Читать интересную книгу Последний бой Лаврентия Берии - Елена Прудникова

Такие, как Молотов, как сам Сталин, всю жизнь проработавшие в России, с презрением, более или менее легким, отзывались о стае международных авантюристов, которые, едва запахло жареным, слетелись и, как мухи, вились вокруг Ильича. Пока они сами, ежечасно рискуя тюрьмой, каторгой, ссылкой, поднимали здесь работу, эти топтали парижские бульвары и сидели в цюрихских кафе. Они выросли на Западе, сформировались на Западе и даже те из них, которые были русскими, относились к России презрительно-высокомерно. Серьезных теоретиков среди них – по пальцам пересчитать, в основном это были профессиональные поджигатели. С самого начала их целью было разжечь пожар мировой революции, использовав Россию, как вязанку хвороста. А когда советское правительство отказалось от идей мировой революции, они стали работать против него, не брезгуя ничьей помощью и соглашаясь на любые условия.

Молотов порылся в стенограмме, нашел нужное место. Полезно иногда освежить в памяти старые дела. Чаще надо это делать, чаще. И помнить, что эта публика не меняется, зато, чтобы усесться в сталинском кабинете, они продадут хоть душу черту, хоть страну империалистам. А посты они занимали высокие. Вот Крестинский – нарком финансов Советской России, затем полпред в Германии…

«В 1921 году Троцкий предложил мне, воспользовавшись встречей с Сектом[82], при официальных переговорах предложить ему, Секту, чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию для разворачивания нелегальной троцкистской работы, причем предупредил меня, что если Сект попросит в качестве контртребования оказание ему услуг в области шпионской деятельности, то на это нужно и можно пойти. Я поставил этот вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом, то есть 60 тысяч долларов в год. Генерал Сект, поговоривши со своим заместителем, начальником штаба, дал принципиальное согласие и поставил в виде контртребования, чтобы Троцкий в Москве или через меня передавал ему, хотя бы и не систематически, некоторые секретные и серьезные сведения военного характера. Кроме того, чтобы ему оказывалось содействие в выдаче виз некоторым нужным им людям, которых бы они посылали на территорию Советского Союза в качестве разведчиков. Это контртребование генерала Секта было принято и, начиная с 1923 года, этот договор стал приводиться в исполнение.

Вышинский. Вы лично передавали шпионские сведения?

Крестинский. Да, мне приходилось также получать пару раз деньги.

Вышинский. От кого приходилось вам получать деньги?

Крестинский. От генерала Секта.

Вышинский. Где?

Крестинский. У него в служебном кабинете. Я передавал деньги непосредственно Троцкому, когда ездил в Москву.

Вышинский. Лично?

Крестинский. Да, не привлекая к этому никого».

Колоссальная многолетняя работа по революционизированию российского общества рикошетом ударила по советской власти, породив огромное количество «перманентных революционеров». Сталин долго надеялся заставить этих людей нормально работать. Потом он горько жалел об этих надеждах – когда начали вскрываться их подлинные дела. А когда за оппозиционеров взялись всерьез, следователи НКВД сразу же начинали прощупывать их по шпионажу, и очень редко ошибались. Троцкий за границей тут же закричал о пытках, которыми из них вырывали признания. Попробовал бы их кто-нибудь тронуть, когда каждое дело «старых большевиков» курировало Политбюро! Сталину не нужны были выбитые показания, эти люди слишком много знали, от них требовались не признания, а сведения. И они говорили – на допросах в НКВД, на секретных допросах в сталинском кабинете, на сверхсекретных допросах на сталинской даче. Те, кому было что сказать на секретных допросах, получали плату за откровенность – жизнь.

Были международные деятели и другого рода – коминтерновцы. Их на открытые процессы не выводили и сохранение жизни не предлагали, их судили тайно и стреляли в подвалах. В делах этой организации просто не существовало ничего, что можно было бы предъявить публике, не нарываясь на международный скандал. Коминтерн был не подотчетен никому, в том числе и советскому правительству, ибо сама ВКП(б) являлась всего лишь одной из его секций, обязанной подчиняться коминтерновскому руководству. Пока в 1935 году Сталин не прижал им хвост, заставив работать на СССР, коминтерновцы раз в два-три года ставили Советский Союз на грань войны. Не привязанные ни к одной стране, не имеющие родины, они тоже якшались со всеми мыслимыми и немыслимыми разведками и организовывали террор против всех, кого считали врагами. Когда врагом посчитали Сталина, Коба не стал дожидаться, пока его убьют, и был абсолютно прав!

