Читать интересную книгу Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Диана Гэблдон

Злобный лай был единственным ответом.

Тут за моей спиной послышалось шуршание юбок, и в вестибюль вышла матушка Хильдегард.

– Что происходит? – спросила она, заметив, что я высматриваю что-то. – У нас гости?

– Похоже, у Бутона наметились кое-какие разногласия с моим мужем, – ответила я.

– Не думай, я не намерен мириться со всем этим, – решительно заявил Джейми.

Рука потянулась к броши, скалывающей у плеча складки пледа.

– Один бросок – и ты попался, как… о, bonjour, мадам!

При виде госпожи Хильдегард он тут же перешел на французский.

– Bonjour, месье Фрэзер. – Она склонила голову, как мне показалось, скорее не в приветствии, но чтобы скрыть за складками высокого чепца улыбку. – Вижу, вы уже познакомились с Бутоном. Вы, вероятно, разыскиваете жену?

Эти слова послужили мне своеобразным сигналом, и я вышла из дверей приемной. Мой преданный супруг переводил взгляд с Бутона на дверь, делая, по всей очевидности, вполне определенные выводы.

– И сколько ты простояла там, англичаночка? – холодно спросил он.

– Достаточно долго, – ответила я. – А что бы, интересно, ты с ним сделал, накрыв пледом?

– Швырнул бы в окно, а сам бросился наутек, – ответил он и украдкой покосился на грозно возвышающуюся рядом матушку Хильдегард. – Она, случайно, не понимает по-английски?

– Нет, к счастью для тебя, – ответила я и тут же перешла на французский: – Матушка, позвольте представить вам моего мужа, милорда Брох-Туараха.

– Милорд… – К этому времени матушке Хильдегард удалось побороть приступ смеха, и она приветствовала Джейми с присущей ей величавой сдержанностью. – Нам будет очень не хватать вашей жены, но если вы настаиваете, тогда, конечно…

– Я пришел сюда не за женой, – прервал ее Джейми. – Я пришел познакомиться с вами, матушка.

* * *

Усевшись в кабинете матушки Хильдегард, Джейми выложил на сияющий полировкой стол пачку бумаг. Бутон, не сводивший бдительного взора с незнакомца, улегся рядом, у ног хозяйки, положив морду ей на туфлю, но уши держал навострив, и верхняя губа была у него приподнята – на случай, если хозяйка призовет его на помощь.

Джейми, покосившись на него, предусмотрительно отодвинул ногу от черного принюхивающегося носа.

– Герр Герстман посоветовал мне обратиться к вам, матушка, касательно этих документов.

Он развязал толстый сверток и разгладил бумаги ладонью.

Какое-то время матушка Хильдегард рассматривала Джейми, вопросительно приподняв одну густую бровь, затем перевела взгляд на бумаги и целиком сосредоточилась на них.

– Да? – спросила она наконец, и палец ее пробежал по нотным знакам, которыми были исписаны листки, пробежал легко и трепетно, словно она слышала звуки музыки через одно лишь прикосновение к этим знакам.

Быстрое движение пальца – и листок перевернут, и перед ней уже следующий.

– Что же вам хотелось бы узнать, месье Фрэзер? – спросила она.

– Сам толком не понимаю, матушка, – ответил Джейми, весь подавшись вперед.

Прикоснувшись к черным линиям на бумаге, он слегка постучал по тому месту, где размазались чернила, – видимо, рука нетерпеливого творца перевернула лист прежде, чем они успели высохнуть.

– Но есть в этой музыке что-то странное…

Губы монахини слегка раздвинулись в некоем подобии улыбки.

– Вот как, месье Фрэзер? Однако, насколько я понимаю, – вы уж не обижайтесь, пожалуйста, – музыка для вас – это… нечто вроде замка, к которому не подобран ключ, верно?

Джейми громко расхохотался, и сестра, проходившая мимо по коридору, вздрогнула и обернулась, удивленная столь непривычными для больницы звуками. Там часто бывало шумно, но смех слышался редко.

– Вы весьма тактично охарактеризовали мои способности, матушка. И безусловно, не ошиблись. Услышав ту или иную мелодию, – его палец, куда более длинный и изящный, чем у матушки Хильдегард, постучал по пергаменту с мягким шуршащим звуком, – я не в силах отгадать, откуда она, из «Kyrie Eleison» или «La Dame fait bier», разве что по словам.

Тут настал черед матушки Хильдегард смеяться.

– Да, месье Фрэзер! – воскликнула она. – Ладно, хорошо, что вы хоть слова знаете…

Она взяла листок в руки, расправила его, и я увидела, как слегка набухло ее горло чуть выше воротника, пока она пробегала глазами ноты, словно молча, про себя, напевая их, а нога в огромном ботинке тихо отбивала такт.

