Отец Целестин совсем замечтался и не заметил, как истошно кудахчущий петух вдруг примолк, а Гунтер, держа обезглавленную птицу на вытянутой руке, быстро обернулся вокруг своей оси, разбрызгивая кровь по палубе. Тотчас же ударил неожиданный порыв ветра, и германец выронил птицу. Воля богов свершилась.
Дружинники, внимательно и тихо наблюдавшие за действиями Гунтера, изумлённо загудели, а отец Целестин, встрепенувшись, бросился к корме кнара посмотреть, что же произошло.
На море стоял полный штиль, парус корабля был свернут, и «Звезда Запада» практически стояла на месте, повернувшись кормой к едва видневшимся вдали клочкам суши у южной оконечности острова-гиганта. Взявшийся ниоткуда очень короткий порыв ветра размазал упавшие на выбеленные доски капли крови подобно узким алым стрелам. Все они указывали в одну сторону — почти точно на юг, лишь с небольшим уклонением к закату. Жертвенный, украшенный рунами нож, брошенный Гунтером, лёг остриём точно в том же направлении.
— В любом случае попадём просто южнее, чем нужно, — разводя руками, пробормотал отец Целестин, понимая, что сейчас спорить с конунгом бесполезно. Ну обстоятельства так сложились, а он, конечно, уверовал в волю Асов…
— Парус ставь быстро! — Торин принял решение мгновенно, не обращая внимания на совершенное безветрие и удивительно спокойное море.
Полотнище поползло вниз, едва колыхаясь. Проворная молодёжь во главе с Видгниром увязала нижние концы паруса к краям отходивших от бортов штанг. Как ни скептически был настроен отец Целестин, демонстративно слюнявивший палец и выставлявший его перед собой, дабы уловить хоть слабое дуновение, случилось то, что ожидали Торин и его дружина. Плотное белёное полотно выгнулось лебединой грудью, и ладья, чуть качнувшись, разрезала килем зелено-голубую воду, по которой пробежала лёгкая рябь. Отцу Целестину послышался чей-то ехидный смешок. Чей?
«Вы по своей надменности тщеславитесь: всякое такое тщеславие есть зло» [12], — ни к селу ни к городу припомнил отец Целестин и, смутившись, сел на свою скамейку, старясь не смотреть на Гунтера, которого распирало от гордости. Сам конунг послушал его, не кто-нибудь!
И снова день — ночь, день — ночь… Погода испортилась за прошедшие десять суток всего пару раз. Нагнало туч, полил дождь, сверкнули единожды ночью и молнии, но отчего-то гроза прошла стороной. Торин и Олаф на внезапную непогоду и внимания не обратили. Подумаешь, да разве в настоящем шторме не бывали? А сейчас и не шторм вовсе, а так… Вот то ли дело в Северном море!
Днями скучающий отец Целестин либо записывал в свой дневник впечатления от похода, которых пока, к счастью, было не так много, либо же читая вслух дружине Евангелие и отвечал на нескончаемые вопросы несколько заинтересовавшихся (опять же со скуки) вояк. Не все они касались событий в древней Иудее — викинги больше хотели узнать о богатых странах Аравии и Индии. Монах выкладывал всё, что знал, и его лекции нравились вадхеймцам не меньше, чем когда-то Торину, Видгниру и Сигню. К вечеру он, бывало охрипнув окончательно, пытался пойти спать, но его не отпускали и продолжали выспрашивать:
— Неужто Иисус ни разу врага не убил?
— А почему тинг не выбрал нового конунга вместо Ирода, который приказал истребить детей?
— Отчего же ты не лечишь так, как Иисус, а травами больного и раненого пользуешь?
Ну и так далее в том же духе. Монах, вздыхая, пускался в объяснения, почему Иисус никого не мог убить, что царь Ирод вовсе не собирал тинг для того, чтобы узнать, где родится Мессия, и что для исцеления Святым Духом надо быть ну если не святым, то хотя бы претендовать на такое звание чистотой веры и добрыми поступками. Чего он, отец Целестин, ещё не достиг и вряд ли достигнет в обозримом будущем.
Иногда поблизости от ладьи пускали в воздух искрящиеся фонтаны киты, — в этих водах гигантских морских чудищ водилось несметное множество, и монах при помощи Видгнира, Сигню и подававшего большие способности в изобразительном ремесле Гунтера зарисовывал в свою тетрадку морских исполинов, разнящихся размерами и формой. А однажды, рано-рано утром, всему экипажу «Звезды Запада» довелось быть свидетелями восхитительного спектакля.
Отец Целестин спал так крепко, как можно спать только в предутренние часы, на самом восходе солнца. Разместился он, как обычно, под кормовой палубой, на груде запасной одежды. Здесь и не холодно, и, если что, с конунгом рядом.
— Вставай скорее!
— Иди смотреть!
Гунтер и Видгнир, крепко сдружившиеся за время плавания, стянули с монаха служившую одеялом накидку, и святой отец, ещё окончательно не проснувшийся, решил, что случилась очередная беда. На четвереньках он выполз из закутка и, выпрямившись, заглянул за борт, куда, разинув от восторга рты, уже смотрели все люди, находившиеся на корабле. Торин и тот, отдав своё ненаглядное рулевое весло поднятому ото сна Олафу, улыбаясь, смотрел в воду.
Совсем рядом с обшивкой корабля, точно следуя рядом, плыли невероятно красивые киты. Два по левому борту и три — по правому. Чёрные, с белыми боками и брюхом, украшенные длинными изогнутыми плавниками, красавцы киты сопровождали кнар, изредка касаясь поверхности океана гладкими спинами. Тогда их плавники вспенивали воду, оставляя позади волнистые следы, соединяющиеся с кильватерным следом ладьи.
— Это Убийцы! — сказал Видгнир оказавшемуся рядом монаху. — Дружина морского бога Ньёрда.
— Да, — подтвердил обернувшийся конунг. — В море эти киты такие же воители, как мы на земле и поверхности вод. Благой Ньёрд счёл нужным послать нам свою свиту.
«Ну почему они появление каких-то рыбин истолковывают как очередной знак божественного внимания? — огорчённо подумал монах. — И с каких это пор Ньёрд стал морским богом? Вроде бы он отвечает только за мореплавание, охоту и рыболовство… А шут их разберёт, божеств этих…»
— Смотри, смотри! — Гунтер схватил отца Целестина за плечо. — Вон ещё!
И точно, справа и слева от ладьи появлялись и снова исчезали всё новые чёрные плавники. Монах пытался считать, но сбился на четвёртом десятке. Огромная стая китов, как и вадхеймский корабль, шла на юго-запад, не отставая и не обгоняя его. А затем киты стали прыгать в воздух.
Огромные чёрно-белые туши вылетали из моря и с грохотом обрушивались обратно, успевая за краткий миг полёта совершить бесподобный пируэт. Они заворачивались на бок, на спину, открывая огромные розовые зубастые пасти и издавая несообразный с их размерами тоненький писк. Некоторые возвращались в свою стихию, обдавая потоками воды восхищённых норманнов и заливая палубу. Грохот, переливающиеся в лучах восходящего светила фонтаны брызг, элегантные силуэты китов, на несколько мгновений зависающие над водой, с тем чтобы затем удариться об неё всей тяжестью быстрого, мощного тела… Зрелище незабываемое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});