А потом начала вскрываться правда, такая, что впору было хвататься за голову. Молотову становилось не по себе, когда он вспоминал выражение лица Сталина, читавшего протоколы допросов. Сколько раз ему говорили, сколько раз просили не либеральничать с оппозицией, а он все не мог переступить через память о совместной борьбе – вот и доминдальничался! Тогда, в сентябре тридцать шестого, Сталин признал, что в разоблачении заговора они опоздали на четыре года – взяв за точку отсчета 1932 год, начало формирования единой оппозиции из разрозненных групп. Но на самом деле можно было взять и тридцатый, когда едва удалось избежать военного переворота, и двадцать седьмой, когда оппозиционеры готовились торжественно встретить интервентов на западных границах,[83] а можно двадцать третий, первый бой с троцкистами. Как бы то ни было, они опоздали… зато получили наглядное представление о том, на что способна оппозиция.

Не имея достаточной поддержки внутри страны, заговорщики искали ее за границей, расплачиваясь разведданными. Все эти люди работали на кого угодно, от масонов до «Интеллидженс сервис», а чаще на весь список тайных и явных организаций. Оппозиция рвалась к власти, и ради этого готова была на любых союзников и любые жертвы. Откровения, прозвучавшие на втором «московском» процессе, в январе 1937 года, вызвали шок даже в привычном ко многому советском обществе.

Молотов взял стенограмму, нашел нужное место. Показания Пятакова:

«Примерно к концу 1935 года Радек получил обстоятельное письмо-инструкцию от Троцкого. Троцкий в этой директиве поставил два варианта о возможности нашего прихода к власти. Первый вариант – это возможность прихода до войны, и второй вариант – во время войны. Первый вариант Троцкий представлял в результате, как он говорил, концентрированного террористического удара. Он имел в виду одновременное совершение террористических актов против ряда руководителей ВКП(б) и Советского государства и, конечно, в первую очередь против Сталина и ближайших его помощников».

Это был неудобный вариант: им пришлось бы перестрелять две трети Политбюро во главе со Сталиным. Сейчас-то мирный способ предпочтительнее: достаточно убрать Лаврентия, и разворачивай страну по любому курсу. А тогда скрыть переворот не удалось бы, и не было никакой гарантии, что дело не кончится новой гражданской войной. Впрочем, Троцкого это бы не смутило, с него станется перестрелять половину страны, чтобы заставить вторую половину себе аплодировать. Хорошо медведя из окна дразнить – устраивать перевороты, сидя за границей. Его соратники в СССР были менее резвыми и о варианте переворота в мирное время заговорили, лишь когда стало пятки припекать. Молотов хмыкнул и принялся читать дальше.

«Второй вариант, который был с точки зрения Троцкого более вероятным, – это военное поражение. Так как война, по его словам, неизбежна, и притом в самое ближайшее время, война прежде всего с Германией, а возможно, и с Японией, следовательно, речь идет о том, чтобы путем соответствующего соглашения с правительствами этих стран добиться благоприятного отношения к приходу блока к власти, а значит, рядом уступок этим странам на заранее договоренных условиях получить соответствующую поддержку, чтобы удержаться у власти…»

В том, чтобы организовать поражение, и был смысл альянса политиков с военными. Правда, потом им предстояло что-то делать с Тухачевским: амбициозный маршал едва ли собирался после победы уступить кому бы то ни было трон диктатора. Интересно, скоро ли Хрущев и Жуков передерутся из-за власти?

Пятакова тогда расстреляли. А вот Радек сдал все, что знал, и всех, кого знал, и остался в живых. Его предельные, сенсационные откровения на процессе произвели во всем мире эффект разорвавшейся бомбы – до такой степени, что за границей многие им просто не поверили. Газеты гадали, какими таинственными способами НКВД заставил всех этих людей признать такие невероятные обвинения. Молотов, как старый член партии, ни в чем не сомневался – он помнил ленинский тезис о поражении в войне как способе победы революции и был свидетелем того, на какие уступки шли большевики ради того, чтобы купить мир.