Джейми сидел неподвижно, прикрыв здоровой ладонью искалеченную, и молча наблюдал за ней. Темно-синие глаза смотрели сосредоточенно, похоже, он вовсе не замечал шума, доносившегося из глубины помещения, где кричали больные, перекликались няньки и санитары и вскрикивали от ужаса и печали посетители, навещающие своих близких, а под древними каменными сводами потолка эхом отдавался лязг металлических инструментов. Ни Джейми, ни матушка Хильдегард этого не замечали.

Наконец она подняла на Джейми глаза. Они сверкали, и она вдруг сделалась похожей на молоденькую девушку.

– Кажется, вы правы, – кивнула она. – Сейчас у меня нет времени как следует поразмышлять над всем этим, – она покосилась в сторону двери, в темном проеме которой мелькнула фигура санитара, тащившего мешок с корпией, – но здесь действительно есть что-то странное.

Она сложила листки бумаги на столе в аккуратную стопку.

– Очень странное, – добавила она.

– Как бы там ни было, матушка, но не могли бы вы, обладая вашим даром, все же разъяснить, в чем тут фокус. Да, это сложно, я полагаю, это некий шифр, а язык, на котором составлено послание, английский, в то время как текст песен написан по-немецки.

Матушка Хильдегард издала тихий удивленный возглас:

– По-английски? Вы уверены?

Джейми покачал головой:

– Нет, далеко не уверен, а всего лишь предполагаю. По одной причине: песня прислана из Англии.

– Что ж, месье, – она слегка приподняла бровь, – ваша жена говорит по-английски. Полагаю, вы готовы пожертвовать ее обществом, если она согласится помочь мне сделать для вас это маленькое одолжение.

Джейми смотрел на нее с полуулыбкой на лице. Затем перевел взгляд вниз, к ногам, где расположился Бутон. Бакенбарды пса дрожали от еле сдерживаемого рычания.

– Предлагаю вам сделку, матушка, – сказал он. – Если ваша собачка не откусит мне задницу, когда я буду выходить отсюда, моя жена в полном вашем распоряжении.

* * *

Итак, в тот вечер, вместо того чтобы отправиться домой на улицу Тремулен, я поужинала с сестрами в монастырской трапезной за длинным столом и вернулась в личные покои матушки Хильдегард.

У настоятельницы было три комнаты. Первая обставлена как гостиная, достаточно роскошно – ведь именно здесь она принимала своих официальных гостей. Вторая же просто потрясла меня, очевидно, потому, что я не ожидала увидеть ничего подобного. Сперва показалось, что обстановка этого небольшого помещения состоит всего лишь из одного предмета – огромного клавесина из блестящего, прекрасно отполированного орехового дерева, верх и крышка которого над клавишами из слоновой кости были украшены ручной росписью в виде мелких цветочков на изящно изогнутой лозе.

Осмотревшись по сторонам, я обнаружила в комнате и другие предметы, в том числе книжные полки, целиком занимающие одну из стен и забитые трудами по музыковедению, а также нотами, подобными тем, что матушка Хильдегард поставила сейчас на пюпитр клавесина.

Жестом она пригласила меня присесть в кресло, стоявшее возле маленького секретера у стены.

– Там есть бумага и чернила, миледи, – сказала она. – Теперь посмотрим, что может поведать нам этот маленький музыкальный отрывок.

Ноты были записаны на толстом пергаменте, линии четко расчерчивали бумагу. Сами ноты, ключи и знаки пауз были выписаны с невероятным тщанием; по всей видимости, перед нами был окончательный, беловой вариант. В верхней части листа красовалось название: «Lied des Landes», или, в переводе с немецкого, «Сельская песня».

– Название, как видите, предполагает нечто простое, незамысловатое, – сказала матушка Хильдегард, уткнув длинный костлявый палец в страницу. – А форма композиции совсем иная. Вы умеете читать ноты?

Крупная правая рука с коротко подстриженными ногтями и утолщенными суставами неожиданно нежно коснулась клавиш.

Перегнувшись через ее плечо, я пропела три первые строчки отрывка, стараясь как можно правильнее произносить немецкие слова. Она перестала играть и обернулась ко мне:

– Это основная мелодия. Она повторяется в вариациях, но каких вариациях!.. И знаете, это напомнило мне кое о ком. Об одном маленьком старичке немце по имени Бах, он иногда посылает мне свои сочинения.

Она небрежно махнула рукой в сторону полок с рукописями.

– Он называет их изобретениями; надо сказать, они действительно весьма изобретательны, одновременно наигрываются как бы сразу три вариации, переплетаясь между собой. А это, – и она бросила взгляд на нотный листок на пюпитре, – напоминает неуклюжую имитацию одного из его произведений. Я даже готова поклясться…