Оказалось, совсем не нормально.
А он не пришел. Когда был ей нужен.
Час сменился следующим — Канн все сидел. Вокруг ночь, костер почти прогорел; ушло из новой пачки еще три сигареты.
Он будет пахнуть табаком. Ну и пусть.
Он был ей нужен. Всегда был ей нужен, и скучал по этому ощущению, сильно скучал.
Рейка…
Мила могла без него прожить. Райна не могла.
В какой‑то момент — вокруг уже глухая ночь и вот — вот забрезжит рассвет — он поднялся с бревна, выбросил в угли окурок, сжал губы и решительно направился к палатке.
Не к той, что справа — своей. А той, что стояла в отдалении — самой левой.
Палатке Райны.
Он влез в нее, как влезает в берлогу медведь — шумно, не боясь, что разбудит, не боясь, что тесно. Умостился возле лежащего на коврике тела, откинул тонкое одеяло, грубовато, но крепко прижал к себе Райну, уткнул ее лицом в свою шею. Погладил по волосам.
— Аарон?
— Спи.
— Аарон…
— Молчи.
И она замолчала. Долго дрожала в его руках — тощая, хрупкая, будто склеенная из осенних листиков, — какое‑то время тряслась, всхлипывала, обнимала его так жадно, как будто в последний раз, как будто навсегда. Потом сколько‑то возилась, шумно дышала, терлось носом о его колючий подбородок, затем, наконец, затихла.
А он все гладил ее в темноте по волосам — по длинным, отросшим. Не по ежику.
— Аарон, — она все еще пыталась говорить с ним сквозь сон.
— Я здесь. Спи, Райна. Спи.
— Ты не уйдешь?
Он молчал. Жал ее к себе, обнимал, держал так крепко, будто силился собрать из осколков заново.
— Не уходи.
— Я найду того пидора.
— Он умер.
— Неважно. Я найду его — живого или мертвого — и закопаю вновь.
— Я…
— Спи, Райна. Спи. Я тут.
И она заснула.
А лежащий рядом Канн не сомкнул глаз до самого утра.
*****
Взяв заплечный вещевой мешок,
И навьючив, сдерживая ропот,
Шла по жизни, не жалея ног,
С ношей, под названием "горький опыт".
Тяжело, но помощь не нужна,
Этим не положено делиться.
Справлюсь как‑нибудь со всем сама,
Но момент настал, пришлось открыться.
Слабой и дрожащею рукой,
Из последних сил держа осанку,
Как на эшафоте пред толпой,
Вывернула душу наизнанку.
Мысленно готовилась к удару,
Но презрения тень не проскочила.
Эта откровенность, как подарок,
Мне твои объятия подарила.
(автор: Марина Яныкина)
После того, что случилось накануне, Райна ожидала, что наутро она однозначно будет испытывать бессилие, стыд, маяться худшим в мире настроением и точно не пожелает ни с кем общаться.
Но случилось удивительное — эта ночь подарила ей воплотившуюся в жизнь сказку — Аарона. Спящего с ней рядом, обнимающего, гладящего по волосам, ласкающего висок своим дыханием. Ее одежда, ее кожа до сих пор хранили его запах — впитали навечно.
Рассвет она встретила уже без него — ушел, — но это ее ничуть не обидело. Он и так провел с ней какое‑то время. С Райной. И, значит, она не такая плохая, она… хорошая, достойная, если не его любви, то хотя бы сочувствия. И пусть то были всего несколько часов счастья, но они были ее — ее и ничьи больше.
Когда о каше попросил Баал, она кивнула в ответ; когда с просьбой о том же подошел Рен, кивнула еще раз. Когда о "каких‑нибудь яйцах на завтрак" попросил Аарон, улыбнулась и попыталась это скрыть.
Он пришел к ней. Он лежал с ней, обнимал. А ведь у него другая женщина — Райна испытывала стыд и восторг одновременно (она украла его совсем на чуть — чуть, но украла), — и, тем не менее, он лежал с ней в одной палатке, не оставил ее в горе совсем одну.
Ее душили слезы радости.
Их поход продлится уже недолго — по странному молчаливому единению все знали, что не далее как сегодня достигнут очередного Портала, а там… — не важно, что там. Это их последний день в странном месте под названием Магия.
Неописуемо насыщенно и густо пах утренний лес, и переливалась в лучах солнца покрытая росой трава. Тихонько качались на фоне синего неба сосновые ветви, изредка с них вспархивала и уносилась в далекую даль неведомая птица. Звенели вокруг ручьи, текли реки, стояли в отдалении непроходимые и крутые, почти до самых небес горы, искрился неуловимым волшебством воздух.
Сегодня она снова будет шагать третьей в их недлинной цепочке, будет смотреть на его спину и знать: это случилось. То, о чем она мечтала. И пусть всего один раз. Ведь только дурак, когда приходит счастье, пытается тут же просить о большем — умный с благодарностью держится и за ту малость, что подарила жизнь. А жизнь крайне редко дарила Райне подарки.
"Спасибо, Магия. Спасибо, Майкл", — ее мечта ожила.
Весело отражал кусочек пейзажа горячий кофе, таяла в руке шоколадка; уже не фыркал при виде сладкого Баал.
— Ну, что, в путь? — деловито поинтересовался Рен, когда кофе был допит, палатки сложены, а пластиковые тарелки вымыты и упакованы обратно.
— В путь.
Вокруг костра валялось такое количество окурков, что Райна, проходя мимо, вновь улыбнулась — он курил, о чем‑то думал, переживал. И это его переживание будто в один момент стерло с ее души, если не всю боль, то точно огромную ее часть.
— Спасибо, Магия, — повторила Райна тихо. — Спасибо.
Едва ли кого‑то удивило, что, когда отряд приблизился ко вчерашнему тупику, закрывающий проход камень исчез, словно и не существовало. Как будто и не был он втиснут между скалами, будто не взирал на них молчаливо и мрачно, будто не гнал обратно к поляне.
Спасибо, Магия.
Ей не портили настроение ни выросшие вокруг скалы, ни безлюдный и дикий пейзаж, ни холодный, снующий между камнями ветер — Райна цвела изнутри. Конечно, когда‑нибудь эйфория схлынет, и воспоминания поблекнут, но до того момента у нее еще есть немного времени — подышать, почувствовать себя невесомой, послушать, как внутри поют свои песни счастливые Райна — ангелы.
Самый лучший день жизни.
В горы лезли долго — где‑то просто шагали, где‑то карабкались, где‑то жались к отвесной стене, чтобы не соскользнуть с узкой тропы в обрыв — помогали друг другу. Когда была возможность, любовались невероятно живописным видом, который открывался отсюда, с высоты птичьего полета. Где‑то там, внизу, стелились луга и холмы, радовали глаз хвойным нарядом зеленые леса, блестели под солнцем ленты рек — простиралась вокруг бесконечная умиротворенная в своей первозданности природа.
Магия.
Наверное, она еще когда‑нибудь вернется сюда. А, может, и нет. Однако точно никогда не забудет эту часть великого похода. Часть красивую, триумфальную, сложную — часть — награду.