрываю себя пледом, поднимаю на Натали уставший взгляд.
Мама выглядит великолепно, она явно только что обновила свою прическу в одном из самых дорогих салонов красоты. Черное платье-футляр подчеркивает все изгибы ее точеной фигуры, а цвет подчеркивает ее продолжительный траур, посвященный отцу. Несмотря на мягкость в ее взоре, обращенном на меня, в моей маме чувствуется железный стержень, который, уверена, не сломит даже атомная война. Скорее Натали Абрамова сломит кого угодно, кто посмеет посягать на ее территорию или обидит ее близких. От нее исходит ощущение масштабного спокойствия, надежного тыла, сочетающегося с невероятно чувственной женственной энергией и стервозностью характера. Не удивительно, что эта опытная стерва удержала у своей юбки отца, на кошелек которого претендовала вся Москва. Без измен не обошлось, но Алексей Абрамов отдавал этой женщине все, что у него было.
— Да так, мам. Не обращай внимание. Погрустить решила, обычное дело, — отмахиваюсь я, стараясь защититься от