Он снова в полной мере владел собой. Но внутри теперь была тягостная пустота – в отличие от всех других Адонино лицо не оживилось радостью от его "чудесного исцеления". Она только вздохнула прерывисто, а болезненно надломленные брови были упреком ему: "Зачем так?" Он улыбнулся ей, вызывая на ответную улыбку, но она не смогла ответить – в лице только дрогнуло что-то, она опустила голову, повернулась и ушла. Зато сияла другая улыбка – среди многих он увидел ее и снова скрутил мучительный стыд. Глеб, все еще немного бледный, смотрел восторженными сияющими глазами на своего кумира.
Андрею захотелось до хруста сцепить зубы, чтобы не застонать, но он снова улыбался в ответ на чьи-то слова, смысл которых не доходил до него.
В ту же ночь всех Разведчиков собрал у себя Калныньш.
– Отряд поступает в распоряжение Верховной Лиги, пришло сообщение о ЧП с кодом "Экстра".
– Вы уполномочены дать информацию по существу дела?
– Я знаю минимум. Периферия. Уровень цивилизации на два порядка ниже земной. Период тотальных войн они миновали, но не так благополучно, как думалось – сейчас, спустя достаточно много времени, вдруг объявился вирус. Приспособляемость уникальная – на любое воздействие реагирует стремительной мутацией. Внедряется в растущий организм и разрушает его. На стадии перерастания эпидемии в пандемию, они обратились за помощью в Лигу. Самое существенное, чем им пока помогли, – эвакуировали с планеты здоровых детей. Еще установили, что вирус – наследство периода войн; как водится, только ленивый не баловался тогда бак-оружием. От этого факта, я полагаю, вам и придется исходить. Командор получит информацию в полном объеме сразу на корабле.
– Когда уходим?
– Вчера. Корабль ждет с полудня. Я уговорил вас не трогать несколько часов.
– Вы с нами не идете?
– Нет. Там закрытая зона, ни одного лишнего человека не пропустят, только непосредственно занятых в деле.
Андрей заметил, как тревожно метнулись глаза Глеба, спросил:
– По поводу ученика Ильина, какие будут указания?
– Если указания, то сам знаешь, какие, – проворчал Калныньш. – Но еще ты отлично знаешь, что в ваши внутренние дела я уже давно не вмешиваюсь – мне надоело отменять собственные распоряжения.
– Правильно, – сказал Андрей, оставляя без внимания обращенные к нему умоляющие глаза. – Ильин вне зоны возрастного риска?
– Вне.
– Значит, ученик будет работать с нами, он – член Отряда.
Глеб не сдержал широченной улыбки.
– Не Отряд, в каста привилегированных, – буркнул Калныньш.
– Кстати, об Эрите, – сказал Андрей. – Коль уж вы не летите, мы оставляем вам наши здешние привилегии – я хотел бы попросить вас поддерживать личную связь с Лиентой.
– Разумеется. За подопечных своих будьте спокойны. Вопросы ко мне есть? Сорок минут на сборы.
– "Лиента, проснись".
Из неясных, расплывчатых образов сонного сознания мгновенно сформировалась ясная мыслеформа:
– "Дар?"
– "У нас появилась срочная работа, мы уходим. В путешествие".
– "Вот что ты называл путешествием, – усмехнулся Лиента. – Ты предупреждаешь, выходит, эта дорога из слишком далеких?"
– "Да, связаться мы не сможем. Возможно, нас долго не будет".
– "Сколько?"
– "Не знаю. Месяц, два, три. Не могу сказать. Я оставляю тебе связь с Калныньшем, ты его знаешь. Ему о нас будет все известно. У меня больше нет времени. Скажи людям, что мы ушли, но помним о вас и вернемся".
– "Пусть будет с вами благословение Хранящего. Не забывай: осторожность – мудрость отважного. Мы будем ждать и молиться за вас, брат Дар".
Вернулись Разведчики только весной, когда свежо и молодо зазеленела джайва, иглистая зелень покрыла землю, и над всем возродившимся к жизни миром опрокинулась чаша ослепительной лазури.
День возвращения показал, как нужны друг другу, как привязаны эритяне и несколько представителей далекой Земли. Хозяева радовались долгожданному возвращению друзей, как дети. Но и Разведчики чувствовали себя так, будто после долгой, трудной и успешной работы они вернулись домой, в большую дружную семью, где желанны и любимы. Для них это было совершенно новое и необыкновенно приятное ощущение, потому что вообще-то никто из них не имел теплого, доброго уголка, где на душу нисходит блаженство покоя; их смутная тоска по нему не имела конкретного образа – они были рождены рациональным, практичным и сдержанным веком. И вот теперь каждый почувствовал – как это хорошо, когда на тебя обращена искренняя и бескорыстная любовь, сколько сил это придает, и понятно стало выражение – "окрыленность". Как легко и свободно здесь дышится, какие ясные лица, прекрасные в своей безыскусности, как они чисты, открыты, непосредственны.
В поселке на берегу реки становилось тесновато оттого, что увидеться с вернувшимися спешили из других селений. Из этого неожиданно стихийно возник праздник – каждая семья извлекала прибереженные на всякий случай лакомые угощения, их несли к общему столу. Тут же появились музыканты, в бокалах запенились напитки. Можно было подумать, что продолжается праздник Благопреуспеяния, только вчера была осень, а сегодня – весна, вчера Андрею было ох, как худо, а сегодня он почти счастлив оттого, что весела Адоня, румянцем полыхают ее щеки, щедро рассыпает она свой заливистый смех!.. Долгая разлука оказалась целительной.
Он обманулся. То, что принял за выздоровление, было просто радостью по поводу его возвращения. А потом – снова опущенные глаза при редких встречах (намеренно ли избегала она Андрея?), негромкий шелест слов привета. Против той Адони, какой она была прежде, она стала, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, как звонкий ручеек, скованный морозом; казалось, она разучилась смеяться.
Ион как-то пришел к Майге.
– Помоги. Ума не приложу – что с дочкой творится. Может, по матери тоскует? Ты-то не знаешь ли, она ведь не отходит от тебя, может, сказывала?
Майга вздохнула, отвела глаза:
– Не знаю, Ион.
– Помоги, Майга. На глазах дочка тает, ровно свечечка. И все думает о чем-то. Иной раз и улыбнется, а спросишь – слова не обронит. Есть же у тебя заговоры какие-нито, от тоски чтоб.
Зацвел агадус. Джайва побелела, словно после первого снегопада. Заросли звенели от туч насекомых, копошившихся в чашах благоухающих цветов. Кружилась метель, устилала землю и траву девственно белоснежным покрывалом.
Андрей возвращался из поселка на поляну, где обычно оставлял глейсер. Он никогда не садился в поселке, щадил чувства хозяев. Они хоть и восхищались машиной, но уверенно чувствовали себя только в присутствии Андрея, ибо неведомая сила летуна была покорна своему, еще более могущественному хозяину. А вот как она поведет себя в его отсутствии, желающих испытать, не находилось. Поэтому глейсер ожидал Андрея в джайве, в нескольких сотнях метров от поселка. О существовании поляны знали все и предпочитали обходить ее стороной во избежание ненужной встречи. Безусловно, что кроме чувства осторожности, эритянами руководила еще и их тонкая деликатность – Дар считает нужным оставлять летун, укрытым в зарослях, так к чему любопытствовать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});